Кровавый путь - Воронин Андрей Николаевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/79
• Следующая

– Они супруги. Алина и Борис Пономаревы.

Из Москвы. Передали нашей общине пятьдесят тысяч – деньгами и имуществом. В числе «избранных» пребывают уже семь месяцев. Алине тридцать пять, Борису сорок лет.

Учитель кивнул, показывая, что больше информации ему не надо. На поляне появились двое сектантов: мужчина с жидкой бородкой и в очках с одним треснутым стеклом и женщина – миловидная, но с абсолютно фанатичным лицом. Они опустились на колени, подползли к Учителю, тот позволил им поцеловать край своего одеяния.

– Вы долго ожидали посвящения, – громогласно объявил Учитель, поднимаясь, – и вот этот день настал. Сегодня вы станете не только избранными, но и спасенными. Вы окончательно отречетесь от мира, погрязшего во грехе, из которого пришли ко мне, обретете жизнь вечную.

Станьте, как Адам и Ева в дни сотворения мира!

Сбросьте одежды прежней жизни!

Мужчина и женщина разделись, их одежду собрал один из охранников и бросил в огонь. Теперь муж и жена стояли перед учителем голые, их кожа на морозе покрылась пупырышками, местами приобрела синеватый оттенок.

– Готовы-ли вы, Борис и Алина, к посвящению? Порвали-ли вы, выполняя заветы учения, с прежней своей жизнью? Не жалеете-ли вы о чем-нибудь в прошлом?

– Нет… – трижды ответили мужчина и женщина.

– Сильны-ли в вере?

– Да…

– Испытай их! – бросил Учитель охраннику.

Тот подошел к женщине и принялся двумя руками ощупывать ее тело так, как если бы собирался прямо сейчас заняться с нею любовью. Ее лицо оставалось непроницаемым, мужчина на время перестал стучать зубами от холода, и не отрываясь смотрел в глаза охраннику.

– Что ты чувствуешь, Борис? – вопросил Учитель.

– Спокойствие, Учитель. То, что принадлежит Богу, не может принадлежать человеку, – заучено ответил посвящаемый.

– А ты, Алина?

Прозвучал тот же ответ.

– Грех не только в мыслях людских, в делах людских, но и в теле человеческом. Готовы ли вы вобрать в себя грехи братьев и сестер ваших, не осквернившись?

Мужчина и женщина кивнули.

– Принесите им причастие!

Охранник, задержав дыхание открыл алюминиевый бачок и черпаком налил до половины две миски, бросил в них две ложки и подал сектантам.

– Вот, в руках ваших все земные искушения: похоть, желания, зависть, деньги, имущество. Вот то, во что это все превратилось – в мисках ваших испражнения братьев и сестер ваших. Все земное, предметы зависти и коварства, престижа и богатства – суть испражнения. Вот конец концов всего земного. Почувствуйте истинный вкус земных благ, доступный лишь посвященным, способным увидеть в земном суть его, и возжелайте истинных благ – духовных и небесных, вечных, не подвластных гниению и времени. Примите скверну, укротите алчную плоть, но душ ваших чистых она не коснется, если сильна ваша вера, и вы способны не только смотреть, но и видеть.

И мужчина и женщина принялись ложками торопливо черпать из мисок, давясь и захлебываясь.

Учитель же благоговейно сложил руки и закатил глаза. Он думал:

"Я сумел сломать их, они с радостью хлебают экскременты из выгребной ямы поселка. У них больше нет воли. Это не люди, а зомби. Они уже никогда не смогут сопротивляться моему желанию, моим приказам. Именно такие потом, не спрашивая, не размышляя, разнесут изготовленную в «святой деревне» заразу по всему миру.

Выльют ее в водозаборы, окропят ею хлеб, подмешают в лекарства.., она войдет в каждый дом.

И сперва вся Россия, за ней все человечество, будет жрать дерьмо…"

Начальник охраны старался не смотреть на «причащающихся», но даже это его не спасло. Заслышав скрежет ложки по дну пустой миски, он рванулся к деревьям, уперся руками в ствол старой ели. Здоровенного мужчину выворачивало наизнанку, он блевал до рези в горле и никак не мог остановиться.

