Ключ из желтого металла - Фрай Макс - Страница 71

• Предыдущая
• 71/89
• Следующая

– Ну, теперь все более-менее сходится, – неожиданно сказал Карл. – Понятно, почему пан Черногук так страстно стремился выяснить мой адрес. Конечно, ключ у него. Конечно, ему нужен наш подвал. Конечно, он хочет того же, чего хочу я сам: открыть дверь.

– За которой глухая стена, – напомнил я.

– Это, конечно, так, – согласился Карл. – Но никогда заранее не знаешь, чего ждать от древних тайников.

– Может, имеет смысл попробовать договориться? – спросил я. – У этих красавцев ключ, у нас дверь. Откроем ее вместе, вместе посмотрим, что будет. Странно, кстати, что Черногук сам это не предложил. Я бы на его месте…

– Мне кажется, – мягко сказал Карл, – тут есть ряд нюансов. Например, кто именно будет открывать дверь. Возможно, от этого многое зависит. А возможно, это не имеет значения, но пан Черногук по каким-то причинам думает, что имеет. Я, конечно, не знаю, Фил. Но чувствую, что дело именно в этом.

– Наверное, – согласился я. – Но теперь в любом случае придется начинать все сначала. Давай так. Для начала напиши Черногуку. Дескать, по нашим сведениям, оригинал ключа приобрел его знакомый, доктор Станислав Грочек. И мы, такие все из себя наивные зайчики, просим пана Болеслева посодействовать в переговорах. Посмотрим, что он тебе ответит. Напишешь?

– Так точно, сэр. Будет сделано, сэр. – Карл дразнился, но чувствовалось, что ему по душе мой напор.

– А я завтра же вернусь в Прагу, – решил я.

– Почему именно в Прагу? Какой в этом смысл? Если сам Черногук еще вчера был в Вильнюсе, а его приятель, по твоим же словам, сегодня утром приехал в Краков?..

– Смысла, возможно, никакого, – согласился я. – Но мне почему-то кажется, что следующий этап переговоров пройдет именно в Праге.

Я не стал говорить: «Я так решил», – услышав от меня подобную формулировку, Карл наверняка начал бы опасаться, что я не просто слегка повредился умом от избытка дорожных впечатлений, а качественно слетел с катушек. Но на деле все обстояло именно так: я решил застать Льва в Праге и не сомневался, что он будет там как миленький. Стать самоуверенным придурком оказалось гораздо легче, чем я предполагал.

Дело за малым – осталось вообразить себе такое развитие событий, при котором ключ попадет в мои руки. И этот вариант развития событий должен выглядеть чертовски убедительно. Потому что мне предстоит иметь дело не только с паном Болеслевом и его очаровательным дружком, но и с собственным скептическим умом, который в любой момент может оправиться от нокаута и заняться анализом – вот это действительно грозный противник. Но я как-нибудь справлюсь. У меня все получится.

– У меня все получится, – сказал я вслух. – Вот увидишь.

Карл одобрительно хмыкнул.

Я едва удерживался от искушения написать: All work and no play makes Jack a dull boy.[39] Ситуация была самая что ни на есть подходящая: я уже часа два сидел перед включенным компьютером и тупо пялился на пустой, как моя бедная голова, экран. Останавливало меня только то соображение, что рядом нет никого, способного оценить мое ловкое обращение с цитатами.

Правда, в отличие от Джека Торранса, я не собирался писать книгу. Моя задача была много проще. Этот тип в кепке, Макс или как его там, дежурный Вергилий, явившийся мне в сумрачном лесу, сказал, что в сложившейся ситуации следует выяснить, чего хочу я сам. И тогда, дескать, все будет по-моему. Сомнительная философия, чего уж там, но терять мне было нечего. Почему бы и не решить, чего я хочу? Вреда от этого уж точно не будет, а польза несомненна, пусть даже сугубо психотерапевтического свойства. Это тоже не помешает.

Зная собственное переменчивое настроение, дырявую память и умение искренне полагать любое свое мимолетное решение окончательным и бесповоротным – целых полчаса кряду, пока ему на смену не придет новое, – я заключил, что определяться с собственными желаниями следует в письменной форме. Тщательно их запротоколировать, чтобы не было потом искушения всякий раз заново метаться в потемках собственного сознания, вопрошая себя: так чего же я все-таки хочу? Нет уж, записано, значит, записано, не вырубишь топором. Придется прекратить духовные метания и продолжать хотеть, чего решил. Я всегда высоко ценил силу текста, особенно печатного, и если существует способ в кои-то веки поверить себе на слово, то вот он.

