Искусство соблазна - Айвори Джудит - Страница 28

• Предыдущая
• 28/81
• Следующая

Почти по-джентльменски, словно бы он прочел ее мысли, Стюарт Эйсгарт отстранился, переместился вбок. Одной рукой он потянул за те путы, что связывали ее ноги. Ветхая ткань легко порвалась. Вначале он освободил ее правую ногу. О, как чудесно! И тут же стал целовать ее, как раньше, потом остановился — ровно настолько, чтобы уделить должное внимание ее левой ноге. Пока он развязывал левую ногу, она с наслаждением вытянула правую. Нельзя сказать, что, почувствовав, что ноги свободны, Эмма вскочила и убежала. Нет. Но это потому, что, едва освободив ее ноги, он снова начал ее целовать, фактически приковав к стулу.

Следующее, что она почувствовала, — это его ладони под своими коленями, резкое движение вверх: он приподнял ее ноги, а сам оседлал стул, каким-то образом умудрившись одновременно поглаживать ее ноги до самых икр и щиколоток, по всей длине. Он сел, положив ее ноги поверх своих. Ему все еще приходилось слегка наклоняться вперед, он был намного выше ее, но так он чувствовал себя более комфортно, как ей показалось, — еще бы, сидеть на стуле не все равно, что стоять на полу на коленях. И вдруг он резко подался вперед — тела их оказались совсем рядом. Наверное, ей бы следовало дать ему пощечину. Возможно. Трудно сказать, ибо ее руки оставались связанными за спиной. В любом случае это был шок — почувствовать его мужское тело в такой непосредственной близости от распростертого своего, женского.

Он наклонился вперед, целуя ее крепко. В какой-то миг руки его оказались по обе стороны от ее головы, он держался за спинку стула. Он согнул бедра, и она почувствовала... То, что она почувствовала, показалось ей странно знакомым — и в то же время нет. В следующий момент рука его легла ей на талию, он гладил ее живот, ласково, чуть ли не желая успокоить. Затем он убрал руку... и ничего. Абсолютно ничего, если не считать чего-то, что она не чувствовала очень и очень давно. Мощная, совершенная в своей красоте мужская эрекция.

Он либо знал, либо прямо сейчас придумал, каким образом произвести соитие на стуле. Они были близки к тому... Она позволила ему... Нет, она дергала руками, но они не были свободны... она была его пленницей, разве не так? Она сама его впустила? Эмма облизнула губы, чтобы сказать «стоп!». Но слово как-то не выходило. Она в самом деле хотела, чтобы он прекратил? Или продолжал? Вот теперь действительно пришло время сказать «стоп!». Решение зависло в воздухе, оно требовало ее внимания, но с ней что-то случилось — мозги шли вразлад с телом.

Она чувствовала, что вся набухла, как почка, готовая лопнуть, чтобы пустить росток. Она вся горела, когда почувствовала, что он входит в нее. Он скользнул по ней и уже знал, что она более чем готова. Она чувствовала прикосновение его теплой руки. Вот момент, когда надо было требовать от него прекратить это безобразие! Но и этот момент оказался упущен. Она сама этого хотела?

А потом было уже поздно протестовать. Уверенным движением бедер он вошел в нее быстро и резко, оказался глубоко внутри ее. Что касается ее тела, то оно само словно втащило его в себя, сомкнулось вокруг, не желая выпускать.

Он обнимал ее, прижимал к стулу, к себе, к своей груди, и этот теплый пряный запах, от него исходящий... Его сильные мускулистые плечи, нависающие над ней. Крахмальный запах рубашки, рвущийся прямо ей в ноздри. И вот она чувствует этот вкус во рту... Его бедра под ней, его присутствие внутри ее, такое жаркое и ощутимое, эти движения, ритмичные, сильные, неистовые, как набег. Эти движения вызывали в ней волну нарастающих спазмов, и вот она не выдержала и укусила крахмальную рубашку, сжала зубы. Секунды. Это продолжалось секунды. Может, всего три или пять мощных толчков. Ее спазмы начались в тот самый момент, когда Стюарт вошел в нее, и продолжались, нарастая, все время их недолгого соития.

