Непристойная страсть - Маккалоу Колин - Страница 18

Вернулся Майкл с печеньем и, не садясь на место, принялся обходить стол, протягивая банку каждому из присутствующих. Выяснилось, что все берут по четыре, так что когда дошла очередь до Мэтта, Майкл сам вынул из банки четыре штуки и подложил их под ладони неподвижно сложенных на столе рук, а потом пододвинул поближе кружку с чаем, чтобы слепой мог ощутить ее тепло. Проделав все это, он присел на скамейку, опять-таки рядом с сестрой Лэнгтри, улыбаясь ей с нескрываемым удовольствием и уверенностью, которые она нашла очень трогательными и совсем не такими, как у Льюса.

Остальные четверо по-прежнему молчали с отрешенным видом, но при этом зорко наблюдали за происходящим, хотя в первый момент она не заметила этого – она улыбалась Майклу, поглощенная мыслями о том, какой он симпатичный и как приятно, что в нем совершенно нет всех этих страхов и сомнений, которыми они без конца сами себя мучают. Невозможно было представить, чтобы он как-нибудь использовал ее в своих собственных глубоко скрытых целях – так, как это делали другие.

Наггет вдруг издал громкий стон и схватился за живот, с отвращением отталкивая кружку с чаем.

– О господи, меня опять скрючило! – заныл он. – Ой-ой-ой, сестренка, мой дивертикул разыгрался! Кишечная непроходимость обеспечена!

– Нам больше останется, – неприязненно бросил Нейл и, забрав у Наггета чай, вылил его себе в кружку, а затем выхватил у него печенье и проворно, как будто сдавая карты, разложил перед остальными.

– Но, сестренка, меня на самом деле скрючивает! – жалостно захныкал Наггет.

– Если бы ты не валялся целыми днями на кровати, уткнувшись в свои справочники, так давно бы уже выздоровел, – осуждающе заметил Бенедикт. – Это вредно.

Он обвел глазами стол и поморщился, словно увидел кого-то крайне ему неприятного, чье присутствие невыносимо для него.

– Здесь и воздух вреден для здоровья, – добавил он, поднялся и побрел на веранду.

Наггет опять принялся стонать, на этот раз вдвое громче прежнего.

– Бедняга Наггет! – принялась утешать его сестра Лэнгтри. – Послушайте-ка, а почему бы вам не отправиться ко мне в кабинет и не подождать меня там немножко? Я постараюсь прийти как можно скорее. А вы, если хотите, можете пока посчитать пульс и дыхание, хорошо?

Он с готовностью встал, держась за живот с таким видом, как будто из него вот-вот вывалятся внутренности, и, победно сияя, посмотрел на остальных.

– Поняли? Сестренка знает! Она понимает, что я не прикидываюсь. Это мой язвенный колит опять разыгрался, точно вам говорю, – закончил он и поспешил к двери.

– Я надеюсь, это не очень серьезно, – с беспокойством сказал Майкл. – У него больной вид.

– Ха! – хмыкнул Нейл.

– С ним все в порядке, – совершенно невозмутимо ответила сестра Лэнгтри.

– Это душа у него больная, – неожиданно вмешался Мэтт. – Скучает, глупыш, по своей мамочке. Он здесь потому, что нигде в другом месте с ним не считаются, а мы считаемся только ради нашей сестренки. Если бы у них была хоть капля ума, они еще два года назад отправили бы его домой. Вместо этого он тут, и у него болит то спина, то голова, то кишки, то сердце. Просто гниет, как и все мы здесь.

– Гнить хорошо, – угрюмо заявил Нейл.

«Буря надвигается, – думала сестра Лэнгтри, переводя взгляд с одного лица на другое, – и они как ветры и тучи на одной высоте. На мгновение вдруг все затихло, но через секунду все кипит в вихрях и водоворотах. В чем же дело на этот раз? Замечание по поводу того, что они гниют здесь, виновато?»

– Что ж, зато у нас есть сестра Лэнгтри, а значит, все совсем неплохо, – бодрым тоном высказался Майкл.

У Нейла вырвался смешок; может быть, буря все-таки пройдет мимо.

– Браво! – воскликнул он. – В нашем кругу появился галантный кавалер. Ваш ход, сестренка. Отразите-ка комплимент.

– Зачем же? Не так уж много я получаю комплиментов.

Это был неожиданный выпад, но Нейл откинулся назад с видом полнейшей расслабленности и успокоения.

– Какая ужасная ложь! – нежно сказал он. – Мы ежедневно и еженощно засыпаем вас комплиментами, и вы это знаете. А в наказание за вранье вы нам скажете, почему вы-то соглашаетесь гнить в отделении «Икс» вместе с нами. Натворили что-нибудь, а?

