Ищи врагов среди друзей - Воронин Андрей Николаевич - Страница 67
- Предыдущая
- 67/70
- Следующая
Сергей удивленно взглянул на нее, но Анна Ивановна благосклонно кивнула и сказала:
– Это очень здравая мысль. Я бы даже сказала, здоровая. Во всяком случае, ходить в походы вдоль побережья вам больше не стоит. Запишите мой московский телефон и звоните, как только возникнет нужда.
– Уверяю вас… – снова начал Дорогин, но Анна Ивановна остановила его движением большой белой ладони.
– Да полно вам, Сережа. Если бы вы знали, сколько уверений я выслушала в своей жизни… От уверений в любви до гроба до обещаний загнать в гроб включительно. Я ведь ни о чем вас не спрашиваю, правда? Просто предлагаю записать номер.
В конце концов, это невежливо – отказываться, когда дама дает вам номер своего телефона. Потом вы его можете выбросить, но записать обязаны. Ручка у вас есть? Конечно нет. Держите…
Дорогин покорно записал на салфетке номер, вернул Анне Ивановне ручку и положил сложенную салфетку в карман.
– Что ж, – сказала Анна Ивановна, вставая и отстраняя наконец-то подоспевшего официанта. – Удачи вам, молодые люди. И помните, Сережа: один в поле не воин.
– Не всегда, – тихо сказал Дорогин.
– А я и не говорю, что всегда. Только не делайте это своим девизом.
– Терпеть не могу лозунги и транспаранты, – отозвался Дорогин.
Анна Ивановна рассмеялась.
– Лет двадцать назад я была бы обязана завести на вас уголовное дело за такие слова, – сказала она.
– Я рад, что времена изменились, – ответил Дорогин.
– Представьте, я тоже. Жаль только, что времена меняются медленнее, чем проходит, жизнь. Прощайте! Берегите друг друга!
Дорогин проводил ее взглядом и повернулся к Тамаре.
Лицо у Тамары было жалкое и испуганное, губы дрожали, а глаза блестели от непролитых слез.
– Что с тобой? – спросил он, беря ее за руку. – Испугалась? Не бойся, она не станет…
– Ты ничего не понял, Дорогин, – сказала Тамара, вытирая глаза. – Просто мне ее жалко. И тебя тоже… Это же она и про себя сказала: один в поле не воин…
– Но она согласилась, что так бывает не всегда.
– Почему ты ей ничего не рассказал? Она же предлагала помощь!
– Вот такой я нехороший: мне прямо предложили помощь, а я криво отказался… Я не в том положении, когда можно сотрудничать с органами. Да и не верю я, что из этого вышло бы что-то хорошее. Скорее всего, расскажи я ей все, я просто поставил бы ее под удар…
– Ты думаешь, это еще не кончилось?
– Я не знаю. Честно, не знаю. Знаю только, что от судьбы не уйдешь.
Он почти дословно повторил фразу, которую накануне произнес во сне, и Тамара зябко повела плечами: внезапно ей показалось, что кондиционер в зале работает слишком хорошо.
Проводив Пантелеича, Сергей запер ворота и вернулся в дом. На столе в кухне красовался обычный натюрморт: трехлитровка парного молока и брусок свежего творога в марле. На этот раз натюрморт получился несколько расширенным: помимо молока и творога, Пантелеич привез кошелку отборных боровиков и подосиновиков и, по отдельной просьбе Дорогина, вчерашнюю «Вечернюю Москву». Старик регулярно привозил в дом газеты в течение последних двух недель, не забывая всякий раз сопровождать доставку почты ворчливым комментарием по поводу вдруг вспыхнувшего интереса Дорогина к рекламным объявлениям и колонкам хроники.
Убрав продукты в холодильник, Сергей подошел к окну и закрыл форточку: ветер переменился и начал гнать дым в сторону дома, совсем как в удушливом июле. На этот раз источник дыма был другим.
Из окна Сергей отлично видел огромную кучу сухой травы и желтых листьев, которую они с Пантелеичем закончили сгребать и подожгли всего полчаса назад.
Пестрый конус кучи был окутан белым дымом, напоминая миниатюрный вулкан. Налетающий порывами ветер прибивал дым к земле, закручивал лихими петлями, рвал в клочья и швырял тающую на лету голубоватую кисею в отмытые до полной прозрачности окна.
