За свои слова ответишь - Воронин Андрей Николаевич - Страница 49

• Предыдущая
• 49/76
• Следующая

– Черт знает что такое! – ругался хирург, привыкший к идеальному порядку в клинике. – В клинике бойня, чужие, а он и ухом не поведет, словно вокруг тишина да благодать!

В помещение ему возвращаться не хотелось, в память врезался пристальный взгляд Грязнова. И хоть его помощь могла потребоваться внизу, хирург уселся в приемной, решив ждать до победного конца. Руки его тряслись, мысли путались, не помогли их собрать и иллюстрированные журналы.

Хирург листал одну страницу за другой, и если картинки он еще как-то воспринимал, то текст проходил мимо его сознания. Временами по коридору кто-то проходил, но каждый раз – мимо, и с каждой минутой ожидания хирург казался самому себе никчемнее и никчемнее.

Он, классный специалист, наверное, один из сотни ведущих во всем мире, конечно по своей специальности, не мог восстановить порядок, не мог обеспечить своему пациенту покой и стерильность.

– Гориллы! Громилы! – шептал он, вспоминая Грязнова и его подручных.

И если Колян с Толяном годились еще на роль обезьян, то Грязнов, хирург это чувствовал, из другой породы. Этот человек умел не только бить и крушить, но умел и думать – довольно редкое сочетание. Обычно Бог дает или ум, или силу, а если уж человеку дано и то и другое, да к этому прибавилась уже собственная беспринципность и полное отсутствие страха, то лучше всего не попадаться у него на пути.

Главврач Хазаров в это время находился в так называемом «детском корпусе», небольшом двухэтажном здании на самой окраине городка. Когда-то тут размещался караул, потому территория возле него была обнесена забором и хорошо просматривалась.

Рядом имелась небольшая спортивная площадка, где раньше проводили развод, сохранились и толстые деревянные щиты, возле которых солдаты заряжали автоматы. Кое-где, замазанные толстым слоем краски, виднелись пулевые отверстия, уставшие бойцы иногда машинально передергивали затвор и осуществляли контрольный спуск заряженного автомата. Входить сюда имели право только люди из обслуги детского корпуса, Грязнов да сам главврач. Ни одного из сумасшедших сюда на пушечный выстрел не подпускали.

Территория детского корпуса была словно островком из другого мира: идеальная ухоженность, даже какая-то домашность. Несмотря на позднюю осень, повсюду виднелись цветы.

Марат Иванович в белом халате, надетом поверх тонкого суконного пальто, прошел по узкой дорожке мимо благоухающих кустов шиповника и оказался у невысокой железной калитки, сваренной из арматурных прутьев и покрашенной блестящим битумным лаком. Выход и вход тут жестко контролировались, хотя охранника и не было видно, он наблюдал за дорожкой из деревянной беседки, стоявшей чуть подальше, на горке.

Щелкнул электрический замок, и главврач легко распахнул калитку. Уже когда он шел по парку, то почувствовал тревожную атмосферу, царившую в лечебнице. Душевнобольных ищи – не найдешь, санитаров тоже, лишь бродячая собака, непонятно как попавшая на территорию через высокий забор, рыла лапами яму под старым развесистым деревом.

«Случилось что?» – подумал главврач, ускоряя шаг.

То, что происходило в последние дни в клинике, его, естественно, беспокоило. Срывы следовали один за другим, к счастью пока не фатальные, ситуацию удавалось удерживать под контролем. Но там, где случаются проколы, непременно что-то прогнило, а прогнившее судно рискует в ближайшее время пойти на дно.

"То ли охрану нужно усилить, то ли сменить тактику?

А может, на время лучше вообще затаиться, законсервировать подземную клинику? Вот только Шнайдер пойдет на поправку, тогда и приостановимся. Черт с ними, с деньгами, свобода и жизнь дороже. И Грязнов стал нервным в последние дни…"

Хазаров вошел в здание с черного хода, с загрузочной рампы. Повсюду следы грязных ног, валялись обрывки травы, вырванной с корнем.

«Черт знает что такое!»

Он поднялся на второй этаж и тут же в приемной обнаружил задремавшего с журналом в руках хирурга.

– Долго ждали? – спросил он, тронув медика за плечо.

Тот сразу дернулся, будто ему в затылок ткнулся ствол холодного пистолета.

