Небо смотрит на смерть - Гарв Эндрю - Страница 17

• Предыдущая
• 17/46
• Следующая

Маленькая проповедь с целью погубить обвиняемого?

— И наконец, несколько слов о косвенных уликах. Существует общепринятое мнение, что косвенные улики — это не настоящие улики, но это мнение зачастую бывает ошибочным. Иногда косвенные улики бывают столь же существенными и убедительными, как и прямые показания свидетелей. Но каждую косвенную улику следует подвергать жесткой проверке. А проверка должна состоять в нижеследующем: исключает ли данная косвенная улика, по мнению любого разумного человека, все остальные версии или возможности? Если нет, у вас возникает сомнение, а если у вас возникает сомнение, значит, подсудимого следует оправдать.

Последнее, казалось, должно было восстановить равновесие. Присяжных вернули назад к тому, с чего они начали. Теперь судьба Чарльза Хилари была целиком в их руках.

Кэтрин сидела, сгорбившись, в ожидании приговора. В душе ее застыл ужас — такой ужас, что она не могла говорить. Джон пытался заставить ее уйти, чтобы избавить от муки ожидания, но она, казалось, не слышала. Конечно, она останется в зале.

Прошло десять минут, затем двадцать, затем полчаса. Брат предложил ей выйти из зала, посидеть в кресле, вытянув ноги, выкурить сигарету — сделать хоть что-нибудь, лишь бы отвлечься. Кэтрин отрицательно покачала головой. Она боялась сдвинуться с места.

Сорок минут… Пятьдесят… Сколько времени человек может подвергаться пытке, оставаясь в здравом уме? Внезапно вдалеке послышался шум, возбужденные голоса и звук откидываемых сидений. Боже! Они уже возвращались!!

— Достопочтенные судьи! Готовы ли вы вынести приговор?

— Да, готовы.

— Виновен ли подсудимый, по вашему мнению, или нет?

— Виновен!

Кровь застучала в висках у Кэтрин. Сквозь какую-то пелену она увидела вскочившего с места Чарльза, услышала голос судьи: «Хотите ли вы что-нибудь сообщить суду?» И холодный ответ Чарльза: «Нет, ничего». Затем отвратительные, невероятные слова, которые будут звенеть в ушах Кэтрин вечно в сопровождении звучного «Амен!». Она почувствовала, что падает, пытаясь уцепиться за рукав сидящего рядом брата… А дальше долгая темнота…

Во вторник в четыре часа дня, ровно за шестнадцать часов до назначенной на следующее утро казни Чарльза Хилари, по дороге на юго-западной окраине Лондона двигался большой бензовоз. Водитель, огромный детина по имени Уильям Мур, сидел в кабине голый по пояс. Жарища вот уже четвертые сутки стояла дикая — выше девяноста по Фаренгейту в тени! Мур с трудом сидел за рулем, чувствуя себя совершенно измотанным. Он обязательно посетит врача, как только выльет бензин из цистерны.

Бензовоз медленно полз с холма, приближаясь к тюрьме Пентонхэрст, когда огромные двойные ворота неожиданно открылись, выпустив со двора машину. Мур затормозил, пропуская ее и слегка крутанув руль вправо, но в этот момент автомобиль с надписью «Учебный» чиркнул по бамперу, обгоняя его. Чертыхнувшись, Мур резко вильнул влево, чтобы избежать столкновения, и больше уже ничего не ощущал. Руки отпустили баранку, тело обмякло, нога вдавилась в акселератор. На полном газу огромный грузовик с ревом пронесся в открытые ворота тюрьмы, подмяв под колеса выскочившего закрыть их и закричавшего в ужасе полицейского.

Двигаясь со скоростью около сорока миль в час, грузовик промчался через тюремный двор, врезался с жутким треском в стену тюремного блока и перевернулся. Цистерна с бензином лопнула при ударе, выплеснув содержимое. Раздался оглушительный взрыв. Через несколько секунд от тела Мура остались лишь мелкие кусочки — две тысячи галлонов пылающего топлива обрушились на тюрьму, и прежде чем кто-либо успел осознать, что случилось, море огня уже простиралось от места взрыва до больничного блока. Из соседнего магазина, где хранились бумажные пакеты для почты, повалили клубы густого черного дыма.

В момент взрыва Чарльз лежал на койке в камере для осужденных на смерть. Толстые тюремные стены не спасали его от неслыханной жары, царившей в тот день, и он лежал в одной майке, трусах и хлопчатобумажных носках, но все равно был весь мокрый от пота.

