Убийство во время прилива - Гарднер Эрл Стенли - Страница 22

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая

— В глубине души я убеждена, что это правда, — говорит Пирл. — Поднявшись в свой кабинет, Артур выдвинул ящик письменного стола, взял револьвер и ушел из дома, не сказав ни единого слова. После его ухода я поднялась в его кабинет, чтобы проверить, на месте ли револьвер. Его там не было…

— И что вы предприняли? — спрашивает Дюриэа.

— Я попыталась связаться с Эддисоном Стирном, но он отказался меня принять.

— Но вы не видели, как ваш муж брал револьвер?

— Нет, не видела. Я только слышала, что он выдвинул и задвинул ящик стола, а когда я поднялась в кабинет, то револьвера на месте не было.

— Все это игра ее воображения, — вмешивается Хилберс. — Артур мог взять револьвер раньше. Он мог, наконец, одолжить его кому-нибудь.

— Кроме того, ничто не говорит о том, — замечает Дюриэа, — что речь идет об убийстве и последовавшем за ним самоубийстве.

— Вот именно, — подтверждает Хилберс. — Но Пирл смотрит на дело по-другому…

— Замолчи, Уоррен. Хватит ворошить все это.

Хилберс поворачивается к прокурору и объясняет, тщательно взвешивая каждое слово:

— Дело в том, мистер Дюриэа, что Пирл убеждена также в том, что Артур непременно должен был оставить письмо, объясняющее его поступок. Он должен был оправдать себя в глазах Ниты Молин и объяснить, что вынудило его на этот отчаянный шаг. Поэтому, если Пирл права и речь идет действительно об убийстве и последовавшем за ним самоубийстве, то где же в таком случае револьвер и предсмертная записка? Заметьте, что лично я считаю это плодом воображения Пирл, но…

Пирл обрывает его:

— Нет, это не плод моей фантазии. Я уверена в том, что речь идет об убийстве и самоубийстве. Но после трагедии кто-то унес револьвер и письмо. Я уверена, что Артур оставил письмо. Возможно, он напечатал его на машинке, так как письмо должно было быть длинным. Артур не ограничился бы одной фразой типа: «Я должен был это сделать!», нет, Артур объяснил бы все до мельчайших подробностей, он изложил бы историю знакомства и развития своих отношений с Эддисоном Стирном, а затем с мисс Молин. Он рассказал бы о своих подозрениях, своем отчаянии и прочее, и прочее. И кроме того, я уверена, что он оставил бы.., э.., э…

— Что именно? — спрашивает Дюриэа.

— Завещание, в котором лишил бы меня наследства.

— А что, завещание тоже исчезло?

— Похоже, что да.

— Вы не обнаружили завещания в его бумагах?

— Нет, что еще больше утверждает меня в моем мнении. Он написал завещание и вложил его в конверт, а затем передал своему банкиру, предварительно запечатав его. Банкир позвонил мне и сообщил, что в пятницу днем Артур забрал конверт, сказав, что собирается переделать завещание.

— А по первому завещанию вы назначались наследницей всего его имущества? — спрашивает Дюриэа.

— Я не знаю.

— А его банкир знает?

— Нет, конверт был запечатан.

В разговор снова вмешивается Хилберс:

— Надеюсь, вы понимаете, мистер Дюриэа, что, в сущности, Пирл не в чем себя упрекать. Предположим, что Эддисон Стирн действительно был отцом Ниты Молин либо считал ее своей дочерью. Это объясняет интимность их отношений и подарки, которые он ей делал. Ему стоило только сказать об этом Артуру, и все сомнения бы развеялись. Кроме того, у них было достаточно времени для объяснения. Известно, что они провели вдвоем на яхте несколько часов до убийства. Если бы Артур действительно взял с собой револьвер и собирался убить Стирна, то сначала он потребовал бы от него объяснений, не так ли, мистер Дюриэа?

— Все это мне кажется вполне логичным, — говорит прокурор.

Пирл Райт перебивает его с истерической ноткой в голосе:

— Вы пытаетесь убедить меня, что я невиновна в том, что произошло…

Хилберс останавливает ее:

— Не глупи, Пирл! Мы говорим о реальных фактах.

