Дело, которому ты служишь - Герман Юрий Павлович - Страница 81

• Предыдущая
• 81/85
• Следующая

– Актив, пассив! – сердито буркнул доктор Вася.

Старик досказал: старший Мунг-Во не смог даже войти в юрту и только успел приказать, чтобы на шесте над юртой подняли черный флаг, тряпку, – в степи люди знают: если над юртой черная тряпка – значит, здесь смерть. И никому нельзя подходить близко.

– Спросите у гражданина: он находился в контакте с заболевшими? – приказала Софья Ивановна Туш. Туш не поняла.

– Он только видел черный флаг или там был, на месте, в юрте? – пояснил Вася.

Старик усмехнулся: нет, он достаточно умный, чтобы и близко не подходить к тарбаганьей болезни. Тогда, много лет назад, у него умерли все родственники, и он хорошо знает, что это за болезнь.

Утром старший Мунг-Во стал плеваться кровью. А через несколько дней над всем кочевьем уже развевались черные тряпки – тарбаганья болезнь ворвалась в Джаван-Илир. Старик оседлал жеребца и приехал сюда, к великому советскому шаману. Про него ходят разные хорошие рассказы. Если русский шаман действительно так велик, как болтают люди, пусть он поможет. А если нет – пусть сразу скажет, и его не будут больше беспокоить.

– Любишь кататься – люби и саночки возить! – заметила Софья Ивановна и ушла в больницу.

Володя велел Туш перевести старику, что сам он пока ничего сделать не может, но постарается вызвать много докторов, целый отряд, которые, конечно, помогут. И, отдав Васе и Туш распоряжение насчет изоляции старика, пошел к правителю провинции Кхара – Здабе.

Устименко правитель принял сухо. Совсем недалеко пролегала граница, за которой благоденствовал губернатор Страны солнца. Если Гитлер сожрет Россию, Страна солнца оккупирует Кхару, и тогда правителю припомнят его отношения с советским врачом. Поэтому Здаба даже не пригласил Володю сесть. Но, едва услышав о тарбаганьей болезни, правитель изменился. Он закричал, чтобы Володе подали чаю, и велел своему секретарю немедленно соединиться по телефону с департаментом здравия. В департаменте никто не отвечал, и Володя, воспользовавшись этим, посоветовал звонить домой к Тод-Жину.

К счастью, к величайшему счастью, Тод-Жин взял трубку, и Володя сам рассказал ему о всем случившемся в районе Джаван-Илир. В трубке щелкало и шипело. Тод-Жин молчал.

– Обратитесь за помощью в противоэпидемическое управление, в Москву, – сказал Володя. – Вам помогут.

– Война! – произнес Тод-Жин.

– Помогут! – повторил Володя. – Непременно помогут! Я ручаюсь, слышите, товарищ Тод Жин? Там умные люди, они понимают, какое бедствие постигло вашу республику, они непременно помогут.

– Хорошо, так, да, – задумчиво и медленно произнес Тод-Жин и велел передать трубку правителю.

Через четверть часа правитель приказал командиру гарнизона – сухонькому и седенькому поручику – выставить кордоны, с тем чтобы никто не выходил и не входил в район Джаван-Илир. Поручик слушал молча, щелкая каблуками, прикладывая руку к длинному козырьку белой с серебром фуражки. А в заднем дворе дома правителя в это время грузили верблюдов, лошадей, арбы, плакали женщины – дочери, жены сыновей, жена самого правителя: страшно было бежать в горы отсюда, из дворца в целых шесть комнат, не считая двух зимних юрт во дворе.

Ночью Володя получил телеграмму – длинную, на нескольких бланках. Тод-Жин извещал, что Москва помогла, самолеты с медикаментами, медицинским оборудованием и врачами уже вылетели. Во главе экспедиции профессор Баринов. Сам Тод-Жин с секретарем ЦК Трудовой партии прилетит завтра. Дальше были инструкции и советы Володе, переданные Бариновым с борта самолета.

Читая и перечитывая молнию, Устименко слышал, как в соседней комнате Софья Ивановна учила Туш способу надевания противочумного костюма.

– Да, я знаю, это скучно, – своим тягучим голосом говорила Солдатенкова, – но меры личной профилактики играют очень большую роль в нашей работе. Ничего героического нет в том, чтобы заразиться чумой и погибнуть из-за собственной неряшливости. Сначала надевают комбинезон, видите? Тесемки штанов нужно завязывать плотно...