После суда прошло три недели. Первое время он еще позволял себе надеяться. Несмотря на то, что адвокаты убеждали его, будто процесс был проведен безупречно и надежд на апелляцию очень мало, он все-таки рассчитывал на отсрочку. И вот три дня назад министр внутренних дел ответил, что не видит причин для своего вмешательства в это дело.

Затем наступила агония. Душу терзала мысль о том, что его лишат жизни именно в тот момент, когда она повернулась к нему своей лучшей, многообещающей стороной. А его обвинили в преступлении, к которому он не имел отношения. Приступы ярости тонули в черной бездне отчаяния. Но в последние дни перед казнью он слегка успокоился, напоминая себе вечные избитые истины. Все в конце концов когда-нибудь умирают, но мало кто остается счастливым под конец жизни. Зачем же возмущаться несправедливостью, когда миром правит несправедливость и все к этому словно привыкли? Зачем вообще возмущаться, если ничего нельзя изменить? Он должен умереть, так не лучше ли встретить смерть, как подобает мужчине?…

Была еще встреча-прощание с Кэтрин, которая не укрепила его спокойствия. Они долго вглядывались в лица друг друга, терзаясь от любви и отчаяния. После этого стало совсем нелегко утешать себя мыслями о неизбежности конца.

И все же он снова взял себя в руки, стремясь воспринимать все как должное, и почти не услышал взрыва, находясь как бы в трансе, нечувствительный к звукам внешнего мира…

Шум становился все громче. Чарльз поднялся и прошлепал по полу к решетке в двери. Где-то в глубине коридора слышались пронзительные вопли и бешеный стук. Охранник, раньше неотступно стоявший снаружи, куда-то исчез; мимо с топотом мчались какие-то люди, пытавшиеся перекричать страшный грохот. Протяжно завыла сирена. В тюрьме воцарился настоящий бедлам.

Коридор заполнился густым едким дымом, и Чарльз закашлялся. Шум все усиливался; паника охватила тюрьму. Внезапно он услышал, как с металлическим грохотом открылась дверь в конце коридора — должно быть, началась эвакуация заключенных! Подчинившись инстинкту, Чарльз как безумный принялся колотить в дверь.

Наконец ключ лязгнул в замке, охранник схватил его за руку, проревев сквозь дым: «Выходи!» Через секунду Хилари уже несся с толпой заключенных по коридору. Вопли становились все пронзительней — видимо, некоторые из заключенных остались закрытыми в камерах!

Снаружи в тюремном дворе царило смятение. Два блока были объяты пламенем; вверх поднималось густое облако дыма, превратившее солнце в красный мигающий шар. Заключенные вместе с охранниками столпились вокруг больничного блока, пытаясь спасти пострадавших. С каждой секундой задача их становилась еще сложнее — дым сгущался, смешиваясь с неподвижным и влажным воздухом.

Во двор на бешеной скорости, чуть не сбив Чарльза с ног, влетела пожарная машина. Он отступил назад в нерешительности, наблюдая, как вокруг него полицейские раскручивают шланги. Его больше никто не держал за рукав. В момент катастрофы, когда и не приговоренные к смерти заживо сгорали в ревущем огне, он перестал быть самой важной персоной.

Дымовая завеса становилась все гуще, дым начал опускаться вниз, и вскоре вокруг уже ничего невозможно было разглядеть, кроме дрожащих и неясных теней. Мимо проносились какие-то люди, но он не мог разобрать, были ли это заключенные, охранники или пожарные. Задыхаясь и кашляя, он стал продвигаться вперед, пытаясь выбраться из пелены дыма. Когда он вытянул руки вперед, пальцы его коснулись металла. Какие-то призрачные тени склонились над чем-то, лежащим на земле; другие шумно и возбужденно толпились рядом с воротами. Чарльз прошел мимо, никем не замеченный. Никто не остановил его, и через минуту он уже оказался за воротами.

До теперешнего момента мысль о побеге не посещала его: три месяца заключения избавили его от привычки действовать по своему разумению. Теперь, когда он покинул тюремный двор, возвращаться обратно было совсем уж глупо. Вряд ли он сможет уйти далеко в тюремной одежде, но терять ему нечего, и Чарльз побежал вперед.

• Предыдущая
• 17/46
• Следующая