Смерть таится в рукаве - Гарднер Эрл Стенли - Страница 9

• Предыдущая
• 9/51
• Следующая

Терри Клейн традиционным китайским жестом отказался от приглашения.

— Время неудержимо бежит вперед, — сказал он, — и я не должен отставать от солнца.

Чу Ки встал и с серьезным видом снял очки. Терри Клейн еще раз поклонился и, пятясь, вышел из комнаты. Подойдя к двери из тикового дерева, ведущей в грязный, обшарпанный коридор, он услышал у себя за спиной шорох шелка: повернувшись, он увидел перед собой Соу Ха.

Ее глаза горели, на гладкой коже щек проступил нежный румянец, рот был слегка приоткрыт.

Тонкими длинными пальцами она коснулась рукава его плаща.

— Скажите мне, вы действительно так сильно любите ее?

— Кого? — удивился Терри.

— Художницу, — уточнила она.

— А что вы знаете о ней? — быстро спросил Терри. У нее был такой вид, словно ее ударили. Губы ее сомкнулись, лицо стало совершенно безжизненным.

— Пожалуйста, поймите меня правильно, Вышитое Сияние, — попросил он.

Она ничего не говорила, только смотрела прямо перед собой.

Он наклонился и коснулся губами ее лба, холодного как лед.

Она так и не сдвинулась с места, когда он открыл дверь и выскользнул в коридор.

До полудня оставалось ровно десять минут, когда в солярий вошел Ят Той и молча склонился над удобно расположившимся в плетеном кресле Терри Клейном.

Клейн снял повязку, предохраняющую глаза от солнечного света. Кожу на костистом лице Ят Тоя покрывали бесчисленные морщины; возраст пригнул его к земле, и теперь в нем было всего лишь пять футов, но его блестящие глаза еще не утратили прежней зоркости.

— В чем дело, Ят Той? — спросил Клейн.

— Загорелый мужчина с выцветшими глазами, чье имя я не могу выговорить, ожидает вас, — доложил слуга на кантонском диалекте. — Это тот, кто всегда говорит только о лошадях и деньгах.

— Леверинг, — сказал Клейн по-английски. — Скажи ему, пусть подождет несколько минут. Он не зашел бы в такое время, Ят Той, если бы ему от меня срочно что-то не понадобилось. Так что ничего страшного, если подождет.

Для пущей убедительности Терри процитировал китайскую пословицу: чем дольше мясо тушится, тем нежней оно становится.

Ят Той не улыбнулся, но черты его лица как-то смягчились — было видно: он прекрасно понял хозяина.

Терри подождал минут десять, после чего вошел в гостиную, где и застал Леверинга, беспокойно шагавшего взад и вперед по комнате. Он явно был взволнован.

Они обменялись рукопожатиями, Терри указал на кресло, сам тоже опустился в свое, вытянул ноги и, скрестив на груди руки, спросил:

— Может, Леверинг, немного виски поможет вам расслабиться и высказать то, что вас тревожит?

— Я могу высказать это без всякой помощи, — нервно выпалил Леверинг.

— Что ж, я весь внимание.

— Вчера вечером вы с Альмой Рентон были на вечеринке у Рейборнов?

— Были.

— Вы не сразу проводили ее домой. По пути вы заехали в Чайнатаун.

— Совершенно верно.

— Вы ушли от нее около половины четвертого, — уверенным, не допускающим возражения тоном заявил Леверинг и бесцветными рыбьими глазами уставился на развалившегося в кресле Клейна.

— Ну и что? — растягивая слова, спросил Клейн.

— От нее вы сразу отправились домой?

— Да, — улыбаясь, ответил Терри, — от нее я сразу отправился домой.

Лицо Леверинга просияло.

— Премного благодарен. Это все, что я хотел узнать.

— Но дело в том, — спокойно заметил Терри, — что ушел я от нее не в половине четвертого, а в половине второго.

Леверинг, который уже было привстал, чтобы попрощаться, вдруг ахнул и повалился обратно в кресло.

— Вы ошибаетесь, Клейн! — воскликнул он. — Так легко ошибиться, когда речь идет о времени. Напрягите вашу память. Говорю вам, это было приблизительно в половине четвертого. Поймите, это очень, очень важно!

Клейн отрицательно покачал головой.

— В конце концов, вы ведь просто не можете не сказать, что это было в половине четвертого, — именно это время назвала Альма, и ничего страшного не произойдет, если вы с ней согласитесь.

