Мона Лиза Овердрайв - Гибсон Уильям - Страница 19

• Предыдущая
• 19/66
• Следующая

– Черри?

Стучась под взглядом Джентри в собственную дверь, Слик чувствовал себя ужасно нелепо. Бам, бам. Никакого ответа. Открыл дверь. Рассеянный свет. Это Черри повесила абажур на одну из лампочек – накрыла ее конусом из желтого факса, примотав бумагу стальной проволокой. Другие две девушка вывернула. Самой ее в помещении не было.

Носилки, однако, были на месте. Их обитатель все так же лежал завернутый в синий нейлоновый мешок. Оно поедает его, подумал Слик, глядя на нагромождение оборудования жизнеобеспечения – какие-то трубки, баллоны с жидкостью. Нет, сказал он самому себе, оно не дает ему помереть, как в больнице. Но тягостное впечатление не исчезало: что, если оно высасывает его по капле и будет сосать, пока не высосет досуха? Слик вспомнил Пташкину болтовню о вампирах.

– Да уж, – прокаркал Джентри, огибая его, чтобы встать у изножья носилок, – странные у тебя знакомые, Слик Генри...

Джентри обошел носилки, осторожно держась на расстоянии метра от застывшей фигуры.

– Джентри, может, тебе лучше подняться наверх? Дерм... Наверное, ты слишком много принял.

– Правда? – Джентри склонил голову набок, в глазах у него метались желтые огоньки. Он подмигнул. – Почему ты так думаешь?

– Ну... – Слик помедлил. – Ты не такой, как всегда. Я хочу сказать, не такой, как был раньше.

– Ты думаешь, меня понесло, а, Слик?

– Да.

– А мне по кайфу, когда меня несет.

– Что-то я не вижу, чтобы ты улыбался, – сказала от двери Черри.

– Это Джентри, Черри. Фабрика – вроде как его дом. Черри из Кливленда...

Но в руке у Джентри откуда-то возник тонкий черный фонарик, и ковбой принялся изучать сетку тродов, покрывавшую лоб спящего. Потом он выпрямился, луч упал на немаркированный модуль и снова метну лея вниз, чтобы пройтись по черному кабелю к сетке тродов.

– Кливленд, – наконец проговорил Джентри, как будто это было слово, которое он когда-то слышал во сне. – Интересно... – Он снова поднял фонарь и наклонился, чтобы получше рассмотреть то место, где кабель уходил в модуль. – И Черри... Черри, он кто?

Луч уперся в изнуренное, раздражающе заурядное лицо.

– Не знаю, – ответила Черри. – Не свети ему в глаза. Можешь сбить ему REM или еще что.

– А это? – Он осветил толстую серую пластину.

– “Эл-Эф”, “низкочастотник”. Так говорил Малыш. Парня он называл Графом, а эту штуку – “Эл-Эф”.

Она запустила руку под куртку, чтобы почесаться.

– Ну тогда...

Фонарик щелкнул, и луч погас. Джентри повернул к ним лицо, в его глазах ярким светом горел пламень одержимости – интересно, это дерм Малыша так по нему вдарил, что ли? – совсем глючный стал. Слику вдруг показалось, что Образ должен быть прямо тут, пылает сквозь лоб Джентри всем напоказ, разве что только сам Джентри его не видит.

– ...это должно быть именно тем, чем и должно быть...

она проснулась, когда самолет зашел на посадку.

Прайор, кивая, слушал Эдди, вспыхивал на каждом кивке своей прямоугольной улыбкой. Возникало впечатление, как будто улыбка всегда была на лице, просто пряталась за бородой. Прайор успел переодеться, значит, его чемодан был в самолете. Теперь на нем был неприметный серый деловой костюм и галстук в косую полоску Он стал похож на тех лохов, на которых Эдди натаскивал ее в Кливленде, разве что сидел костюм по-другому.

Она однажды видела, как лох примеривает костюм – тот мужик, что возил ее в гостиницу “Холидей Инн”. Примерочная магазина примыкала к вестибюлю гостиницы. Лох стоял посреди комнаты в одном белье, весь в квадратах голубого света, и рассматривал свое изображение на трех больших экранах. На экранах не видно было голубых линий, поскольку на каждой голограмме лох был в другом костюме. Моне пришлось прикусить язык, чтобы не рассмеяться; система была снабжена косметологической программой: на каждом экране клиент выглядел иначе, чуть вытягивалось лицо или делался тверже подбородок – лох же вроде ничего такого не замечал. Потом он выбрал костюм, влез в тот, в котором пришел, – на том все и кончилось.