Но это оказалось вовсе не так просто, как я себе представлял. Хотя, по идее, тоже мне проблема – понять, чего хочешь. Желание – до сих пор я был в этом совершенно уверен – весьма агрессивное ощущение. Игнорировать его трудней, чем сформулировать, по крайней мере, так мне казалось всего два часа и полдюжины сигарет назад, когда я включил компьютер, легкомысленно решив: сейчас все быстренько запишу и лягу спать. Ага, как же.

Я встал, распахнул окно пошире, по пояс высунулся наружу, в прохладную, душистую весеннюю ночь. Вдохнул, улыбнулся, выдохнул, улыбнулся еще шире, снова вдохнул. И понял: вот чего-то в таком роде я и хочу. Чтобы так было всегда. Чтобы любое мое действие было простым, радостным, естественным и в то же время совершенно необходимым – как дыхание. И не только мое. Всякое действие. Жизнь. Вообще. Любая. Везде. А все остальное несущественно.

Мне показалось, что я понял что-то очень важное. Бросился к компьютеру и поспешно, не задумываясь, записал: Я хочу, чтобы все исполнилось смысла.

Оказывается, надо было просто начать, неважно, с чего и как. Меня прорвало, я писал торопливо, пропуская буквы и пробелы, все, что приходило на ум, не стыдясь убожества собственных формулировок: «Я хочу чтобы… и пусть тогда… и она… а он… и еще вот…»

Остановился, только когда захотел курить. Перечитал написанное, пожал плечами – а что, все правильно. Ужасно коряво написано, выглядит чертовски наивно, даже глупо, но по сути – правильно. Пусть все так и будет, я только «за». Но если кто-нибудь когда-нибудь это прочитает, я со стыда сгорю. Поэтому немедленно – выделить, удалить, сохранить. Вот так. Очень хорошо.

Передо мной снова был почти пустой экран, почти чистый лист, сохранилась только первая строчка: Я хочу, чтобы все исполнилось смысла. Потому что я действительно хотел этого больше всего на свете. Так сильно хотел, что рука не поднялась удалить это предложение – шесть слов, тридцать букв, пять пробелов, два знака препинания, господи, тоже мне великая ценность. Некоторое время я сердито смотрел на экран, а потом закрыл документ, выключил компьютер, лег в постель, укрылся с головой одеялом и уснул, крепко и сладко, как человек, весь день занимавшийся тяжелым физическим трудом.

Утром я почти не мог вспомнить, что написал в приступе вдохновения. Но особых сожалений не испытывал. Что сделано, то сделано. Ну и потом, если вдруг, чем черт не шутит, жизнь действительно исполнится смысла – на таких условиях я согласен на все. Играю. Сдавайте.

Движения мои были стремительны, как никогда прежде. Душ, бритье, завтрак, сборы, оплата номера – все это каким-то чудом уместилось в несчастные сорок пять минут, один школьный урок, обычно я за это время только и успеваю, что выпить кофе, сетуя на необходимость выполнять еще какие-то действия. И только пулей вылетев на улицу, я немного замедлил шаг, пошел почему-то не в сторону вокзала, а к Главному Рынку, где и остановился как вкопанный, завороженный вкрадчивым звуком трубы.

И чего дальше? – растерянно спросил я себя. Куда теперь? И как?

Честный ответ на этот вопрос звучал примерно так: «А я думал, оно как-нибудь само…» Только теперь я смог по достоинству оценить масштабы разразившейся в моем сознании катастрофы. Мне даже в голову не пришло, что поездку в Прагу следует предварительно продумать, а потом последовательно осуществить. Кажется, я почти всерьез полагал, что окажусь в Праге, как только выйду из гостиницы. Сам или вездесущая и загадочная Мирра Жукотовская за ручку отведет, я, так и быть, согласен. На худой конец наткнусь у входа на Митю, который покается: Марфинька нынче опять это делала, грешен, выследил тебя зачем-то, прости засранца – и распахнет передо мной дверцу своего роскошного автомобиля. И отвезет, куда требуется, еще и спасибо скажет за то, что не очень сержусь.

• Предыдущая
• 71/89
• Следующая