Завещание Шерлока Холмса - Гарсиа Боб - Страница 28
- Предыдущая
- 28/73
- Следующая
– О чем поведали вам его черты?
– Я не заметил ничего, кроме удивления и негодования. Не было никаких следов вины и замешательства.
Этот ответ вызвал у меня сомнения. Мог ли Кроули скрыть свои истинные чувства и обмануть моего друга?
– Вы думаете, что Кроули невиновен?
Холмс закрыл глаза и ответил так тихо, будто говорил сам с собой:
– Почему нет? Но есть и другие объяснения…
– Да? Какие же? Холмс? Холмс?
Погруженный в свои мысли, Холмс не слышал меня. Его голова была запрокинута назад и покоилась на спинке кресла. Завитки дыма время от времени вырывались из его трубки и поднимались к потолку.
Я остался один на один со своими вопросами и старым ликером. Понемногу я стал впадать в оцепенение. Я с удовольствием погрузился в наблюдение за танцующим пламенем огня, самым эффективным средством, способствующим размышлению. Я закрыл глаза и попытался сконцентрироваться, как это делал Холмс.
Какую ловушку готовит нам Кроули? Вызвавшись помочь нам, не пытается ли он снять с себя обвинение и отвести подозрения?
Я был убежден, что следует остерегаться этого человека как чумы…
Что имел в виду Холмс, сказав: «Есть и другие объяснения»? Кто был заинтересован в смерти этой девочки? И какую роль во всем этом играл Хазелвуд? Мог ли он финансировать преступление, чтобы подтвердить свои идеи? Известно, что этот человек способен на все ради оправдания своего доброго имени, но чтобы дойти до убийств! Кто мог управлять этой бойней? Таинственная Роза Кроули?
– Мы узнаем об этом через три дня, Ватсон.
Голос моего друга вырвал меня из моих размышлений.
– Холмс! Когда вы прекратите читать мои мысли? Вы лишаете меня всякой интимности.
– Я и не думал читать ваши мысли, мой дорогой Ватсон. Я всего лишь следил за вашим интересным монологом. Это ведь не моя вина, что вы разговариваете во сне. Ваше пищеварение, кажется, расстроено. Фаршированные перепела и савойские пироги действительно не слишком подходят для вечерней трапезы.
23
– Ну это уж слишком! – внезапно вскричал Лестрейд. Он был в исступлении.
Мэтр Олборн прервал чтение и внимательно посмотрел на полицейского поверх пенсне.
– Что с вами, Лестрейд?
– Это абсолютно бессвязный рассказ. Тут одни отступления от сюжета.
– Отступления? Где это вы их нашли? – возмутился я.
Лестрейд поднялся и презрительно посмотрел на меня с высоты своих метра шестидесяти.
– Я же говорю, отрывки вне сюжета. Вы посвятили Гарри Гудини не меньше трех глав и наградили нас представлением в духе театра Гран-Гиньоль.[5] И все ради того, чтобы заключить, что этот человек – великий иллюзионист. А это и без того всем известно.
Майкрофт Холмс и Уильям Олборн обернулись ко мне в ожидании ответа.
– Мой бедный друг, – ответил я. – Это вы вне сюжета. Вы, вероятно, не следили за ходом рассказа, иначе вы заметили бы, что Анна Эва Фэй во всем соответствует описанию той женщины в черном, которое дал нам Фостер.
– Тут дело не в даме в черном.
– Конечно же, в ней! Вы что, спали во время чтения мэтра Олборна? В статье, опубликованной в журнале «Фантастика», Фостер сообщает, что разгадал секрет таинственной организации, в которой женщина играет главенствующую роль. Он даже дал более или менее точное описание этой женщины: среднего роста, одета в черное, как вдова, с взглядом пифии. Именно из-за этого сходства мы и заинтересовались Гудини.
– И правда, – согласился Лестрейд. – А я и забыл. Но это слабый аргумент, доктор Ватсон.
– Он не единственный. Гудини практикует магию и гипноз. Согласитесь, что такая сфера интересов более чем подозрительна. Этот человек мог быть очень опасен, если бы направил свои сомнительные способности на службу зла. Кроме того, вы еще услышите о нем в продолжении этого рассказа. И все узнаете.
Лестрейд нервно махнул рукой:
– Ну ладно, ладно, оставим это. Но вы то же самое написали и о другом дешевом кудеснике, как же его звали?.. Алистер Кроули!
