Лучший из миров (сборник НФ 1964 г.) - Вылчев Иван - Страница 16

— Оставь мои кисти в покое, — рассердился Захарий, отходя от пульта. — Они и так уже утонули в пыли.

Я понял, что задел его за живое, но, не показав виду, продолжал:

— От испытательной камеры нас отделяют слои свинца и бетона толщиною по нескольку метров. Но все, что в ней происходит, мы можем наблюдать на телевизионном экране.

Такими были мои последние объяснения. Пора было начинать "экзаменовать" Кио. Я соединился с дистанционным пунктом, а когда увидел, что там все готово, включил оператор в цепь управления. И опыт начался, но не так, как я ожидал. Сначала Кио повысил напряжение ускорительного поля, а потом начал без конца то увеличивать, то уменьшать его силу, — очевидно, в поисках наиболее выгодного рабочего режима. Постепенно в этих колебаниях начала ощущаться какая-то закономерность. Через несколько минут они превратились в ритм, который становился все более мощным. Я был настороже, но не вмешивался. Кио продолжал пробуждать всю огромную мощь, скрытую в ускорителе. Телевизионный экран камеры оставался пустым, но приборы показывали, что энергия заряженных частиц гораздо выше предвиденной. Это было совсем неожиданно и… опасно!

Вскоре в камере начали происходить странные явления. Появилось светло-синее сияние, потом исчезло, сменившись маленькими блуждающими огоньками. Время от времени огоньки разрастались, приобретая необычные очертания, потом полностью исчезали. Из ускорительных камер доносилось мощное гудение, и все здание сотрясалось от сильной вибрации… Может быть, сейчас нужно прервать опыт? Но я смутно чувствовал, что Кио нашел что-то новое, какой-то резонансный режим ускорения, и хотел дать ему возможность исследовать этот режим до конца. В дистанционном пункте управления мои сотрудники следят за опытом. Автоматы записывают все. Ни одна мелочь нашего эксперимента не затеряется, и мне хотелось довести его до конца. Поэтому, когда Кио подал сигнал "Попал в неустановленный режим", я не вмешался. Не прервал опыта. Кио тоже не пожелал прервать его. И тогда в камере снова появилось синее сияние. Вскоре оно сгустилось в блестящий шарик, он начал медленно расти. Когда шар прикоснулся к стенам камеры, они мгновенно разлетелись на тысячи мелких осколков. Потом шар погрузился в толщу свинцовой стены и окутался облаком желтоватого пара…

Последним, что я помню, был треск бетонной стены зала. Огромный обломок бетона оторвался и полетел на меня. Потом наступил мрак…

Как это произошло?.. Нужно припомнить! Вспомнить все! Что было сначала? Может быть, эти юноши из спасательной группы?.. Но до них было что-то другое!.. Виктор?..

Он никогда не мог отказать мне. Не мог и сейчас… Успокоенный, он стоял у пульта, и для меня было подлинным наслаждением следить за его тонкой, подвижной фигурой, за ловкими движениями его рук. В такие минуты он становился совсем другим — упрямым и гибким, как стальная пружина.

Потом начался опыт, и все произошло очень быстро. Я чувствовал — что-то не в порядке. Неясная вибрация в стенах зала, напряженная поза Виктора, его неестественно блестящие глаза — все подсказывало мне, что происходит нечто необычное. И, несмотря на это, когда от стены отвалился огромный кусок бетона и в пролом вплыл блестящий шар, я был совершенно не подготовлен к тому, что случилось в последующие несколько секунд. Огромная глыба обрушилась на пульт, и Виктор рухнул наземь… Свет в зале погас, завыла сирена… Я ощупью направился туда, где лежал Виктор, но не успел дойти. Передо мной вырос шар, окруженный синеватым сиянием, Он слегка покачивался в воздухе и, описывая плавные зигзаги, постепенно приближался ко мне. Я пополз по полу, но шар следовал за мной… Сколько времени продолжалась эта странная погоня? И вдруг в плечо мне впилось что-то острое. Я ощупал окружающие предметы и понял, что нахожусь у разрушенного пульта. Тут я запутался в порванных проводах, шар настиг меня… и прикоснулся к моей груди…

