Песнь Хомейны - Роберсон Дженнифер - Страница 59

Когда Финн взглянул на Электру, ею лицо странно изменилось, на нем застыло потрясенное выражение, словно Чэйсули внезапно понял, что значит носить ребенка — и, одновременно, что значит быть его отцом Он вдруг увидел Электру другими глазами — так он еще никогда не смотрел на нее. В эти девять месяцев я часто видел, как они смотрят друг на друга — словно через стену, с суровой настороженностью, почти враждебностью. Но теперь, когда он опустился рядом с ее ложем на колени, я видел, как в его глазах просыпается изумление.

Вся гордость Электры исчезла. Финн видел перед собой просто женщину — не мэйху Айлини, не заносчивую Солиндскую принцессу, не Королеву Хомейны, ставшую супругой его сюзерена. И, глядя на него, я понял вдруг, что совершил роковую ошибку.

Я хотел было отослать его прочь. Но он уже взял ее руку в свои, хотя она пыталась отстраниться, теперь было поздно что-либо говорить.

Он был с ней бесконечно терпелив, в нем была такая нежность, что я просто не узнавал его. Прежний Финн исчез. И все же — глядя на него я чувствовал, что он видит не Электру, кого-то другого: слишком разительной была перемена.

— Жа-хай, — отчетливо произнес он, а потом, словно вспомнив, что Электра не понимает Древнего Языка, начал переводить каждое слово. — Жа-хай — прими.

Чэйсули и халла шансу, — он остановился. — Шансу, меихаана — мир. Мир Чэйсули да пребудет с тобой…

— Я плюю на твой мир!.. — Электра задохнулась, по ее телу снова прошла судорога.

Потом Финн вошел в нее. Я увидел его отстраненное лицо, глаза, как-то сразу вдруг ставшие пустыми — и понял, что он собирает силу своей магии.

Невольно я вспомнил о подземелье и выжидающей пропасти: вернулись те ощущения, которые я испытывал там. Холодок пробежал по моей спине, заставляя подниматься дыбом волоски на коже, меня передернуло — теперь я еще более восхищался их магией и страшился ее, чем прежде. Хотя Чэйсули и называли себя людьми, я вдруг понял, что это не так. Они были большим, много большим…

Финн вздрогнул. Он закрыл глаза — потом внезапно широко распахнулись, голова качнулась вперед, словно он погрузился в сон а потом мгновенно проснулся. Желтые глаза наполнились глубокой чернотой — и я внезапно понял, что что-то не так. Он был — другим. Тело его словно бы окаменело, шрам резко выделялся на мертвенно-бледном лице.

Электра закричала — и закричал Финн.

Я услышал глухое рычание. Сторр ворвался в комнату, проскочив мимо женщин.

Я слышал визг, слышал крики, слышал, как Электра шипит сквозь зубы какие-то солиндские ругательства. Я слышал рычание, становившееся все громче

— о боги, Сторр — Сторр в комнате…

Финн был бледнее смерти, губы его посерели. Я положил руку на его плечо и почувствовал под пальцами напряженно окаменевшие мускулы. Он снова дернулся и вдруг затрясся, словно в приступе падучей. Рот его был открыт, почерневший язык медленно заворачивался в глубину гортани.

И тут я понял, что это Электра держит его, и он не может вырваться из ее рук.

Я схватил их обоих за запястья и рванул, что было сил, пытаясь разъединить руки. Сперва у меня ничего не вышло: Электра впилась ногтями в руку Финна так, что выступила кровь — почему-то не алая, а темная и густая. Потом я все же разомкнул мертвую хватку женщины, освободив Финна — но он перестал быть тем Финном, которого я знал. Он упал, все еще дрожа, его глаза закатились так, что были видны только белки. Сначала я подумал, что он без сознания, но потом обнаружил, что ошибся.

Глаза Финна снова закрылись — открылись — я, наконец, увидел привычную желтизну радужки. Но желтизны этой было слишком много: его зрачки сжались в точку. Он был похож на хищного ночного зверя.

Он зарычал. Не Сторр — Финн. Звук вырывался из человеческого горла — но ничего человеческого в нем не было.

Я поймал его за плечи, когда он попытался подняться, и швырнул об стену.

Не было сомнений в том, кто станет его жертвой. Одна его рука была протянута к Электре, пальцы скрючены, как когти.

