Ожерелье Дриады - Емец Дмитрий Александрович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/64
• Следующая

Трамвай подошел почти неслышно – светящийся, почти пустой красный вагон. Казалось, сумеречная дождливая Москва играет им, гоняет его точно яркий мяч – туда-сюда, из одного района в другой. В плоских асфальтовых лужах отражались его яркие отдувающиеся бока. Трамвай остановился, негромко звякнул электрическим голосом и распахнул двери.

Еще минуту назад Даф и не планировала в нем ехать. Да и настроение было самое нетрамвайное, а скорее автобусное или метрополитеновское. Трамвай, в конце концов, романтический вид транспорта, троллейбус – философско-гудящий и усато-тараканящийся, а вот об автобусе и метро этого уже не скажешь. Они удобны, безлики и безнадежно функциональны. В трамваях ездят редакторы и поэты, которым плевать, куда идет вагон; в автобусах же тухлые прагматики, у которых почти наверняка в глубине кармана заготовлен на будущие времена ламинированный прямоугольник собственного водительского удостоверения. Ну это, конечно, когда есть выбор, на чем ехать. Когда же выбора нет – не считается.

Свободных сидений было много. Даф села в самом конце вагона и стала смотреть в окно. За стеклом шевелилась темнота. Вагон покачивался, звякал и скользил по рельсам куда-то в срединные районы Москвы, граничащие с наружной частью Садового кольца. Люди, входившие в вагон на остановках, все как один были с яркими желтыми зонтами. Они стояли и встряхивали ими, разбрызгивая капли первого за последнюю жаркую неделю дождя.

«Бывает же такое! Просто заговор желтых зонтиков! Хоть бы один синий или полосатый!» – рассеянно подумала Даф.

На всякий случай она проверила и убедилась, что люди самые обычные. Ни суккубы, ни комиссионеры, ни прочие шпионящие гадики. Большинство даже не поэты. И между собой, разумеется, все незнакомы.

Даф честно прикинула вероятность десяти желтых зонтиков подряд и поняла, что само собой такое может случиться раз в миллион лет. С другой стороны, само собой в этом мире ничего не происходит, и можно не заморачиваться.

Депресняк свернулся у нее на коленях и, томно перебирая передними лапами, ржаво мурлыкал. Под новым комбинезоном горбатились сложенные крылья. Затем кот закрыл глаза и, сделав миру большое одолжение, согласился уснуть.

Дафне тоже хотелось задремать. Она плохо спала вот уже вторую ночь подряд. Рука, порезанная мечом Мефодия, ныла. Ей снились бредовые сны и навещали чужие мерзкие мысли. Все же хорошие мысли, точно сговорившись, отодвинулись. Видимо, им неприятно было подходить к ней, как чисто одетого человека не тянет обнимать того, кто только что вылез из канализационного люка.

Мефодий был в «Пельмене», куда его вызвали подменить Памирджанова, захворавшего хроническим воспалением хитрости. Смена его заканчивалась не скоро, и Дафна решила побродить по городу. Тут-то и застал ее дождь.

Глядя на лиловую полоску дождящего неба, которая с каждой минутой все сильнее заваливалась в фиолет, Даф думала об Арее. Нельзя сказать, чтобы он очень обрадовался, увидев их в секретном убежище Варвары. Дафне показалось, что минуты две он колебался, не пустить ли в ход меч. Потом, взяв Дафну за рукав, потянул ее за дверь. Мефу это не понравилось. Он вопросительно уставился на нее, советуясь, не надо ли вмешаться.

Даф улыбнулась ему, показывая, что все в порядке. Все друг друга знают, и все в шоколаде. Буслаев так не считал, но все же остался с Варварой. Та спрятала тесак в ножны, но, как отметил Меф, предохранительный ремешок застегивать не стала. Весь настороженный вид ее говорил, что нет мира лучше вооруженного нейтралитета.

– Я хороший, – примирительно сказал Меф.

– А я – нет, – отвечала ему Варвара.

– Че ты такая колючая?

– Отвали! Язык не обо что почесать? Почеши о стену! – отрезала Варвара, и Меф растерянно умолк.

Как нейтрализовать мужскую агрессию, он знал, а вот женская агрессия его всегда озадачивала. Драться не будешь, ругаться тоже, как-то это по-бабски, а в сторону отойти не всегда получается.

