Симфонии - Белый Андрей - Страница 42

5. «Все утончается, дифференцируясь…»

6. «Я это сам хорошо знаю», — заметил разочарованный Мусатов, отчего кривляка вдруг пришел в неописанный восторг.

7. «Неужели? — кричал он, — вы дошли до этого!»

8. «Конечно: у нас это знает любой гимназист четвертого класса…»

9. «Уж не знаете ли вы и того, что все возвращается?» — вопил ломака с пояснительными жестами.

10. «Как же, знаю и это, — досадовал Мусатов, — и не за этим пришел…»

11. «В таком случае мне больше нечему учить вас, ученейший», — визжал Петенька, корча злорадную гримасу, всплеснув руками в притворном изумлении…

12. «Пожалуй, сообщу вам тайну тайн, чтобы вы успокоились: тайн нет».

13. Висячая лампа коптила, как во всяком казенном заведении. Смрадная копоть заставляла чихать Мусатова.

14. Мусатов окончательно огорчился ломакиной ложью и, ударив по столу кулаком, неожиданно для себя громыхнул: «Не проведете, голубчики!»

15. Пьяный и наглый, он напоминал теперь своего брата, Павла.

1. «Ты не смеешь не верить, — зашелестел Петр, как осенний ветер, наклоняя грозовое лицо свое к лицу Мусатова, обрызгивая его слюной, как дождем, — потому что я — сущность, вещь сама по себе!»

2. Залпом выпил Мусатов несколько стаканов воды, схватил себя за голову и горел, как в лихорадке; в ушах его раздавались слова заговорившего толстячка: «Положим — стоит африканская жара… Я раздеваюсь донага и валяюсь на муравьиной куче… Множество маленьких насекомых впиваются в мое тело!..»

3. Толстяк ползал по полу и хохотал, хохотал до упаду.

1. «Неужели мне открылся мир четвертого измерения?» — думал Мусатов, ужасаясь устройством этого мира, а сущность вещей в образе Петрушки подсказывала: «Да, да, да, да, да! Миллион раз да! Это — так называемый мир четвертого измерения!.. Дело в том, что его не существует вовсе… Люди исколесили три измерения; вдоль и поперек. Они все узнали, но не угомонились, узнавши. Подобно горьким пьяницам, им нужно все больше и больше водки, хотя водка-то вышла и бутылка пуста… Ну, вот они и придумали у себя за стеной какое-то четвертое измерение… Ну, вот они и колотят в стену, желая пробить брешь в это четвертое измерение… Пусть поберегутся! — орал он так, что стены дрогнули, и при этом блеснули белые зубы его и белки глаз. — Пусть поберегутся, потому что Мститель жив… Чу! Над нами шум зловещих крыльев, точно над Гоморрой в день ее гибели!..»

2. «Но за стеной есть что-нибудь?» — шептал Мусатов, помертвев.

3. «Такая же комната, с такими же обоями, как во всяком казенном заведении, с таким же чудаком, который, бия кулаком в стену, воображает, что за стеной есть что-то иное… Пусть побережется, потому что Мучитель, как огромный, мохнатый паук, расставляет сети безумцу, чтобы насладиться воспламененной кровью его!..»

4. Так сказав, Петр нахмурил свои нависшие брови, и зеленые молнии с ужасающей яростью заблистали в диких очах. Но он быстро погасил эти огоньки, закатил глаза и казался потухшим вулканом.

5. Мертвенно-бледный, сидел в глубоком безмолвии.

1. «Ну, а смерть?» — вопрошал Мусатов.

2. «Смерть — это перевод жильца из комнаты № 10000 в комнату № 10001, если на то имеются надлежащие бумаги», — сказал грозовой Петр, очнувшись, восстав из мертвых.

3. Висячая лампа медленно потухала, когда лакей во фраке принес господам по стакану чаю с баранками.

1. «Может быть соединение между Западом и Востоком?»

2. И ему в ответ Петр-Гроза: «Какое тут соединение: ведь Запад смердит разложением, а Восток не смердит только потому, что уже давным-давно разложился!»

3. «Но кому же улыбается будущее?»

4. Тут произошло маленькое затруднение: сущность вещей схватилась руками за свои сползающие кальсоны и присела от изумления; потом, стуча рукой по высокому лбу, качала укоризненно головой: «Эхма!.. Что ж ты, батенька?.. Проник в наши тайны, а не знаешь азбучной истины!..»