– А, это вы, – облегченно вздохнул хирург и тут же воровато огляделся. – Безобразие какое-то! Представляете, спускаюсь я к Шнайдеру, а там грязь, листья…

–В чем дело?

– Грязнов ваш. Беспредел творится. Его мордовороты мужика какого-то скрутили, вниз снесли и в предоперационной к столу пристегнули.

– Вы сказали Грязнову, чтобы его люди убрались из клиники?

Хирург заметно погрустнел.

– Конечно говорил, только он и слушать меня не хочет.

– Неужели?

И тут хирург мстительно добавил:

– Говорит, не вы, а он здесь главный. Вы уж попробуйте порядок навести.

Главврач Хазаров особо не подал виду, что происшествие его взволновало, он не любил выносить внутренние дрязги на суд посторонних. С Грязновым, если тот позволял себе лишнее, предпочитал разбираться с глазу на глаз.

– Сейчас узнаю, трудно так сразу сказать, – и он шагнул за дверь.

Хирург двинулся за ним.

– Я все понимаю, у него свои сложности, но есть же элементарные правила! – слышал главврач за собой бессвязное бормотание хирурга, словно оправдывавшегося перед самим собой от бессилия. – Стерильность, реабилитационный период." Я не могу так работать.

– Я же сказал, разберусь, – зло бросил главврач, сбегая по крутой лестнице вниз.

Ему редко приходилось собственноручно открывать тяжелую металлическую дверь, рассчитанную на то, чтобы удержать ударную волну ядерного взрыва, обычно он спускался вниз с кем-то из персонала. От волнения Марат Иванович даже не сразу сообразил, в какую сторону следует крутить маховик. Хорошо смазанные петли не скрипнули.

Беспорядок тут же бросился в глаза: грязь, листья, следы рифленых подошв, которые вели к предоперационной.

– Я же говорил вам, черт знает что!

– Подождите здесь.

– Да и Анна, жена Шнайдера, волновалась, – добавил хирург шепотом.

– С ней я тоже поговорю, – как можно спокойнее сказал главврач и зашагал вдоль цепочки следов, ведущих к застекленной двери.

Он увидел странную картину: одетый в пальто, хоть тут и было тепло, Грязнов сидел на столе и, хищно улыбаясь, смотрел на пристегнутого кожаными ремнями могучего мужчину, лежавшего без сознания. Чуть поодаль стояли Николай с Толяном.

При появлении главного врача они немного смутились, Николай попытался правым чистым ботинком прикрыть перепачканный глиной левый, Толян же заложил за спину грязные, в кровяных подтеках руки.

– Валерий, что такое?

Грязнов лишь посмотрел на вошедшего и вновь перевел взгляд на Рублева.

– Ты можешь объяснить?

– Друга встретил, – внезапно расхохотался Грязнов.

Его смех показался главврачу несколько сумасшедшим, у него даже мелькнула мысль, не пьян ли Грязнов. Еще эхом отдавался смех в лишенном мягкой мебели помещении, а Валерий уже соскочил со стола и предупредительно вскинул руку:

– Я все понимаю, не идиот, слава Богу. Но есть случаи, когда тяжело отказать себе в удовольствии.

– Ты хоть понимаешь, Валерий, что наделал?

– Мне начхать на вашего Шнайдера и на его похотливую сучку!

– Я с ней еще не говорил, – не стал возражать против такого определения Анны главврач, он сам ее недолюбливал.

Хазаров обернулся, ища поддержки, но хирурга рядом не оказалось.

«Вести разговор одному против троих – это проигрыш», – подумал он.

– Разобраться надо, – главврач покосился на Николая с Толяном, те и сами были бы рады убраться отсюда.

– Идите, я вас найду, – бросил Грязнов, – дело вы свое сделали и, надо сказать, чисто, – он специально произнес это неуместное в данной ситуации слово.

Оставляя грязные следы, мужчины двинулись к выходу.

– Ты что-нибудь понял? – спросил Толян.

– Хрен его знает, – пожал плечами Николай, – но кажется, Грязнов знал этого мужика раньше.

– Догадливый, – съязвил Толян, – я это и без тебя понял. А что он с ним собирается делать? Может, как донора предложить Хазарову хочет?

• Предыдущая
• 49/76
• Следующая