Я тотчас же потерял сознание…

…Я очнулся и увидел, что лежу на какой-то зеленоватой стекловидной поверхности. Меня сковывало необъяснимое безволие. Хотелось спать и ни о чем не думать. И в то же время какая-то чужая воля приказывала мне встать и идти против ветра. "Тут нет ветра", — подумал я и огляделся кругом. Меня окружала унылая, бескрайняя равнина, покрытая белыми, как снег, кристалликами. "Но это не снег, — подумал я снова, — это что-то другое". Низко над головой, гонимые ветром, пролетали густые оранжевые тучи. Стекловидная лента, на которой я лежал, пересекала равнину и терялась за горизонтом. Я не спрашивал, почему очутился здесь. Для меня не существовало ничего, кроме чужой воли, приказывавшей мне идти против ветра. Я попытался встать, но грудь пронзила острая боль… В моем помутившемся сознании начали вставать какие-то странные картины…

Сначала я увидел блестящую ленту шоссе. Потом над нею появилось серое облачко. Оно начало расти, сгущаться, принимать очертания человека… И это был я, распростертый на гладкой поверхности шоссе!

Потом картина изменилась. Появилась огромная комната, полная приборов. Перед пультами управления, у подножья большого фосфоресцирующего экрана, стояли трое взволнованных чем-то молодых людей. На экране перед ними снова виднелись шоссе и моя фигура, беспомощно лежавшая на нем. Вдруг на экране появился старик со сморщенным лицом. Он долго вглядывался в меня своими необыкновенно умными глазами… Потом широким жестом указал в глубину экрана. И там, куда указывала его рука, появились прекрасные города из синеватого металла. Над обширными площадями высились решетчатые башни, в воздухе носились летательные аппараты, раскрывался какой-то неведомый мне мир… Но это продолжалось недолго. Я чувствовал себя все хуже, алая пелена начинала закрывать мне глаза. Последним, что я видел, был старик, протягивавший ко мне руки жестом прощания. Потом я утонул в какой-то глубине, и все покрылось густым мраком…

Позже я почувствовал, что меня грубо трясут. Я открыл глаза и увидел склонившиеся надо мной странные фигуры в пластикатовых скафандрах.

— Товарищ капитан, — прогремела одна из них, — перережьте этот провод, и тогда нам будет легко вытащить его.

Я услышал легкий металлический треск, потом меня сильно дернули, и я снова потерял сознание.

Они лежали на траве, каждый ждал, чтобы заговорил другой.

На соседней аллее похрустывал песок под ногами отдыхающих, совершавших свою утреннюю прогулку. Сквозь нависшие ветви дуба, под которым лежали друзья, белело огромное здание санатория. Десять дней назад их отправили сюда для окончательного выздоровления. До сих пор они разговаривали только о незначительных мелочах. Сейчас каждый ждал, чтобы другой начал первым.

— Виктор…

— Слушаю.

Захарий вытащил свою длинную восточную трубку — верный признак волнения — и закурил. Потом начал рассказывать. Сначала он был смущен и неуверен, но постепенно голос его окреп, стал твердым и спокойным.

"Вот так бред, — подумал Виктор, когда Захарий умолк. — Нужно предупредить врача".

Захарий напряженно ждал, но Виктор не хотел спорить и хранил молчание.

— Молчанием ты не отделаешься. Я хочу знать твое мнение.

— Это глупости.

— Ты скоро передумаешь… Но сначала скажи мне, что это был за шар, который мы оба видели и который бросил нас обоих в санаторий?

— Не знаю пока. Данные опыта еще не обработаны. Может быть, это было облако ионизированного газа, а может быть, что-нибудь другое.

— Может быть, что-нибудь другое? Я не забуду эти слова… Не мне напоминать тебе гипотезу Дирака о природе абсолютного вакуума. Дирак говорит, что вакуум — это безграничный "океан", наполненный материальными частицами, которые обладают отрицательной массой и отрицательной энергией. Когда физики научились наносить по вакууму достаточно сильные удары, они начали "выбивать" из него все известные до сих пор античастицы: позитроны, антипротоны, антинейтроны и прочие. В этом ты согласен со мной?