Атлант расправил плечи. Книга 1 - Рэнд Айн - Страница 107
- Предыдущая
- 107/112
- Следующая
Нет, размышляла Дэгни, этот процесс, хотя он и вызывает тошнотворное чувство, отнюдь не хуже многого из того, что годами приходилось терпеть Мидасу Маллигану. Он понес большие потери по постановлениям суда в подобных процессах, по законам и постановлениям, обошедшимся ему в гораздо большие суммы; он все вынес и работал еще упорнее, не похоже, что именно этот процесс сломил его.
– Что случилось с судьей Наррагансеттом? – непроизвольно поинтересовалась она и удивилась, в какой связи задала этот вопрос. Она почти ничего не знала о судье Наррагансетте, но слышала и запомнила это имя, потому что оно не могло принадлежать никому, кроме жителя Северной Америки. И только сейчас вдруг вспомнила, что ничего не слышала о нем в последние годы.
– А, он ушел на пенсию, – ответил Ли Хансакер.
– Разве? – Ее вопрос прозвучал как выдох.
– Ну да.
– Когда же?
– А, где-то полгода спустя.
– Чем он занимался после того, как ушел на пенсию?
– Не знаю. Не думаю, что кто-нибудь с тех пор слышал о нем.
Он удивился, почему у нее такой испуганный вид. Частично ее испуг объяснялся тем, что она сама не могла понять причину этого.
– Пожалуйста, расскажите мне о моторостроительном заводе, – с усилием произнесла Дэгни.
– Ну что ж, Юджин Лоусон из Народного общедоступного банка округа Мэдисон наконец выдал нам кредит, чтобы выкупить завод, но он был всего лишь пустозвон и жмот, у него не было достаточно денег, чтобы помочь нам, и он ничего не смог сделать, когда мы обанкротились. Это случилось не по нашей вине. С самого начала все было против нас. Как мы могли наладить производство, если у нас не было железной дороги? Разве мы могли купить железную дорогу? Я попытался упросить их вновь открыть железнодорожную ветку, но эти негодяи из «Таггарт транс…» – Он замолчал. – Послушайте, а вы не из тех Таггартов?
– Я вице-президент «Таггарт трансконтинентал».
Он воззрился на нее в полном оцепенении, она увидела в его подернутых поволокой глазах борьбу страха, подобострастия и ненависти. Все это вылилось во внезапный вопль:
– Да на что вы мне сдались, вы, большие шишки! Не думайте, что я вас боюсь, не ждите, что я стану молить вас о работе. Я ни у кого не прошу милости. Ручаюсь, вы не привыкли, чтобы с вами так разговаривали, разве нет?
– Мистер Хансакер, я буду вам весьма признательна, если вы сообщите необходимые мне сведения о заводе.
– Ваш интерес несколько запоздал. В чем дело? Вас стала мучить совесть? Вы позволили Джеду Старнсу здорово разбогатеть на этом заводе, но нам вы не дали никакой отсрочки. Мы ведь делали все то же самое, что и он. Мы как раз начали выпускать тот самый тип двигателя, который и приносил ему многие годы больше всего денег. А потом какой-то пришелец, о котором никто ничего не слышал, открыл заводик в Колорадо под вывеской «Нильсен моторе» и начал выпускать новый двигатель того же класса, что и модель Старнса, но в два раза дешевле! Разве мы могли с этим справиться? Для Джеда Старнса все кончилось хорошо, в его время еще не появился соперник со столь разрушительными идеями, но нам-то что было делать? Где нам было тягаться с этим Нильсеном, когда никто не создал для нас двигателя, который выдержал бы конкуренцию с ним?
– Вы получили исследовательскую лабораторию Старнса полностью?
– Да, да, она у нас была. Все было.
– И его сотрудники?
– О, некоторые из них. Большинство ушли в тот период, когда закрывали завод.
– И его исследовательский персонал?
– Они ушли.
– Нанимали ли вы сами новых сотрудников?
– Да, да, нескольких – но позвольте вам сказать, что у меня не было больших денег, чтобы тратить их на такие вещи, как лаборатория, у меня недоставало фондов, даже чтобы сделать передышку. Я даже не мог оплатить абсолютно необходимую модернизацию и ремонт, который вынужден был делать, – к несчастью, завод оказался устаревшим с точки зрения условий для производительного труда. В кабинетах наших служащих были только голые стены и маленькие умывальные комнатки. Любой современный психолог скажет вам, что никто не смог бы успешно работать в такой наводящей тоску обстановке. Я вынужден был придать своему кабинету более яркую цветовую гамму и приличный современный туалет с небольшим душем. Более того, я потратил много денег на новую столовую, комнату для игр и комнату отдыха для рабочих. Нужно же было создать психологический климат, не так ли? Любой просвещенный человек знает, что человека создают материальные факторы его окружения, а орудия производства определяют его сознание. Но люди не хотят ждать, пока законы экономического детерминизма окажут на них свое воздействие. До сих пор у нас не было завода по производству моторов. Мы должны были дать орудиям производства время преобразовать наши мозги, не так ли? Но никто не дал нам этого времени.