— Финн…

Все его мускулы напряглись — я чувствовал чудовищную силу, но даже она была слабее, чем мой страх. Я все еще как-то удерживал его, прижимая к стене: знал, что если отпущу его, он убьет ее на месте.

Он выгнулся — выпрямился — его жесткие пальцы сжали мою правую руку, пытаясь оттолкнуть ее — я придавил его горло локтем, рык захлебнулся, но я видел на лице Финна все то же хищное выражение. Белые зубы оскалились человеческие зубы, губы все еще были бескровными, но язык приобрел нормальный цвет.

Я стиснул зубы и снова надавил локтем ему на горло, молясь о том, чтобы удержать его.

— Финн…

И тут наваждение оборвалось так же внезапно, как и нахлынуло на него.

Тело Финна обмякло. Он не упал — я поддерживал его, но его голова безвольно моталась, я увидел, что он до крови прикусил губу. Мне казалось, он теряет сознание, но его власть над собой была столь велика, что этого не произошло, и когда Сторр пробрался мимо меня к своему лиир, я увидел, как взгляд Чэйсули становится осмысленным.

Финн заставил себя приподняться. Его голова ударилась об стену. Он со свистом втянул в легкие воздух и задержал дыхание, изо рта у него текла кровь.

Он нахмурился, словно бы в смущении, его тело снова охватила дрожь, но он справился с собой. С усилием выпрямился, царапнув браслетами лиир камень стены.

Белые зубы обнажились снова — на этот раз в гримасе потрясения и боли.

— Финн..?

Он произнес на выдохе всего одно слово, но я не смог ею разобрать слишком невнятно он говорил. Просто звук, почти вздох, но когда Финн произнес его, краски жизни вновь вернулись в его лицо. Я понимал, что он уже может встать, но не позволил ему этого.

— Тинстар… — хриплый потрясенный шепот, — Тинстар… здесь…

Женщины сгрудились подле ложа, я понял, что необходимо вывести Финна из комнаты. Электра кричала в муках, охваченная страхом, тело ее билось в родовых схватках. Я подтащил Финна к дверям и вытолкнул его в коридор, Сторр, с рычанием топорщивший шерсть на загривке, шел следом на негнущихся лапах.

Финн навряд ли заметил, что я прислонил его к стене. Он двигался как пьяный — расслабленно, утратив красоту и точность движений. Не Финн — вовсе не Финн…

— Тинстар… — снова прохрипел он, — Тинстар… здесь…

Я притиснул его к стене, крепко держа за отвороты куртки:

— Боги, ты знаешь, что ты сделал? Финн… Если бы я отнял руки, он упал бы. Я прочел это в его глазах.

— Тинстар… — он повторял это снова и снова, — Кэриллон — это был Тинстар…

— Не здесь! — заорал на него я. — Этого не могло быть! Ты хотел убить Электру!

Он коснулся руками своего лица — я увидел, как они дрожат, зарылся пальцами в волосы, отбросил их со лба — шрам, пересекавший щеку, казался яркой повязкой на лице.

— Он — был — здесь…

Он произнес это раздельно, выговаривал слова звуки с болезненной тщательностью пьяницы — или человека в состоянии глубокого потрясения.

Отрывистый гневный голос с тенью страха — такого я никогда не слышал от Финна.

— Тинстар расставил ловушку…

— Довольно о Тинстаре! — крикнул я и внезапно замолчал, словно кто-то заткнул мне рот. Из комнаты донесся требовательный крик младенца и воркование женщин. Внезапно я всей душой пожелал быть там, а не здесь, но при этом я сознавал, что нужен Финну. Сейчас я был нужен ему.

— Отдохни, — отрывисто бросил я. — Съешь что-нибудь — выпей чего-нибудь!

Идти можешь? Так иди… иначе мне придется унести тебя отсюда.

Я отнял руки. Финн прислонился к стене, скрестив ноги. Он выглядел растерянным, рассерженным. — и явно совершенно ничего не понимал.

— Финн, — беспомощно спросил я, — ты идешь? Он оттолкнулся от стены, покачнулся и опустился на колени. Одно безумное мгновение мне казалось — он на коленях просит прощения, но это было не так. Я подумал, что он молится — это было не так. Он просто сгреб в охапку Сторра и обнял его — так крепко, как только мог.

Его глаза были закрыты. Я понял, что он испытывал слишком личные чувства, чтобы поделиться ими с кем-нибудь — даже со мной. Может быть, особенно со мной.