– От блох? – тоненько спросила Туш.

– Блохи грызунов после гибели своих хозяев покидают их трупы и гнезда, – как по писаному продолжала Солдатенкова. – Так называемые свободные блохи охотно переселяются на людей. Теперь смотрите, товарищ Туш, нижний край капюшона надо заправить под воротник комбинезона. И, наконец, респиратор. Пространство по сторонам носа заполняется ватой – комочками...

Волвдя вышел в коридор, тихонько постучался к Солдатенковой. Обе – и Софья Ивановна, и Туш – стояли посередине комнаты в противочумных комбинезонах.

– Это как же понять? – спросил Устименко.

– Я ведь по специальности эпидемиолог, – сказала Софья Ивановна. – И вот родилась мысль: выехать нам с Туш на место, произвести вскрытие, разобраться накоротке. Оказать помощь. Костюмы есть, микроскопом мы располагаем, лизол, карболка, сулема наличествуют. Конечно, вы главврач, но я предполагаю...

– Поезжайте! – сказал Устименко.

– Наверное, нужно командировочное удостоверение? – спросила Солдатенкова.

– Нет, Софья Ивановна, не нужно. Там некому его предъявлять.

– Какая дичь! – пожала плечами Солдатенкова. – Прямо средневековье. Феодализм. Я предполагала провести собеседование с санитарным активом, вообще наметила ряд мероприятий.

В дверь просунулся сонный Вася, спросил:

– Может быть, и мне поехать?

– Для чего? – спросила Солдатенкова. – С захоронением вскрытого трупа мы справимся вдвоем. А костюмов у нас только два. И оголять больницу мы не имеем права. И вообще это нецелесообразно. Всегда следует поступать целесообразно, а нецелесообразно поступать не нужно. Кстати, сюда до окончания всей этой истории я, разумеется, не вернусь. Искать нас, наверное, вам придется в районе Мунг-Во...

Перед отъездом Солдатенкова принесла Володе письмо и сказала:

– Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, перешлите пакет моей дочери. Она у меня единственная. Ее отец нас оставил, у него теперь другая семья, а мы с Нусей одни. Но это ничего! Брак должен строиться на взаимной любви; если же таковой нет, это не брак. До свидания, Владимир Афанасьевич.

И они уехали – маленькая, худенькая, черненькая Туш и увесистая Софья Ивановна, – уехали верхами, а за ними тянулись навьюченные лошади с палатками, гидропультом, лопатами, медикаментами, продовольствием в особых, герметических банках. На прощанье Солдатенкова сказала:

– И проследите, пожалуйста, Владимир Афанасьевич, за тем, что вы называете канцелярщиной. Я только-только наладила немного это дело, и вот пришлось срочно бросать...

– А? – спросил Володя у Васи, когда маленький караван исчез из виду.

– Никогда не ожидал! – воскликнул доктор Вася.

Под вечер население Кхары увидело первый самолет, очень похожий на ту машину, на которой когда-то прилетел в свой родной город Володин покойный отец Афанасий Петрович. Аэродрома здесь не было, и самолет долго выбирал себе посадочную площадку, мотор гудел, как казалось Володе, тревожно-вопросительно, машина несколько раз совсем приближалась к земле, потом вновь набирала высоту.

Наконец они сели.

Их было трое в самолете – курносый летчик, совсем молодой, с белым чубчиком выгоревших волос на лбу, Тод-Жин и секретарь ЦК Трудовой партии – стриженый ежиком, крупный, лет пятидесяти человек. Правителю провинции секретарь ЦК руку не дал, отошел с ним в сторону и там заговорил глухо, с бешенством. Здаба что-то попискивал, кланялся, Тод-Жин жестко сказал Володе:

– Сейчас товарищ секретарь ЦК сам будет здесь работать. Это замечательный товарищ, они держали его много лет в цепях и в деревянной клетке, да, так. Его очень знает народ, ему верят люди труда, а эти его боятся. Пусть.

Секретарь ЦК сел верхом и поехал с поручиком осматривать кордоны. При свете факелов жители Кхары всю ночь готовили аэродром для тех тяжелых транспортных самолетов, которые уже много часов и днем, и звездной ночью летели из Саратова для того, чтобы остановить черную смерть. Летчик с чубчиком Паша на рассвете ел жареную курицу, запивал ее холодным молоком и спрашивал у Володи:

• Предыдущая
• 81/85
• Следующая