Эдди что-то объяснял Прайору, какой-то узловой момент в “архитектуре” очередной своей аферы. Мона научилась отключаться от содержания его речей, но сам голос все же до нее доходил. Эдди всегда разглагольствовал так, будто твердо знал, что никому не понять всех уловок, которыми он так гордится, поэтому говорил он медленно и доходчиво, как разговаривают с маленькими детьми, и к тому же понижал голос, чтобы создать видимость доверительности. Прайора это, похоже, не беспокоило. А потом Моне показалось, что Прайору вообще плевать, что там болтает Эдди.

Зевнув, девушка потянулась. Самолет дважды подскочил на бетоне посадочной полосы, развернулся и сбавил ход. Эдди не переставал трепаться.

– Нас ждет машина, – перебил его Прайор.

– А куда вы нас везете? – спросила Мона, не обратив внимания на гримасу Эдди.

Прайор улыбнулся своей картонной улыбкой.

– В нашу гостиницу. – Он расстегнул ремень. – Мы пробудем там несколько дней. Боюсь, большую часть времени тебе придется провести в своем номере.

– Заметано, – сказал Эдди, как будто то, что ей придется сидеть в четырех стенах, было его идеей.

– Ты любишь стимы, Мона? – спросил Прайор, по-прежнему улыбаясь.

– Конечно, – ответила она. – Кто ж не любит?

– А у тебя есть любимые записи, Мона? Есть любимая звезда?

– Энджи, – несколько ошарашенно сказала она. – Кто же еще?

Улыбка стала чуть шире.

– Хорошо. Мы достанем тебе все ее последние записи.

Вселенная Моны состояла, по большей части, из мест и предметов, где она физически никогда не бывала или которые сама никогда не видела. Аэродром северного Муравейника в стимах не имел запаха. Его подредактировали, решила она, точно так же, как у Энджи никогда не бывает ни месячных, ни головной боли. Но как же тут воняет! Как в Кливленде, даже хуже. Когда они только-только сходили с самолета, Мона было подумала, что это просто запах аэропорта, но стоило им выйти из машины, чтобы пройти несколько метров до входа в гостиницу, вонь лишь усилилась. К тому же на улице было адски холодно, ледяной ветер кусал ее за голые лодыжки.

Вестибюль отеля показался ей гораздо просторнее, чем в “Холидей Инн”, хотя само здание было более старым. В вестибюле толпилось народу больше, чем в любом стиме, но повсюду – чистые синие ковры. Прайор оставил ее ждать у рекламы орбитального курорта, пока они с Эдди отошли к длинной черной стойке поговорить с женщиной с медной именной табличкой на груди– Мона чувствовала себя глупо в белом пластиковом дождевике, который Прайор заставил ее надеть, как будто думал, что ее прикид недостаточно хорош для этого места. Примерно треть толпы состояла из япошек, которых она посчитала туристами. У всех, похоже, было при себе какое-нибудь записывающее снаряжение: видео-, голо-, а у нескольких на поясе даже симстим-модули, – но в остальном они совсем не были похожи на денежные мешки. А она-то думала, что у всех японцев полно денег. Наверное, они просто ловчат, скрывают, решила она.

Мона увидела, как англичанин отправил женщине через стойку кредитный чип. Женщина взяла чип и пропустила его через металлическую прорезь.

Прайор положил ее сумку на кровать, широкий пласт бежевого темперлона, и коснулся панели на стене, после чего справа разошлись портьеры.

– Здесь, конечно, не “Риц”, – сказал он, – но мы постараемся, чтобы тебе было удобно.

В ответ Мона только что-то уклончиво пробормотала. “Риц” – так называлась котлетная в Кливленде, и она не поняла, какое отношение эта забегаловка может иметь ко всему происходящему.

– Взгляни, – сказал он, – твоя любимица. В обитое плюшем изголовье кровати оказался встроен стим-модуль, а рядом – небольшая полочка с набором тродов в пластиковой упаковке и штук пять кассет.

– Тут все новые стимы Энджи.

• Предыдущая
• 19/66
• Следующая