Атлант расправил плечи. Книга 1 - Рэнд Айн - Страница 26

• Предыдущая
• 26/112
• Следующая

– Что значит, против кого? Ни против кого. Но если уж вы так ставите вопрос, то его деятельность будет нацелена против грузоотправителей, товаропроизводителей, вообще против любого, кто попытается нажиться за наш счет. Да возьмите любой союз, против кого он создается?

– Именно это я и хотел бы знать, – сказал скептик.

Когда резолюция «Против хищнической конкуренции» была выдвинута на голосование на ежегодном заседании союза, она была впервые предана широкой огласке. Но все члены союза давно уже знали о ней, и она активно обсуждалась в узких кругах, особенно в последние несколько месяцев. Все присутствовавшие в зале заседаний были президентами железнодорожных компаний. Они были далеко не в восторге от этой резолюции и надеялись, что она никогда не будет поставлена на голосование. Но когда это все-таки произошло, они проголосовали за.

Никто из выступавших перед голосованием не упомянул ни одной конкретной железной дороги, на которую должна была распространяться эта резолюция. Они говорили лишь об общественном благосостоянии и о том, что в то время, как оно находится под угрозой в связи с острым кризисом в сфере транспортных услуг, железные дороги уничтожают друг друга, руководствуясь хищническими законами джунглей, где сильный пожирает слабого. Они говорили и о том, что наряду с районами, охваченными глубокой депрессией, где не осталось фактически ни одной функционирующей железной дороги, существуют обширные территории, где две или даже несколько железных дорог ожесточенно конкурируют, тогда как каждая из них одна могла бы предоставить все необходимые транспортные ресурсы. По их словам, перед сравнительно новыми железнодорожными компаниями открывались широкие возможности именно в кризисных зонах. Конечно, там вряд ли можно ожидать большой прибыли, зато можно будет обеспечить транспортом нуждающееся население. Ведь не прибыль, а служение обществу является первоочередной задачей железных дорог.

Затем они говорили о том, что большие, давно и прочно стоящие на ногах железнодорожные компании есть необходимый фактор общественного блага, что крушение даже одной из них стало бы национальной катастрофой и что, если одна из таких компаний в своем стремлении к общественному благу и упрочению доброй воли между народами разных стран оказалась на грани краха, долг и прямая обязанность всех и каждого помочь ей перенести этот удар и выстоять.

Конкретно не упоминалась ни одна железная дорога, но, когда председатель союза торжественно поднял руку, подавая знак к началу голосования, все посмотрели в сторону Дэна Конвэя – президента «Финикс – Дуранго».

Лишь пятеро из членов союза проголосовали против, но когда председатель огласил, что резолюция принята большинством голосов, не последовало ни обычного оживления, ни одобрительных возгласов. В зале воцарилась мертвая тишина. Вплоть до последней минуты каждый надеялся, что кто-то спасет его от этого.

Резолюция «Против хищнической конкуренции» подавалась как некая мера «добровольного саморегулирования», призванная «способствовать исполнению» законов, давно принятых Национальным законодательным собранием. В соответствии с ней всем членам Национального железнодорожного союза категорически запрещалось предпринимать любые действия, которые бы могли рассматриваться как «хищническая конкуренция». Это означало, что в районах, которые попадали под ограничение, могла функционировать лишь одна железнодорожная компания, что преимущество в этих районах отдавалось старым, давно укоренившимся железным дорогам и что новички, несправедливо вторгшиеся на чужую территорию, обязаны свернуть свою деятельность в течение девяти месяцев по получении соответствующего распоряжения.

И только Исполнительный комитет Национального железнодорожного союза был уполномочен решать, на какие районы распространяются данные ограничения.

После закрытия заседания все быстро разошлись. Никто из присутствовавших не задержался, как обычно, чтобы обсудить происшедшее. Огромный зал моментально опустел. Никто даже не посмотрел в сторону Дэна Конвэя, никто не сказал ему ни слова.

В вестибюле Джеймс Таггарт встретил Орена Бойла. Они не договаривались о встрече, но Таггарт не мог не заметить крупного мужчину, стоявшего, прислонившись к мраморной стене, и узнал Бойла прежде, чем увидел его лицо.

