Пикирующий глиссер - Стрельцов Иван Захарович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/18
- Следующая
– Что ты имеешь в виду, Кела? – протирая ладонью горлышко бутылки, спросил второй мужчина, небритый крепыш в расстегнутой маскировочной куртке, из-под которой выглядывал водолазный свитер грубой вязки, Валерий Лацюк, которого со школьной скамьи друзья окрестили Лоцманом.
Кела, он же Николай Норкин, тяжело вздохнул и пояснил:
– Говорю, зимы вроде и не было в нашем понятии, а весна все равно не наступает.
– Не бойся, братуха, наступит, – вмешался в разговор третий из компании молодой человек. Утонченные черты лица, тонкие музыкальные пальцы выдавали в нем потомственного интеллигента. Олег Серафимов, сын научных работников, уже давно для друзей стал Семафором. Самый эрудированный из всей компании, он был ходячей энциклопедией. – Балканы – южное подбрюшье Европы, как в свое время говорил Уинстон Черчилль. Так что весна здесь наступает внезапно, а за ней сразу же жаркое лето.
– А по-моему, жарко здесь будет еще до лета, – опуская к ногам выскобленную банку, произнес Лацюк. Сразу стало тихо, только было слышно, как в костре потрескивают сырые дрова. Сейчас все четверо думали об одном и том же.
На участок их отряда мусульмане перебросили бригаду «Воинов пророка», состоящую из арабских наемников. Тысяча отборных головорезов была главным убойным козырем боснийского правительства. Здесь, на мусульмано-сербском фронте, о «Воинах пророка» ходили жуткие истории, леденящие кровь.
– Раньше десятого числа наступления не будет, – уверенным тоном неожиданно проговорил Славко. Пятнадцатилетний парнишка был выходцем из здешних мест; прибившись к отряду сербских четников, он стал их проводником, водящим разведчиков за линию фронта. Да и сам неоднократно углублялся в тыл мусульманских войск.
Несмотря на то, что Славко был сербом, он в отряде предпочитал дружить с русскими. Эти парни ему импонировали своей веселостью на привалах и отчаянной храбростью в бою.
– А чего ты решил, сынку, что наступать «духи» будут после десятого? – настороженно скосил на него глаза Семафор.
– Так у них десятого получка, – ломаным баском буднично произнес юноша. – Я когда был в Цареве, слышал разговор двух «турок», так один другому сказал, что арабам десятого числа выплачивают жалованье, которое они тут же отправляют домой, семьям… Ведь война для них всего лишь работа, – философски заметил Славко.
«Турками» в Боснии называли мусульман, с которыми воевали сербы, тем самым напоминая, кому обязаны южные славяне, сменившие веру.
– А ты, Славко, хорошо знаешь этот Царев? – спросил Лоцман, вытирая свой нож о штанину.
– Очень хорошо знаю. Родился там и долгое время жил. Каждую улицу, каждый закоулок знаю, как квартиру свою.
– Ясно, – непонятно чему ухмыльнулся Лоцман и с громким щелчком вогнал свой нож в чехол. Потом подмигнул Славко и спросил: – Ну, что, братишка, перекусил?
– Ага, – радостно оскалился подросток, пряча в голенище ботинка вылизанную до блеска металлическую ложку.
– Тогда подмени Семена Дудикова, пусть парень заморит червячка, – попросил парнишку Лоцман.
– Хорошо, без вопросов. А автомат он мне даст?
– Ишь ты, какой скорый. Бери мой, – Валерий, ухватив за насадку для подствольных гранат автомат, протянул Славко. Тот с готовностью ухватился за цевье и тут же растворился в темноте.
– Ты что задумал, Лоцман? – поинтересовался наблюдавший за ним Семафор.
– А чего он задумал? – не понял Николай Норкин, крепкий, как молодой дуб, он особой сообразительностью не отличался.
– Да вот пацаненок навел на мысль, – начал издалека Валерий Лацюк. Он достал из нагрудного кармана куртки пачку дешевых югославских сигарет, зажал между зубами мундштук, потом выбрал тлеющую головешку и прикурил. – Мы здесь почти год. Двадцать дойчмарок, что получаем у югов, не хватает даже на самый дешевый табак. А «турки», между прочим, платят своим арабским ландскнехтам по «штуке», причем баксов, как рассказывал Славко.