– Вообще-то говоря, вы правы. Я совершила страшный грех, привыкнув к отделению «Икс» и даже полюбив его. Если бы не это, можете мне поверить, ничто не заставило бы меня остаться.

Мэтт резко поднялся на ноги, как будто пребывание за столом сделалось для него совершенно невыносимым, и уверенно, словно зрячий, шагнул к ее креслу. Остановившись рядом с ней, он легонько положил руку ей на плечо.

– Я устал, сестренка, так что спокойной ночи. Вот смешно, сегодня у меня как раз такое ощущение, как будто я проснусь завтра и снова смогу видеть.

Майкл попытался подняться, чтобы помочь Мэтту пройти между ширмами, но Нейл протянул руку через стол и удержал его.

– Он знает дорогу, парень. Не надо.

– Еще чаю, Майкл? – спросила сестра Лэнгтри.

Он кивнул и уже собирался что-то сказать, когда ширмы снова клацнули: на скамейку рядом с Нейлом скользнул Льюс, как раз на то место, где секунду назад сидел Мэтт.

– Блеск! Я как раз поспел к чаю.

– Вот черт принес, – вздохнул Нейл.

– Самолично, – согласился Льюс.

Он закинул руки за голову и, немного отклонившись назад, оглядел всех троих сквозь полуопущенные веки.

– Ну и теплая же компания подобралась! Я вижу, мелочь отвалилась сама собой, осталась только тяжелая артиллерия. Десяти еще нет, сестренка, так что нечего смотреть на часы. Вам жаль, что я не опоздал?

– Нисколько, – спокойно ответила сестра Лэнгтри. – Я знала, что вы будете вовремя, и, по правде говоря, я не помню, чтобы вы когда-нибудь задерживались хоть на минуту без разрешения или допускали какие-либо другие нарушения правил.

– Ну хоть, по крайней мере, не говорите об этом таким печальным тоном. А не то я подумаю, что для вас самым большим удовольствием будет доложить обо мне полковнику Чинстрэпу.

– Никакого удовольствия мне это не доставит, Льюс, и в этом ваша беда, мой друг. Вы черт знает сколько усилий прилагаете, чтобы заставить людей думать о вас самое худшее, так что попросту принуждаете их к этому, только лишь для того, чтобы вы были довольны и оставили всех в покое.

Льюс вздохнул и, положив локти на стол, подпер руками подбородок. Золотисто-рыжие волосы, густые, вьющиеся и чуть-чуть слишком длинные, чтобы соответствовать установленной стрижке «короткий затылок и короткие виски», падали прямо на лоб. «До чего же красив, – думала сестра Лэнгтри, передергиваясь от отвращения при этой мысли, – до совершенства красив. Пожалуй, он даже чересчур совершенен, иначе краска бросалась бы в глаза». Она подозревала, что он подчеркивает брови и красит ресницы или же выщипывает брови и пользуется специальной тушью, удлиняющей волоски у ресниц. И делает он это не из-за противоестественных половых наклонностей, а просто потому что до крайности тщеславен. Глаза его блестели золотым блеском, очень большие, они были широко расставлены под слишком темными, чтобы это было естественно, дугами бровей. Тонкий прямой нос напоминал лезвие ножа, ноздри горделиво раздувались. Скулы были похожи на высокие строительные опоры, под которыми прогибались вовнутрь щеки. Губы слишком крепко сжаты, чтобы их можно было назвать крупными, но не тонкие, с исключительно красивым изгибом, какой можно увидеть лишь на статуях.

«Ничего удивительного, что я чуть в обморок не упала, когда первый раз увидела его… Теперь-то ни его лицо, ни прекрасный рост, ни великолепное тело не впечатляют меня. Другое дело Нейл или, в конце концов, Майкл. А в Льюсе есть что-то нехорошее, где-то внутри, не слабость и не порок. Все в нем, сама его сущность изначально и потому неисправимо ложна».

Сестра Лэнгтри слегка повернула голову и посмотрела на Нейла. По сравнению с другими, за исключением Льюса, он красив. Черты лица у него такие же правильные, хотя в красочности оно, конечно, уступает. Пожалуй, глубокие морщины портят его больше, чем большинство других красивых мужчин, но появись такие же у Льюса, он из красавца превратился бы просто в животное. На его лице морщины, должно быть, выявят пороки: развращенность вместо жизненного опыта, злобность вместо страдания. К тому же Льюс с возрастом растолстеет, чего никогда не случится с Нейлом. Особенно ей нравились его глаза – ярко-синие, с довольно густыми ресницами. И такие красивые брови… Их приятно гладить кончиками пальца, еще и еще… просто ради удовольствия…