Клейн ударил в гонг, который издал мелодичный звук, эхом прокатившийся по квартире. Дверь открылась, и на пороге появился Ят Той, морщинистое лицо которого выражало полное безразличие, а глаза блестели и были насторожены.

— Принеси, пожалуйста, стакан содовой. А вам, Леверинг, пожалуй, лучше выпить немного виски.

— Хорошо, — угрюмо согласился Леверинг и, когда дверь закрылась, сказал Клейну: — Ну почему вы не можете сказать, что это было в половине четвертого? Поймите, это в интересах Альмы.

— А потому, что я ничего не хотел бы менять в порядке событий, о которых уже рассказал, — объяснил Терри.

Леверинг, вероятно, не понял смысла слов Терри и продолжил:

— Вы ведь достаточно хорошо знаете Альму, она никогда не лжет. Ну неужели вам трудно подтвердить ее слова?

В гостиную вошел Ят Той с подносом, на котором стояли сифон с водой, бутылка шотландского виски, чаша со льдом и стаканы, поставил поднос на столик и удалился. Когда щелкнул дверной замок и Леверинг положил себе в стакан несколько кубиков льда, Терри сказал:

— Боюсь, что окружной прокурор застенографировал мои показания.

Леверинг плеснул в бокал немного виски, добавил воды из сифона… И только тут реплика Терри дошла до его сознания. Его рыбьи глаза расширились от ужаса.

— Окружной прокурор?! — воскликнул он. Терри кивнул.

Леверинг поднес бокал ко рту и залпом осушил его, будто только порция виски способна была привести его в чувство.

Не давая Леверингу оправиться от потрясения, Терри спокойно продолжал:

— Да, кстати, когда выйдете отсюда, не удивляйтесь, если обнаружите, что за вами следят, и к Альме вам тоже лучше не ходить.

— Но я даже не знаю, где сейчас Альма, — ошарашенно пробормотал Леверинг. — Мне прокурор сказал, что Альма бесследно исчезла. А что он сказал вам? И почему вы считаете, что за мной установлена слежка?

— Что ж, — как бы забавляясь над Леверингом, произнес Терри, — давайте попробуем вместе во всем разобраться. Итак, прокурор сообщает мне, что Альма исчезла и что она не ночевала в своей квартире. Я ушел от нее вскоре после половины второго. Вы приходите ко мне и как бы невзначай говорите, что я ушел от нее приблизительно в половине четвертого. Очевидно, вы были совершенно уверены, что, уходя от Альмы, я вряд ли смотрел на часы. Поэтому вы решили, что, если назовете нужное вам время, я с вами соглашусь и впоследствии буду утверждать, что именно во столько это и было. Из всего этого можно заключить, что вы, Леверинг, по какой-то причине очень заинтересованы в том, чтобы время моего ухода от Альмы я обозначил не половиной второго, а половиной четвертого.

— Это ложь, грязная ложь! Вы не имеете права! — вскочив с кресла, воскликнул Леверинг.

— Почему же ложь?

— Потому что вы все это придумали.

— Разве?

— А, да ну вас, — махнул рукой Леверинг, — не хочу с вами спорить. Черт возьми, Клейн, вы же знаете, как я отношусь к Альме. Я готов за нее жизнь отдать.

— Да, да, — сказал Терри, — вы относитесь к ней, как ребенок к Санта-Клаусу накануне Рождества. Скажите лучше, когда вы ее видели в последний раз?

— Вчера вечером, примерно в пять.

— Если с тех пор вы ее больше не видели, откуда же это настойчивое стремление убедить меня, что я ушел от нее именно в половине четвертого? Откуда утверждение, что это очень важно?

Леверинг хотел было что-то сказать, потом вдруг схватил бутылку, налил себе виски, выпил, откашлялся и только после этого уже совсем мрачно произнес:

— Я видел Синтию.

— Когда?

— Сегодня утром.

— И что она рассказала?

— Синтия спросила, где вчера вечером была Альма. Я сказал, что она была с вами. Синтия предположила, что вы с Альмой, по-видимому, ездили в Чайнатаун, так как до этого вы обсуждали роль цвета в китайском искусстве. Синтия предложила мне попытаться убедить вас в том, что вы ушли от Альмы в половине четвертого.

• Предыдущая
• 9/51
• Следующая