Они подошли друг к другу, и Бойл сказал, улыбаясь уже не так заискивающе, как обычно:

– Я свое дело сделал. Теперь твоя очередь, Джимми.

– Тебе не следовало сюда приходить. Зачем ты пришел? – угрюмо спросил Таггарт.

– Так, ради удовольствия, – ответил Бойл.

Дэн Конвэй сидел в одиночестве среди пустых кресел. Он все еще оставался на своем месте, когда пришла уборщица, чтобы убрать в зале. Когда она окликнула его, он покорно поднялся и побрел к двери. Проходя мимо нее, он пошарил в кармане и протянул ей пятидолларовую купюру, – протянул молчаливо, покорно, не глядя ей в лицо. Казалось, он толком не соображал, что делает. Судя по его поведению, он считал, что находится в таком месте, где приличия требуют оставить перед уходом чаевые.

Дэгни все еще сидела за своим столом, когда дверь с шумом распахнулась и в ее кабинет влетел Таггарт. Никогда раньше он не позволял себе так врываться к ней. Он выглядел очень возбужденным и взволнованным.

Она не видела его с тех пор, кик стало известно о национализации линии Сан-Себастьян.

Он не искал случая обсудить это с ней, и она ничего ему не говорила. Ее правота подтвердилась настолько красноречиво и ярко, что комментарии были излишни. Отчасти чувство такта, отчасти жалость не позволяли ей указать ему, какие выводы следует сделать из происшедшего. А по всей логике он мог сделать только один вывод. Ей рассказали, что он говорил на совете директоров. В ответ Дэгни лишь пожала плечами, презрительно улыбнувшись. Раз уж он столь хладнокровно присвоил себе ее заслуги, то уж теперь-то ради собственной выгоды оставит ее в покое и предоставит ей свободу действий.

– Так, значит, ты считаешь, что никто, кроме тебя, ничего для дороги не делает?

Она изумленно посмотрела на него. Он стоял перед ее столом, дрожа от возбуждения. Его голос перешел почти на хрип, граничащий с воплем:

– Значит, ты считаешь, что я развалил компанию, не так ли? И теперь никто, кроме тебя, не в состоянии спасти нас? Думаешь, у меня нет никаких способов компенсировать наши мексиканские потери?

– Что тебе от меня надо? – медленно спросила она.

– Я хочу сообщить тебе кое-какие новости. Помнишь, несколько месяцев назад я тебе говорил о резолюции «Против хищнической конкуренции»? Тебе тогда эта мысль не понравилась, еще как не понравилась.

– Ну и что?

– Ее утвердили.

– Что утвердили?

– Эту резолюцию. Приняли всего несколько минут назад, на заседании союза. Так вот, через девять месяцев в Колорадо от «Финикс – Дуранго» не останется и следа.

Она вскочила, опрокинув пепельницу, которая разбилась о пол.

– Вот мерзавцы!

Он стоял не двигаясь и улыбался.

Она чувствовала, что дрожит всем телом, дрожит от бессильной ярости. Она понимала, что сейчас полностью беззащитна перед ним и что ему это нравится. Но все это не имело для нее никакого значения. Затем она заметила гнусную улыбку на его лице, и внезапно ее слепая ярость исчезла. Она больше ничего не чувствовала. Она стояла молча, изучая его улыбку с каким-то холодным, бесстрастным любопытством.

Они стояли, глядя друг на друга, и на его лице было такое выражение, словно сейчас впервые в жизни он не боялся ее. Он ликовал. Эта резолюция значила для него что-то куда большее, чем устранение конкурента. Это была победа не над Дэном Конвэем, это была победа над ней. Она не знала почему, но была уверена, что он думает именно так.

У нее промелькнуло в голове, что в лице Таггарта, в том, что заставило его так улыбаться, скрывается какая-то тайна, о которой она даже не подозревала и узнать которую теперь очень важно. Но эта мысль лишь на мгновение мелькнула у нее в голове и исчезла.

• Предыдущая
• 26/112
• Следующая