– Можете ли вы рассказать мне, как работал ваш исследовательский персонал?
– А, у меня сложилась группа многообещающих молодых людей, все они имели дипломы наших лучших университетов. Но это не принесло мне ничего хорошего. Не знаю, чем они там занимались. Думаю, просто сидели и проедали свою зарплату.
– Кто отвечал за вашу лабораторию?
– Черт возьми, как я теперь могу это помнить?
– Вы помните имя хоть одного сотрудника исследовательской лаборатории?
– Вы что, полагаете, будто у меня было время лично знакомиться с каждым поступающим?
– Кто-нибудь из них когда-то упоминал о каких-либо экспериментах с… с совершенно новым типом двигателя?
– Какого двигателя? Позвольте напомнить вам, что руководитель моего уровня не сует нос в лаборатории. Я проводил почти все время в Нью-Йорке и Чикаго, пытаясь выколотить деньги, чтобы мы могли функционировать дальше.
– Кто был главным инженером завода?
– Очень способный парень по имени Рой Каннигэм. Он погиб в прошлом году в результате автокатастрофы. Говорили, что вел машину пьяным.
– Не можете ли вы дать мне имена и адреса ваших сотрудников? Кого-нибудь, кого вы вспомните?
– Я не знаю, что с ними стало потом. У меня не было настроения следить за этим.
– Сохранились ли у вас какие-то документы по заводу?
– Конечно, они у меня есть. Она встрепенулась:
– Не позволите ли взглянуть на них?
– Спрашиваете!
Казалось, Хансакер горит желанием помочь, он поднялся и поспешно вышел. То, что он положил перед ней, оказалось толстенным альбомом вырезок: в нем были вырезки из газетных интервью и отчетов его агента по связям с прессой.
– Я тоже был одним из крупных промышленников, – гордо заметил он. – Национального масштаба, как вы сможете убедиться. Моя жизнь составит целую книгу глубокой человеческой значимости. Я бы давно закончил ее, если бы мне дали подходящие орудия производства. – Он ожесточенно ударил по пишущей машинке. – Я не могу работать на этой проклятой машинке. Она не делает пробелов. Как я могу обрести вдохновение и написать бестселлер, если пишущая машинка не делает пробелов?
– Благодарю вас, мистер Хансакер, – сказала Дэгни. – Полагаю, это все, что вы могли мне сообщить. – Она поднялась. – Вы случайно не знаете, что сталось с наследниками Старнса?
– О, они поспешили скрыться, когда покончили с заводом. Их было трое: два сына и дочь. Последнее, что я слышал, – они укрылись в Дюрансе, в штате Луизиана.
Последним, что она увидела, повернувшись к выходу, был внезапный скачок Ли Хансакера к плите; он сбросил с кастрюли крышку и уронил ее на пол, он дул себе на пальцы и матерился – жаркое сгорело.
***
От состояния Старнса мало что осталось, а от его наследников и того меньше.
– Они не понравятся вам, мисс Таггарт, – сказал начальник полиции города Дюранс, штат Луизиана. Это был пожилой мужчина с ожесточенным выражением лица, вызванным не слепой озлобленностью, а верностью четким жизненным критериям. – В мире много разных людей – преступников, убийц-маньяков, но знаете, мне кажется, что таких людей, как Старнсы, нельзя показывать ни одному порядочному человеку. Это дурные, гадкие люди… Да, они все еще живут в этом городе, вернее, двое из них. Третий умер. Покончил жизнь самоубийством. Это случилось четыре года назад. Мерзкая история. Его звали Эрик Старнс, самый .младший из троих. Он был одним из тех невзрослеющих юнцов, которые плачутся о своей чувствительности и ранимости, хотя им давно перевалило за сорок. Все твердил, что жить не может без любви. Жил на содержании женщин старше себя, когда ему удавалось таких найти. Потом начал увиваться за шестнадцатилетней девчонкой, очень красивой. Но она не захотела иметь с ним ничего общего. Она была помолвлена с одним парнем, за которого и вышла замуж. В день их свадьбы Эрик Старнс влез к ним в дом, и когда после венчания они вернулись из церкви домой, то нашли его мертвым у себя в спальне. Он перерезал себе вены. Там все было залито кровью… Конечно же, можно простить человека, когда он тихо, по собственной воле уходит из жизни. Кто вправе судить о страданиях человека и о границах того, что он может вынести? Но когда человек убивает себя и выставляет свою смерть напоказ, чтобы причинить боль другому, когда он уходит из жизни от злобы, ему нет и не может быть никакого прощения или оправдания. Такой гнилой до мозга костей человек заслуживает, чтобы люди плевались при воспоминании о нем, а не испытывали жалость и боль, как он хотел… Это то, что касается Эрика Старнса. Если хотите, я скажу вам, где найти двух других.
- Предыдущая
- 107/112
- Следующая