Он снова поворачивается к Дюриэа и говорит:

— Я так и не смог убедить свою сестру, может быть, вам удастся это сделать. Мне кажется, что в этом деле возможно несколько вариантов. Во-первых, отношения между мисс Молин и Стирном могли быть чисто платоническими, значит, налицо двойное убийство. Во-вторых, их отношения могли быть не столь невинны, и тогда речь идет об убийстве и самоубийстве.

Дюриэа на секунду задумывается и спрашивает Хилберса:

— А если допустить второй вариант, мистер Хилберс, у вас есть предположения по поводу того, как развивались события дальше?

— Да. Я думаю, что мисс Молин…

— Замолчи, Уоррен! — перебивает его сестра. — Мы уже столько раз обсасывали эту тему. Хватит об этом!

Хилберс невозмутимо продолжает, не обращая внимания на протест сестры:

— В таком случае Артур оставил бы письмо, а кроме того, револьвер тоже находился бы где-нибудь неподалеку от трупов… Отсюда вытекает, что кто-то был заинтересован в исчезновении как револьвера, так и послания, а этим человеком может быть только Нита Молин. Это означает, что она оставалась на яхте достаточно долгое время и успела спрятать от посторонних глаз то, что считала необходимым. Поэтому Пирл совершенно напрасно мучает себя. Если мисс Молин действительно была любовницей Стирна и собиралась вдобавок разрушить брак Пирл, то сестра имела право сказать мужу то, что сказала. Но если это было не правдой, то у Стирна было достаточно времени, чтобы объяснить это Райту…

Хилберс умолкает, высказав все, что мог, чтобы унять угрызения совести своей сестры.

Дюриэа поворачивается к миссис Райт и спрашивает ее:

— Вы были в субботу на острове Каталина?

— Да. В пятницу вечером я безуспешно пыталась связаться со Стирном. Тогда я позвонила брату и попросила его приехать. Мне нужен был его совет…

— Но ты мне ничего не сказала о револьвере, Пирл.

— Нет. Я решилась сказать тебе об этом только в субботу.

Хилберс объясняет Дюриэа:

— Пирл рассказала мне только о своей ссоре с мужем. Я успокоил ее, сказав, что не вижу в этом ничего трагического.

— Когда вы отправились на остров? — спрашивает Дюриэа.

— В субботу утром, около восьми часов.

— Немного позднее, — поправляет Пирл. — В половине девятого. Да, катер отчалил в половине девятого.

— У нас прекрасный катер с мощным мотором, — добавляет Хилберс.

— И вы весь день провели вместе? — спрашивает прокурор как бы между прочим.

— Да, — отвечает Хилберс. — Затем, улыбнувшись, продолжает:

— Конечно, мы разлучались на короткое время, минут на десять — пятнадцать…

Пирл Райт говорит:

— В субботу днем я спала больше часа. Да, почти полтора часа.

— О! — восклицает Дюриэа. — Я задал вопрос просто так и не спрашиваю вас о таких подробностях. В какой части острова вы остановились?

— Я точно не знаю. Окна коттеджа выходят на бухту…

— Мы остановились в коттедже миссис Эльвиры Ралей. Я часто снимаю у нее коттедж. Мой катер не столь комфортабелен, чтобы спать в нем.

— А когда вы уехали с острова?

— В воскресенье вечером. И в этой связи, мистер Дюриэа, мне бы хотелось обратить ваше внимание еще на одну вещь. Когда в субботу утром Пирл уходила из дома, она не собиралась туда возвращаться. Она оставила письмо Артуру, в котором писала, что не может больше выносить его равнодушие и дружбу с человеком, разрушившим их брак. Но она не может согласиться также на его брак с бывшей любовницей его друга, тем более что он просит ее саму подать на развод. Если он хочет развестись с ней, то пусть сам ходатайствует о разводе в калифорнийском суде. Кроме того, она намерена возбудить иск против Эддисона Стирна, обвинив его в отчуждении мужа и разрушении их брака. Пирл собиралась подать иск уже в понедельник.

— А где вы оставили письмо? — спрашивает Дюриэа Пирл.

— На ночном столике Артура.

— Прислуга могла его прочитать?

— Нет. Письмо было запечатано.

После короткой паузы Хилберс продолжает:

— Итак, в воскресенье вечером Пирл вызвали в почтовое отделение острова на переговоры. Звонила мисс Молин. Она сообщила, что случилось нечто ужасное и что Пирл должна немедленно вернуться домой, чтобы уничтожить письмо, если оно существует.

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая