Заратустра. Путь восхождения. - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 72

- Есть ли у вас под рубашкой индуистская нить, священная нить?

Юноша ответил:

- Нет.

Шанкарачарья ужасно рассердился и сказал:

- Как только вы встали, я понял: в такой одежде вы, должно быть, мочитесь стоя, а это противоречит индуизму. Сперва наденьте священную нить. Смените одежду и, когда вы мочитесь, наматывайте ее на ухо.

Все засмеялись, и несчастный юноша оказался в дурацком положении среди этих идиотов.

Я слышал об этом случае, поэтому и спросил:

- Каково значение вашей священной нити? И что духовного в том, чтобы наматывать ее на ухо, когда вы мочитесь?

Ответ тот же... - что в ухе есть нерв, контролирующий сексуальность. Поэтому, когда вы наматываете священную нить на ухо, этот нерв зажимается. Это помогает мужчине оставаться целибатом.

Миллионы индийцев верят в это. И не только индуисты - в любой религии вы найдете такие же глупые идеи, которые распространяются тысячи лет. Никто не задает вопросов, потому что никому не хочется выпасть из толпы, потерять уважение толпы.

А толпа может быть очень мстительной; она может сделать человеку любую гадость. Возможно, он лишится работы. Против него восстанет даже семья; друзья повернутся к нему спиной, он станет одиноким в толпе и всеми презираемым. Но если он исполняет все эти глупости, в которых толпа видит некую духовность, некую добродетель, его будут уважать.

Насколько я понимаю, уважение общества означает, что вы хитрец, что вы лицемер. Это значит, что ради уважения вы притворяетесь, прекрасно зная, что все это бессмысленно, глупо и даже вредно.

И когда я жил среди них, жил я над ними. И за это они не любили меня. Я знаю это по собственному опыту. Столько религиозных людей в мире - религиозные вожди, святые, мудрецы - не любят меня по той простой причине, что я показал им: то, что они принимают за характер, добродетель, религию, в основном - просто вздор. Им нечего ответить. Их ответ - гнев. Но гнев - не доказательство. Он ничего не доказывает - фактически, он доказывает обратное. Если вы злитесь, это просто знак того, что вас разоблачили, что в ваших поступках нет никакого рационального зерна, что у вас нет никаких доводов, доказательств.

И когда я жил среди них, жил я над ними. И за это они не любили меня.

Они и слышать не желают о том, чтобы кто-нибудь ходил над их головами; и потому между мной и собой, над головами своими, они наложили дерева, земли и мусора.

Так заглушили они шум шагов моих: до сих пор хуже всего меня слышали самые ученые из них.

Но, невзирая на это, я со своими мыслями продолжаю ходить поверх их голов; и пожелай я идти путем своих заблуждений, то и тогда оказался бы я выше.

Ибо люди не равны. Это великие слова. Особенно сегодня, когда благодаря коммунизму почти повсеместно признано, что все люди равны. А это совершенно не так: нет даже двух равных людей.

Равенство - ложная идея.

Каждый человек уникален.

Его ни с кем нельзя равнять.

Я убежден, что каждому нужно дать равные возможности роста своей самобытности, но люди не равны. Равенство - наш современный предрассудок: поздний и наиболее широко распространенный, даже среди не-коммунистов. Они тоже признают равенство, поскольку не отрицают его.

Даже у не-коммунистов не хватает смелости сказать, что люди не равны, - они боятся злить толпу. Массы необычайно счастливы от мысли, что люди равны, что вы и Альберт Эйнштейн равны, что равны вы и Бертран Рассел, что вы равны с Мартином Бабером, что вы равны Жан-Полю Сартру. Массам чрезвычайно приятна эта мысль.

Она настолько радует эго, что даже не-коммунисты боятся сказать, что люди не равны. Но я абсолютно согласен с Заратустрой: люди не равны.

Так гласит справедливость. И то, чего я желаю, они не смеют желать! У нас разные склонности, у нас разные таланты; моя судьба - только моя судьба, ваша судьба - только ваша судьба. На самом деле, равны только бараны. Человек - единственное на земле существо, в котором есть самобытность. Но вы рассердите их...

Когда я двадцать лет назад сказал, что люди не равны, коммунистическая партия Индии приняла против меня осуждающую резолюцию. А президент коммунистической партии Индии Дейндж заявил, что его зять, профессор, собирается написать книгу, опровергающую мою идею. Он написал против меня книгу; правда, в ней не было никаких аргументов, кроме злобы, оскорблений и лжи - ни одного аргумента в доказательство того, что люди равны.

Заратустра прав: так гласит справедливость. У меня есть своя концепция справедливого общества: оно всем обеспечит равные возможности, но это будет равная возможность быть неравными, развивать свою уникальность.

Для меня коммунизм означает равенство возможностей для всех, а не равенство людей. Двадцать пять веков назад Заратустра понимал это. Это абсолютно честно и справедливо: нельзя вновь жертвовать человеком во имя равенства. Его много раз приносили в жертву, во имя разных слов, в разных храмах, разным богам. Сейчас его приносят в жертву в храме коммунизма - священной книге «Капитал», троице богов - Марксу, Энгельсу и Ленину.

Это так просто; всем известно, что люди не равны. Но людская зависть... зависть маленького человека к великому, зависть лилипута к великану заставляет их громко кричать - и конечно, их большинство, - что люди равны, что равенство - прирожденное право каждого человека. И они не ведают, что говорят нечто равносильное самоубийству.

Равные возможности для роста - это абсолютно правильно. И признание уникальности каждого индивидуума делает общество богаче, дарит ему огромное разнообразие цветов, оттенков, различных ароматов.

Заратустра уникален в том отношении, что он провидит очень далеко - ведь в его дни никто не говорил о равенстве людей. До Маркса было еще двадцать пять веков. Но чем вы тише и медитативнее, тем яснее становится ваше видение, и оно может проникать далеко в будущее. Эти слова противоречат Карлу Марксу, хотя Заратустра и не знал никакого Карла Маркса.

Карл Маркс - просто ученый, и больше ничего. Всю свою жизнь он просидел в библиотеке Британского музея. Он приходил туда еще до открытия, и каждый день его приходилось выталкивать почти силой, когда библиотека закрывалась - иногда его просто выносили, потому что в старости он мог читать и читать, пока полностью не переставал соображать. Когда библиотека закрывалась, его голова лежала на столе, он был без сознания. Приходилось выносить его на улицу и вызывать карету скорой помощи, чтобы увезти домой. А наутро он снова был тут как тут. Совершенный ученый! В буквальном смысле книжный червь. И весь его опыт был связан только с книгами - не с людьми, не с существованием, не с самим собой.