Литургия красоты. Стихийные гимны - Бальмонт Константин Дмитриевич - Страница 14

Красный цвет — горячий цвет,

Голубой — холодный.

Оба шлют глазам привет,

Но мечтой несродной.

Говорит один — люблю,

Все сожгу любовью,

Камни в лаву растоплю,

Небо вспыхнет кровью.

А другой не говорит,

Не грозит, не манит,

В нем спокойный вечный вид,

Вечность не обманет.

Красный все зовет на бой,

Жаждет вновь завязки.

Ум ласкает — голубой,

Правдой детской ласки.

Тяготясь самим собой,

Красный, вихрей полный,

Гонит птиц, зверей гурьбой,

Поднимает волны.

Но, закончен сам в себе,

Ум — покой вмещает.

О покорности Судьбе

Голубой вещает.

Красный, желтый, голубой,

Троичность цветов,

Краски выдумки живой,

Явность трех основ.

Кислород, и углерод

Странные слова,

Но и их поэт возьмет,

В них душа жива.

Кислород, и углерод,

Водород — слова,

Но и в них есть желтый мед,

Вешняя трава.

Да, в напев поэт возьмет

Голубые сны,

Золотистый летний мед,

Алый блеск весны.

Красный, желтый, голубой —

Троичность основ

Оставаясь сам собой,

Мир наш — ими нов.

Голубой, зеленый, желтый, ярко-красный,

Степени различной светлой теплоты.

Незабудка, стебель, лютик, арум страстный,

Это — возрастанье красочной мечты.

Голубые очи детства золотого,

Изумруды мая, лето, страсть, зима,

Душные теплицы, ночь — и снова, снова

Лампа, звезды, взоры, сказка, ласка, тьма.

Лютик золотистый,

Греза влажных мест,

Луч, и шелк цветистый,

Светлый сон невест.

Пляска брызг огнистых

В пламени костров,

Между красно - мглистых

Быстрых огоньков.

Колос, отягченный

Числами зерна,

Вечер позлащенный,

Полная Луна.

Тихий шелест Сентября,

И умильный свист синицы,

Улетающие птицы,

Пышный праздник янтаря.

Праздник Солнца золотого,

Углубленный небосклон,

На лазури — желтый клен,

Остров моря голубого.

Все оттенки желтизны,

Роскошь ярких угасании,

Трепет красочных прощаний,

Траур Лета и Весны.

На странных планетах, чье имя средь нас неизвестно,

Глядят с восхищеньем, в небесный простор, существа,

Их манит звезда, чье явленье для них — бестелесно,

Звезда, на которой сквозь Небо мерцает трава.

На алых планетах, на белых, и ласково-синих,

Где светят кораллом, горят бирюзою поля,

Влюбленные смотрят на остров в небесных пустынях,

В их снах изумрудно, те сны навевает — Земля.

Подвижная сфера зрачков, в изумруде текучем сужаясь,

Расширяясь, сливает, безмолвно, привлеченную

                                       душу с душой.

В глубоких зрачках, искушенья, во влаге

                                     зеленой качаясь,

Как будто бы манят, внушают: «Приблизься,

                                    ты мне не чужой».

О, травянистый изумруд,

Глаза испанки светлокудрой!

Какой художник нежно-мудрый,

Утонченник, сказался тут?

Где все так жарко, чернооко,

Где всюду черный цвет волос,—

В сияньи белокурых грез,

Испанка-нимфа, одиноко,

Порой возникнет — и на вас

Струит огонь зеленых глаз.

Всего красивей черный цвет

В зрачках зеленых глаз.

Где водный свет? Его уж нет.

Лишь черный есть алмаз!

Зелено-бледная вода,

Русалочий затон,—

О, не одна здесь спит беда,

И чуток этот сон.

И каждый миг, и каждый час

Воздушный изумруд,

Воздушный цвет зеленых глаз

Поет мечте: «Я тут!»

Зрачек растет, и жадный свет

Зовет, берет, светясь.

Где целый мир? Его уж нет,

Лишь черный есть алмаз!

Пустынями эфирными, эфирными-сапфирными,

Скитается бесчисленность различно-светлых звезд.

Над этими пространствами, то бурными, то мирными,

Душою ощущается в Эдем ведущий мост.

Зовется ли он Радугой, навек тысячецветною,

Зовется ли иначе как, значения в том нет.

Но синий цвет — небесный цвет, и грезою ответною

Просящему сознанию дает он ряд примет.

Примет лазурно-радостных нам в буднях много светится,

И пусть, как Море синее, дороги далеки,

«Дойдешь», тебе вещает лен, там в Небе все отметится,

«Дойдешь», твердят глаза детей, и шепчут васильки.

Колокольчик на опушке леса,

С звонами, что внятны слуху фей,

Бархатисто-пышная завеса,

Возле лиловатых орхидей.

В лепете романса — цвет сирени,

Сад мечты, и в нем упавший лист,

В красочном контрасте — свет и тени,

На руке лилейной — аметист.

Мне снилось множество цветов,

Багряных, алых, золотистых,

Сапфирно-синих лепестков,

И снов, застывших в аметистах.

Но между всех цветочных сил,

Я видел, в призрачной картине,

Что красный цвет внизу застыл,

А цвет зеленый — посредине.

Но выше — выше, в синеву,

Восходит множество фиалок,

И в сновиденьи наяву

Я вижу белый храм Весталок.

Их не встревожит зов ничей,

Им Ночь  моления внушает,

И взор фиалковых очей

В себе бездонность отражает.

И быстро, быстро, быстро — я

Несусь мечтою к ним, предельным,

В лесной пустыне Бытия

Забвенье пью фиалом цельным.