– Так ты что, решил переметнуться к обрезанным? – Лицо Норкина исказила злобная гримаса, шрам на его лице, оставленный шальным осколком, налился кровью, став фиолетового цвета.
– Вряд ли кто из мусульман согласится на таких наемников, как мы, – покачал головой Лоцман.
– Что, надоело быть «солдатом удачи», решил попробовать себя в роли «джентльмена удачи»? – насмешливо поинтересовался Олег Серафимов.
– Игра стоит свеч, – невозмутимо парировал Лацюк.
– Это чего вы тут задумали? – Недовольный Норкин сложил руки в «замок» и демонстративно громко хрустнул суставами.
Ответить Валерий не успел, возле костра появился четвертый боец их команды, Семен Дудиков. Широко улыбнувшись, он спросил:
– Что за шум, а драки нет?
– Тебя ждали, – не глянув в его сторону, проворчал Николай Норкин.
– То есть? – не понял Дудиков.
– Разговор наметился серьезный, – сухо произнес Лоцман, его окурок полетел в костер…
Их было четверо и, как сказал Олег Серафимов, новая версия классики приключений, проще говоря «Три лейтенанта и старшина».
До недавнего времени все они служили в ГОВД приморского города Комсомольска. Трое лейтенантов – Лацюк, Серафимов и Норкин – попали в ГОВД с одного курса школы милиции.
Семен Дудиков был старшим экипажа патрульно-постовой службы. Бывший старший сержант разведки ВДВ, здесь он чувствовал себя на своем месте и был грозой местной пьяни и блатоты.
Дружеские отношения между ними зародились сами собой, скорее основанные на близости интересов, все служили срочную, занимались спортом, любили попеть песни под гитару и не гнушались рюмку опрокинуть в теплой компании.
Пылающая на территории бывшей Югославии война была частой темой для обсуждения, особенно после хороших возлияний. В конце концов именно этот огонь поджег бикфордов шнур, заставивший решиться четверых крепких парней отправиться добровольцами на Балканы.
Военная романтика была лишь ширмой, прикрывающей философию этого поступка. Цитата из знаменитой песни «я хату покинул, пошел воевать…» уже давно утратила свою магическую силу, теперь на войну каждый ехал, чтобы решить свою проблему.
Четверо друзей, отслужившие два года срочной, где судьба им не дала понюхать пороха в «горячих точках», уволились из рядов милиции, которая в зарождающемся капиталистическом обществе если не прогибалась перед упырями в спортивных костюмах, называвших себя «братва», то по крайней мере старалась с ними не связываться.
Война в Боснии должна была стать тем горнилом, которое закалит их как бойцов, так считали три лейтенанта и старшина.
На самом деле война здесь оказалась совсем не такой, как этого ожидали волонтеры, а напоминала сражения гражданской, где непонятно, кто наступает, кто обороняется.
За девять месяцев войны они побывали в десятке отрядов русских добровольцев, воевавших в Боснии, которых здесь называли командами. Пришлось пообщаться и с простыми искателями приключений, казаками, монархистами, националистами и даже анархистами. У каждого была своя идея, бросившая его в пекло войны. Но все эти Аники-воины на передовой долго не задерживались, максимум два-три месяца.
Ментовские коммандос продержались дольше всех, меняя участки фронта, подразделения, они тем не менее как кусок металла держались единым целым и в бою и на отдыхе, и за это судьба их, наверно, берегла. Почти за год ни один из бывших милиционеров не был ни тяжело ранен, ни контужен. Хотя рейдов в тыл «турок» и боевых поисков было больше, чем пальцев на руках и ногах, вместе взятых.
– Ну, так о чем базарить будем? – сделав добрый глоток ракии, спросил Семен, вытащил из ножен широкий клинок трофейного кинжала, на котором какой-то умник вытравил на кириллице «Аллах Акбар», и ловко вскрыл консервированную тушенку.
– О наступлении «духов» слышал? – спросил Лацюк.
– По-моему, о штурме нашего участка разве только глухой не слышал, да и то догадался бы по губам, – хмыкнул Дудиков с набитым консервированным мясом ртом. – Говорят, целую дивизию арабских евнухов против нас выставили.
- Предыдущая
- 8/18
- Следующая