Арей и Дафна остановились в переходе, там, где уползала наверх сбитая мозаика кафеля. По лестнице как раз спускались два парня. Мечник посмотрел на них так сумрачно, что парни вспомнили о забытых делах и повернули обратно.

Арей оберегал свое призрачное счастье, как дикий лесной зверь. Не веря никому и даже самому себе, он стоял над ним, оскалив клыки, и никого не хотел подпускать близко. Дафне стало жутко.

– Мы в равном положении, – сказал мечник, угрюмо глядя Дафне в центр лба. – Меф не знает, кто он. Варвара не знает, кто я. Баш на баш! Идет?

– А кто вы? – озадачилась Даф.

Арей напрягся.

– А, ну да, бывший начальник русского отдела!

– Не нарывайся, светлая! Для нее я богатый мужик, который от кого-то скрывается.

– А-а…

– Теперь о вас с Мефом: как вы здесь очутились?

– Случайно, – начала объяснять Даф. – Понимаете, собака украла курицу, а мы как раз были рядом и…

Арей нетерпеливо дернул головой. Чувствовалось, что слушать кудахтанье про петушков и курочек он не расположен.

– Допустим, все так и было. Чем бредовее объяснение – тем ближе к правде. А теперь совет: как вы нашли дорогу сюда – так ее и потеряйте. Если хотите жить, отмотайте память на полтора метра назад и пустите ее по новому руслу!

Даф кивнула, понимая, что спорить с Ареем не в ее интересах. В конце концов, не он свалился им на голову, а они ему. Мечник смягчился и с усмешкой добавил:

– Можешь считать, что у нас в подземном переходе открылся дополнительный офис мрака. И вам, светлым, путь сюда заказан. В старый-то офис меня теперь небось и не пустят.

– За что Лигул вас так? – спросила Даф. – За Мефа?

Арей поморщился.

– Не только. Наш карапузистый наполеончик собирается все тут зачистить. Россия с точки зрения мрака самая неблагополучная страна, которую надо срочно пустить по западным рельсам. До нормального цивилизованного мира, который выращивает мраку эйдосы послушно, как свинья сало и щетину, нам еще скатываться и скатываться. Этот дурачок не понимает специфики России! Русских можно задавить только жиром и собственностью! Никакое внешнее давление тут не поможет!

– Что, правда? – обрадовалась такому признанию Даф.

К Арею – мрачному, неустроенному, ночевавшему в подземном переходе – она внезапно стала испытывать сложные чувства. Из-под недоверия пробились жалость и симпатия. Все-таки на Большой Дмитровке он был на своем месте, а тут…

– А если скинуть Лигула! – наивно предложила она.

Арей осклабился.

– О, советы по обустройству мрака! Что я слышу, светлая? Надеюсь, они согласованы с твоим непосредственным начальством?

Дафна смутилась.

– Лигул же обнаглел! Наверняка многим из бонз мрака он не нравится. У вас же есть друзья, – сказала она, следуя принципу: если сел в лужу – не признавай это и греби дальше.

– И кто эти таинственные друзья? Не познакомишь? – заинтересовался Арей.

– Вильгельм или Барбаросса? Нет? – наобум назвала Дафна. – Они же уважают вас и вообще Россию!

Смех Арея был похож на чих. Дафна даже дернулась.

– Вильгельм и Барбаросса уважают меня? Любят Россию? С какого дуба надо рухнуть, чтобы нести такую чушь? Да если б существовал такой большой кирпич, которым можно было всех нас разом прихлопнуть и при этом не слишком навредить экологии, они бы нас прихлопнули и преспокойно любили дальше.

– А Мамзелькина?

Услышав о Плаховне, Арей мимолетно задумался, после чего с иронией произнес:

– Аида-то? Товарищ-то она, конечно, надежный. Но с ней закон такой: дружить дружи, а на длину косы не суйся!

Дафне казалось, что, разговаривая с ней, Арей рассматривает ее недоверчиво и одновременно насмешливо. Чем дальше, тем больше становилось этой затаенной насмешки. Точно он видел что-то, чего не видела она. Прищуренные медвежьи глазки утратили объем и казались плоско залепленными черной бумагой. Ни блеска, ни выражения. Дафне стало жутко.

• Предыдущая
• 20/64
• Следующая