– Благословляю вас, – спокойно проговорил Учитель, – с этого момента вы обрели спасение.

Пусть приведут следующую пару.

Об академике Богуславском помнил не только Петраков. Аркадий Карпович представить себе не мог, как много известно доктору Фудзимото о секретных разработках. Несколько публикаций по микробиологической борьбе с сельскохозяйственными вредителями в научных журналах были лишь поводом для разговоров.

В распоряжении сектантов, входивших в число организаторов российско-японского университета, имелась обширная документация. Не вся, конечно, основную часть уничтожили сразу после свертывания исследований. Как-никак, смертоносный вирус представлял огромную опасность. И прежде, чем подступиться к Аркадию Карповичу, были детально изучены многие эпизоды его жизни.

Разговор с ним доктор Фудзимото строил не просто так. Он знал, что волнует Петракова, чего ему не хватает, о чем мечтает этот человек.

И стоило лишь намекнуть о деньгах, потянуть за чувствительную ниточку, как тотчас же мысли Петракова заработали в нужном направлении.

Одну часть дела доктор Фудзимото блестяще завершил – микробиолог оказался в его руках.

А вот с академиком Богуславским дела обстояли сложнее. Единственный ключ, который подходил к душе старого академика – это Бог. Но не в примитивном понимании обывателя, а в понимании образованного, интеллигентного человека, пришедшего к религии не в силу традиции, а в силу понимания, сделавшего свой выбор сознательно.

Но если не получается подобрать ключ к душе, можно попробовать вломиться туда силой. Всегда найдутся слабые стороны, каждого человека можно попытаться поддеть на крючок.

Андрея Петровича Богуславского все соседи считали человеком несчастным. Раньше у него была семья – небольшая, состоявшая из жены и дочери, зятя и внука. Жену он похоронил десять лет тому назад, через семь лет после того, как родился внук, которого назвали Романом. Возможно, именно смерть жены подтолкнула Андрея Петровича к принятию религии душой. Она завещала провести отпевание и похороны по христианскому обряду, и Богуславский не мог позволить себе нарушить ее последнюю волю, хоть это и грозило ему крупными неприятностями.

Бывают такие моменты в жизни, когда душа человека открыта к переменам. Такое случается или в годины несчастья, или же в моменты величайшего счастья. Богуславский глубоко переживал смерть близкого человека – жены.

В церкви находились близкие родственники, да и то не все решились прийти, нарушив негласный коммунистический запрет на посещение храмов. Мерцали свечи, слышался спокойный, торжественный голос священника, читавшего старославянские тексты. И вот тогда академик Богуславский впервые после детских лет перекрестился. Рука сама поднялась, три пальца коснулись лба и Андрей Петрович понял, если он не задумывается к какому плечу сперва приложить щепоть, сложенную для крестного знамения – к левому или правому – значит, это знание было с ним всю жизнь. Оно не забылось, как не забывается самое главное, существенное – то, из чего, собственно, состоит смысл жизни. Слезы в его глазах высохли.

С кладбища он уезжал уже просветленный, а по весне поставил на могиле жены розовый гранитный полированный крест, угрохав на него половину своих сбережений.

В исследовательском центре в Черноголовке он уже не числился среди первых номеров, его держали, как живую реликвию, за старые заслуги и особо не лезли в душу, хоть прекрасно знали, что пожилой академик помешался на религии.

А Андрей Петрович и не рвался работать, занимался исследованиями, скорее, по инерции, лишь потому, что привык. Лаборатория постепенно сворачивалась и к его уходу на пенсию занимала всего лишь небольшую комнатку, в которой разместились и стол руководителя, и клетки с крысами, отгороженные от основного помещения толстым стеклом.

Чем меньше внимания академик Богуславский уделял работе, тем больше он отдавал внуку. Читал ему, беседовал с ним. Хотя какая беседа может быть с восьмилетним мальчиком? Естественно, Роман слушал, а дед говорил. Мать, занятая своими делами, радовалась тому, что ее отец столько времени уделяет Роману, хотя и не очень-то одобряла душеспасительное направление бесед. Андрей Петрович читал внуку Библию, но в церковь с собой не брал, решив, что мальчик, когда вырастет, сделает свой выбор сознательно.

• Предыдущая
• 41/79
• Следующая