5. Потом она вылила графин холодной воды на голову Мусатову, приговаривая: «А негр?.. А негр?»

6. «Так негр», — сказал пророк совершенно упавшим голосом, оправляя волосы, мокрые от воды.

7. «Негр, негр! Конечно, негр!.. Черномазый, красногубый негр — вот грядущий владыка мира!»

8. Тут Мусатов уронил голову на стол и замер в порыве пьяного отчаяния.

1. Забавный толстяк читал новую лекцию невидимым.

2. «Я разрезаю живот… Вытаскиваю и прочищаю кишки… Отрезав нужный мне кусок кишки, я сшиваю отрезанные концы,

3. и дело в шляпе», — восторженно закончил он свою лекцию, а уже его попирал босоногий Петр, шепча лихорадочно: «Опять за старое, седой греховодник!»

4. Но толстяк жалобно умолял: «Голубчик Pierre, разрешите мне выкрикнуть еще только один ужасик!»

5. На что Петр сказал в каком-то буревом затишье, не предвещающем ничего хорошего: «Молчи, и не обнаруживай старые язвы!»

6. Но этого уже не слышал Мусатов, сбегая с лестницы.

7. Он шептал: «Что это, Господи? Что же это такое?»

8. Он чуть не сшиб с ног черномазого негра, который гордо шел вдоль освещенной улицы в изящном цилиндре и с иголочки одетый.

9. Любопытный негр посмотрел по сторонам и нагло думал: «Где же Москве до Чикаго!»

10. Под влиянием этой гнусной мысли губастая рожа улыбалась.

11. И над этим Содомом слетались грозные коршуны на смрадную падаль, радуясь желанному омертвению.

1. А босоногие чудаки после ухода Мусатова мирно сидели за столом. Каждый помешивал ложечкой в стакане с чаем.

2. Над их головами образовалась странная особенность: это была пара настоящих рожек, выросших Бог весть почему и откуда…

3. Толстый говорил худому: «А ты искусник, а ты обманщик, а ты лгун, Петенька?»

4. При этом он хихикал.

5. Но его веселья не разделял Петр, ворча: «Пожалуй, он догадается, в чем сила… Ведь они — хитрые…»

1. Мне кажется, что вы увидели бы, господа, двух, которые сидели на могилах.

2. Оба были высоки, худы и сутулы; борода одного развевалась по ветру, а из-под черных, точно углем обведенных ресниц грустно смотрели серые глаза.

3. Другой был в зимнем картузе и золотых очках.

4. Один сказал другому: «Мне, Барс Иванович, все-таки жаль Мусатова, несмотря на его гордыню и самонадеянность!»

5. А другой закричал: «Ээ! Да нельзя же, Вла-ди-мир Сер-ге-е-вич, спускать им всякую нелепость!

6. Ведь мусатовские выводы — это выводы сапожника!»

7. Быть может, это мне показалось, господа, и среди могил стояла только тоскующая красавица в бесслезных рыданьях, с вечными четками и в черном клобуке…

1. Ночью все спали. Бедные и богатые. Глупые и умные.

2. Все спали.

3. Иные спали скорчившись. Иные — разинув рты. Иные казались мертвыми.

4. Все спали.

5. И уже белый день сердито просился в окна. Казалось, что это был новый призыв к переутомленным.

6. Побуждение к новому ломанью.

1. Утром звонил колокол, потому что окончилось веселье и надвигалось великое уныние.

2. На рынках продавались сушеные грибы, и была мягкая слякоть.

3. С крыш капала сырость. Зловещее небо грозилось туманной весной.

1. В кабинете сидел знаменитый ученый, развалясь в кожаном кресле, и чинил карандаш.

2. Белые волосы небрежно падали на высокий лоб, прославленный многими замечательными открытиями в области наук.

3. А перед ним молодой профессор словесных наук, стоя в изящной позе, курил дорогую сигару.

4. Знаменитый ученый говорил: «Нет, я не доволен молодежью!.. Я нахожу ее нечестной, и вот почему:

5. Во всеоружии точных знаний они могли бы дать отпор всевозможным выдумкам мистицизма, оккультизма, демонизма и т. д… Но они предпочитают кокетничать с мраком…