Дорогин отошел от окна, подсел к столу и развернул газету. Он понятия не имел, что именно надеется найти (или, наоборот, не найти) в пестрых столбцах рекламных объявлений. Терзавшее его беспокойство было похоже на тлеющий внутри кучи листьев огонь: оно то исчезало, то разгоралось с новой силой, не потухая до конца ни на минуту с тех пор, как они с Тамарой вернулись из своей неудачной поездки к морю.
Закурив, Сергей бегло пролистал газету и углубился в недра рекламного раздела. Как всегда, ничего интересного здесь не было: объявления о продаже и покупке квартир, офисов и целых предприятий, масса выставленных на продажу старых автомобилей, предложения риэлтерских услуг, броская и безответственная похвальба строительных, подрядных и посреднических фирм… Кто-то искал работу, кто-то ее, наоборот, предлагал, – все это была обычная шелуха, не имевшая никакого касательства к снедавшему его беспокойству.
«Чепуха, – подумал он, отбрасывая газету в сторону и закуривая новую сигарету. – Чушь, чепуха и расходившиеся нервы. А все потому, что там, в Одессе, я дал слабину и положился на волю обстоятельств и бравые правоохранительные органы. Уж очень голова болела… Самарина нужно было стереть с лица земли, и тогда все снова стало бы спокойно и просто.»
Он наклонился, чтобы подобрать свалившуюся со стола газету, и замер в неудобной позе, раз за разом перечитывая каким-то чудом ускользнувшее от его внимания объявление: «Туристическая фирма „Москвичка“ объявляет конкурсный набор опытных инструкторов по подводному плаванию. Требования к конкурсантам: опыт работы на больших глубинах, хорошее здоровье и порядочность».
Сигарета обожгла ему пальцы. Сергей не глядя сунул ее в пепельницу и вынул из пачки новую.
«Вот оно что, – думал он, разминая сигарету. – Вот что не давало мне покоя. Значит, фирма „Москвичка“ осваивает новые горизонты. Теперь у них новый вид услуг – подводное плавание… Выходит, Самарин жив и здоров и гуляет на свободе, а ящики спокойно лежат на доступной для аквалангиста глубине и ждут, когда их оттуда поднимут. Теперь это будет какая-нибудь частная яхта, идущая в Турцию для участия в парусных гонках, или что-нибудь еще в этом же роде – например, рыбацкая посудина, якобы заблудившаяся в результате поломки компаса.»
Сигарета, которую нещадно мяли пальцы Дорогина, наконец лопнула, и табак посыпался на пол. Сергей безучастно уронил ее и взял еще одну. Он поймал себя на том, что снова начинает ее мять, и торопливо прикурил, не сразу добыв из зажигалки огонь.
«Значит, Самарин отмазался, – думал Сергей, делая глубокие, на весь объем легких, затяжки. – Значит, ему удалось спихнуть ящики в воду и как-то откреститься от всей этой кучи трупов. Теперь у него снова свободны руки, и, пожалуй, на свете не осталось никого, кто знал бы про золото. Никого, кроме меня и Тамары.»
Он принялся расхаживать по кухне. Страха не было. Было ощущение очередной досадной помехи, свалившейся как снег на голову и сулящей множество неприятных хлопот. Потом он все-таки испугался – не за себя, за Тамару, – а потом разозлился.
Почему его не оставят в покое?
Задав себе этот риторический вопрос, Дорогин улыбнулся: понятно же почему… Как говорится, ясно даже и ежу.
Он поднялся в спальню и принялся рыться в выдвижном ящике стола, где грудами лежали какие-то старые счета, квитанции, блокноты и прочий бумажный хлам, неизбежно скапливающийся в любом доме.
Где-то здесь должна была лежать салфетка с номером телефона Анны Ивановны. Дорогин решил, что настало время подключить к делу тех, кому платят зарплату именно за подобные хлопоты. Самарин Самариным, а почти полтонны золота казне наверняка не помешают.
Он снова улыбнулся, и улыбка вышла невеселой.
Казне… Интересно, в чьем она кармане, эта казна?
Впрочем, сие нас не касается…
Он отыскал наконец салфетку с наспех нацарапанным номером и некоторое время разглядывал ее, словно это была не салфетка, а ручная граната. Звонок Анне Ивановне был бы таким же необратимым действием, как извлечение чеки из гранаты, – дернул, разжал пальцы, давая сработать запалу, а потом можешь думать: бросать или положить обратно в карман. Только времени на размышление маловато – всего четыре секунды…
- Предыдущая
- 67/70
- Следующая