– Ничего общего! – не согласился я. – Кроули никакой не кудесник. Всё намного хуже, он – адепт сатаны. Идеи, которые он проповедует, ужасны. Я продолжаю настаивать на том, что этот человек – бич для общества. Не только из-за того, что он тверд как железо в своих убеждениях, а еще и потому, что он окружает себя десятками адептов-фанатиков.
– Но это не делает его преступником.
Взгляды нотариуса и Майкрофта Холмса переходили от меня к Лестрейду и обратно, будто они смотрели теннисный матч.
– Вы и это забыли, Лестрейд? Напомню вам, что сам Хазелвуд, проведя расследование, обвинил Али-стера Кроули и секту «Серебряная звезда». Более того, в этой организации Роза Кроули играла значительную роль…
– Вам следовало определиться, доктор Ватсон. Вы только что обвиняли эту спиритку, Анну Эву Фэй, а теперь уже перешли к Розе Кроули. Вам не удастся запутать меня этой бессмыслицей. Я не дошел до такой степени слабоумия, как вы полагаете.
– До какой же степени слабоумия вы дошли?
– До такой, что я не меняю своих мнений, как рубашки.
Дискуссия разгоралась. Мэтр Олборн ждал подходящего момента, чтобы вмешаться.
– Вероятно, нам стоит сделать паузу. Самое время для чаепития.
Нотариус едва закончил фразу, как в дверь постучали.
– Войдите! – крикнул он.
Дворецкий, серьезный, как королевский камергер, вошел в кабинет. За ним тенью следовала горничная, нагруженная подносами.
– Не хотите ли прерваться на чай, господа?
– Да! Вы выбрали как нельзя лучший момент.
Как всегда, Шерлок Холмс все предусмотрел. Легкие закуски были достойны лучшего чайного салона Лондона, включая безукоризненный стиль персонала.
Лестрейд проглотил несколько печений, но так и не забыл о своей идее.
– Я что – единственный, кто считает, что этому рассказу не хватает связности?
Он бросил вопросительный взгляд на Майкрофта Холмса. Последний, удобно устроившись в кресле и положив руки на подлокотники, сохранял непоколебимое спокойствие. Казалось, он наблюдает за происходящим издалека, будто его это не касается.
– Вы ничего не говорите, мистер Холмс. Почему вы молчите?
Лицо Майкрофта Холмса оставалось непроницаемым.
– Потому что я наслаждаюсь чаем. Выпейте и вы, старина, это охладит вас.
Видя, что с этой стороны ему не дождаться поддержки, полицейский обернулся ко мне.
– Признайте, доктор Ватсон, что все это несерьезно, особенно когда известен эпилог всех этих событий.
– А если ваш эпилог не более чем чудовищная ошибка?
Лестрейд натянуто засмеялся, распространив вокруг себя облако крошек от печенья.
– Прекрасная шутка, Ватсон! Вы что, рассчитываете переписать Историю?
Заметив, что никто, кроме него, не смеется, и осознав, что он смешон, полицейский, ворча, уткнулся в свой чай.
Легкая трапеза подходила к концу. За окнами последние отблески света терпели поражение в ежедневной войне с мраком. Красные полосы заката протянулись по всему небу. Странная прозрачность и четкость окутала фасады зданий, придавая им фантасмагорический оттенок.
Дворецкий подправил огонь, дремавший в очаге, задернул занавески, и комната погрузилась во мрак. Тревожные тени наполнили кабинет. Я посмотрел на картины, украшавшие стены. Днем эти картины казались мне тусклыми и безжизненными. Теперь они ожили в красноватых отблесках огня и излучали болезненную, почти пугающую красоту. У меня по спине пробежал холодок. Разве не представляли они город, являвшийся сценой тех отвратительных преступлений?
Горничная собрала остатки нашей трапезы и молча скрылась.
Мэтр Олборн вернулся за свой письменный стол.
Лестрейд с раздосадованной миной сел в свое кресло.
Нотариус надел пенсне, прокашлялся и открыл следующую главу.
24
Иногда память похожа на наполовину забытый сон.
Мой коллега и друг, Лондон Кайл, предупреждал меня: это сильнодействующее средство поставит меня на ноги через несколько дней, но побочный эффект может быть весьма силен. Так оно и оказалось.
5
В духе театра Гран-Гиньоль: страшный и смехотворный одновременно
- Предыдущая
- 28/73
- Следующая