Сердце дракона (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна - Страница 16

– Привык сражаться с женщинами и детьми?

Дракона уже куда-то исчезла, как и тело ее юного сородича. Обезумевший Лей бросился на Черного Ская с диким воплем…

– Это мы уже проходили, – спокойно заметил дракон. Каким-то образом его руки перехватили бросок, и юноша оказался в одно мгновение прижат к стене, обезоруженный, почти беспомощный… Его заведенные над головой запястья сжимали драконьи пальцы с острыми ногтями… нет, когтями…

– Но урок не пошел в прок.

Все… – успел подумать Лей, прежде, чем его швырнуло почти через весь двор. Он сильно ударился головой и на миг потерял сознание. Пытаясь встать, юноша снова обнаружил над собой Ская, и даже затосковал: ну когда же? Когда это все кончиться?!

Дракон отвесил ему еще один точный удар, а потом легко вздернул за горло.

– Я назначит тебе срок. Имей мужество его дождаться, не разочаровывай меня!

И Скай ударил его снова. Снова рукой, но и этого было достаточно…

Корчась на плитах двора, Лей еще воспринимал краем сознания происходящее вокруг – и понимал: его щадили: драконы убивавшие, все что видели, обходили его так же, как и селяне в деревне… Он был добычей одного – Ская, его забавой…

А потом он услышал жалобное:

– Пожалуйста… не надо… пожалуйста… я ничего…

И Лей видел, упорно ползя на четвереньках, как Скай внешне небрежно мазнул по лицу мальчика, которого держал за шкирку, когтистой ладонью:

– Пожалуй, да! Ты будешь жить – и расскажешь о том, что видел… А что бы ты наверняка не забыл…

Пальцы разжимаются, и воющий мальчишка с залитым кровью лицом падает вниз… Лей рухнул следом, прижавшись щекой к земле, вдруг ставшей липкой, как от дождя…

Но он продолжал видеть…

И слышать…

Они исчезли так же внезапно, как и пришли, оставив после себя пепелище, щедро сдобренное кровью и запах горелой плоти в воздухе…

Исчезли, как будто их и не было никогда… Как-будто это было кошмарное видение, бред…

Монастырь догорал. Стонов слышно не было – драконы били наверняка, только тонко подвывали двое отроков – драконовы кровные крестники, да посреди двора скорчился Лей…

Клодий поднял его сам. Парня трясло, он закутал его в свой плащ, хотя понимал, что дело не в ночной прохладе. Пересчитал своих – шестеро из пятнадцати пало, хотя драконы не били тех солдат, кто не нападал на них, и видя это, Клодий приказал отступить… Все равно плохо. Все плохо…

До утра солдаты хоронили своих – как положено, высоким костром, – и монахов – тут же, в землю, по их обычаю. Усаженный в сторонке Лей участия не принимал.

Потом все же справился с собой, оглядевшись, встал. Где-то нашел травы, сделал мальчикам примочки к изувеченным глазницам, напоил отваром, и те уснули. Лей затих снова.

Совсем плохо. Слишком силен парень, – ни забытья ему не дано, ни ярости, ни слез…

Самый лучший меч гнут, гнут – да он ломается… выдержит ли…

Обратный путь казался вдвое длиннее. Клодий торопил людей, спеша встретиться с Валерием Грецинном и сообщить о разрушении Обители драконами. Увы, обещанные летописи погибли в огне, как и те, кто их составлял…

Это было еще одной причиной, по которой трибун стремился как можно скорее оказаться в гарнизоне: он уже не сомневался, что Черный Скай выполнит свою угрозу и явится за сердцем приговоренного им монашка. Клодий мог с тем большей уверенностью обещать ему защиту, что Лей оказывался единственным, кто обладал хотя бы частью знаний о драконах, хранившихся в монастыре. Он мог быть полезен как источник сведений, как очевидец, и – об этом не хотелось думать, но – как приманка для Ская, который как видно занимал среди драконов высокое положение. К тому же, участь юноши наглядно демонстрировала злобный нрав и обычаи драконов.

Трибун испытывал двойственное чувство: с одной стороны такое положение было выгодно самому Лею и гарантировало ему всю возможную помощь, с другой – это не меняло того факта, что мальчишку будут использовать в политических играх и дрязгах.

Выдержит ли… – в который раз подумал Клодий, пристально вглядываясь в него. И все основания для беспокойства у него были.

Лей за время пути переменился – переменился страшно. Даже после столкновения с драконами в деревне, даже после приговора Ская, он еще был мальчишкой. Да, натасканным на драки, с развитым тренированным телом, но мальчишкой – не больше.

Любознательным, с живым умом, еще не окостеневшим под усилиями его наставников, старающимся во всем находить хорошую сторону, и отчаянно пытающимся выглядеть взрослее, чем он есть. Обычный довольно славный парнишка.

После монастыря он перестал спать. Кто-нибудь из легионеров и сам трибун замечали, что он просто лежит, распахнув глаза в ночное небо, как будто пытается остановить время, поймать и рассмотреть, запомнить каждую секунду. Стать ею…

Днем творилось тоже самое. Нет, он не застывал в апатичной неподвижности, не впал в прострацию, не дергался, не суетился. Внешне он вел себя как обычно, сам заботился о двоих ослепленных мальчиках, но было видно, что мысли его где-то совершенно не здесь и сейчас.

Остальных людей Лей почти не замечал, и создавалось впечатление, что он уже не принадлежит к ним. Он двигался тяжело, медленно, но плавно, как будто нес на плечах невидимый чудовищно тяжкий груз, – и должен был пронести его до конца пути, не уронив. Что не помешало именно ему отреагировать на опасность: не замеченная вовремя змея, потревоженная неосторожным молодым легионером, – тот хоть и слыл отчаянным рубакой, но был не привычен к лесу, – еще только пласталась в воздухе… А следующее мгновение уже стало для нее последним.

Сервий даже не успел начать ругаться, когда раздался странный пугающий звук – стоявший над ним Лей смотрел на дохлую змею в своей руке и смеялся… Так, как будто с губ у него сыпались льдинки.

"Парень сходит с ума!" – пришло в голову Клодию.

Бывший послушник изменился и внешне – не то что бы похудел, но как-то усох. В лице не осталось ничего детского. Глаза запали глубже, казались больше и, странное дело, – ярче. Вокруг них плотнее залегли черные тени. Резче обозначились острые скулы. Рот затвердел, и губы стали почти неподвижны. Ему трудно было дать его семнадцать, но и любое определение возраста уже к нему не подходило, – Лей как бы стал вне его.