Все туже и туже, пока не свершилось извержение... или взрыв... или это вспыхнула звезда? Такого она не могла припомнить за долгие годы, может, такого вообще никогда с ней не было... И она, и Стюарт, не в силах сдержаться, стонали, кричали, словно животные.

Она пришла в себя на том же самом месте. Головой уткнувшись в грудь Стюарта, чувствуя, как сильно бьется его сердце,, все еще ощущая его внутри себя.

Две минуты. Неужели это заняло две минуты? Возможно, вполне возможно.

Что тут произошло? Умом Эмма не могла постичь произошедшего. Неужели только что... случайно... она имела сексуальный контакт с виконтом Монт-Виляром? На стуле? Со связанными за спиной руками?

Такое возможно?

Судя по тому, что полы рубашки торчали у него из штанов и он их заправлял, — да, именно это и произошло.

Стюарт успел подняться со стула. Он сначала засунул рубашку в брюки и лишь потом обнял ее, дотянувшись до кистей, чтобы освободить руки. В тот самый момент, когда она была наконец свободна делать со своими руками то, что пожелает, она размахнулась и влепила ему пощечину. Вернее, она хотела влепить ему пощечину, но, поскольку он слишком быстро распрямился, получилось, что она ладонью заехала ему по плечу.

— Эй! — Он поморщился. — Все было не так плохо. — Он потер ушибленную руку. — Немного второпях, но и эти несколько секунд были похожи на рай. По крайней мере для меня. — Он нахмурился и спросил: — Я никогда не делал этого на стуле раньше, а вы?

На стуле? Она ничего подобного не делала нигде уже лет восемь.

— Нет, — сказала она. Она бы еще раз его стукнула, но он выглядел довольно смущенным. Наверное, чувствовал примерно то же, что чувствовала она. Она бить его не стала, а вместо этого пошевелила плечами, вытянула руки. Господи, как приятно!

Затем настала минута неловкости. Она обнаружила, что белье снова на ней. Ей пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, как это произошло. Похоже, стоящий перед ней мужчина успел соскользнуть со стула, натянул на нее панталоны, застегнул их, пока она сидела, как клуша. Эмма провела рукой по животу. Все так, как должно быть — в абсолютном порядке: и корсет, и рубашка, и панталоны, и нижняя юбка. Он ее раздел, он же все вернул на место. Стюарт Эйсгарт прекрасно знал, как устроен сложный нижний наряд англичанки. Надо сказать, что Закари Хотчкис за все двенадцать лет брака так и не успел понять, как это все снимается, как одевается и в какой последовательности.

Она моргала, стараясь усвоить новую информацию.

Тем временем Стюарт Эйсгарт, продолжая заправлять свою рубашку, на этот раз со спины, вдруг спросил:

— Как нам это удалось?

Бросив недоуменный взгляд поверх ее головы на стул, будто этот неодушевленный предмет был способен дать ответ на его вопрос, он замолчал.

— Теперь мы можем покинуть номер? — спросила Эмма, понимая, что вопрос скорее был адресован стулу, а не ей.

Стюарт оторвал взгляд от ширинки — он как раз был занят тем, что ее застегивал. Очевидно, только сейчас до него дошло, что она пыталась его ударить и не выглядела счастливой.

— О, подождите, — сказал он таким тоном, словно это он был пострадавшей стороной. — Вы ведь не собираетесь заявлять, что не позволяли мне сделать это?

Эмма перестала растирать свои затекшие запястья и бросила на него недобрый взгляд.

— Позволила вам? У меня руки были связаны.

— Я знаю. — Он засмеялся, покачав головой. — Я бы низа что не догадался. Разве вы не маленькая проказница, любительница чего-нибудь погорячее?

— Нет, я не такая. Вы заставили меня...

— О, прошу вас. Я вас ни к чему не принуждал. Вы сами выбрали меня — в точном соответствии со своими принципами, о которых вы мне рассказали. Едва ли вы мо жете назвать это изнасилованием. — И тут он рассмеялся еще веселее. — Если только вы не хотели, чтобы я вас изнасиловал. — Он приподнял бровь. — Так кто из нас извращеннее? Я, честно говоря, до сих пор не могу в себя прийти. Такое открытие!

• Предыдущая
• 28/81
• Следующая