Испытай всякое - Гарднер Эрл Стенли - Страница 27

• Предыдущая
• 27/34
• Следующая

Еще там был общительный алкаш, который непрестанно ко всем обращался, вновь и вновь пытаясь пожать руки своим сокамерникам.

Он все время рассказывал о том, что с ним случилось. Клялся в вечной дружбе. Пожимал руки. Для верности, что никого не пропустил, вновь обменивался рукопожатиями с каждым по нескольку раз, не забывая при этом говорить одно и то же.

В нашей камере был и еще один, которого сначала тянуло на подвиги, и он лез с кулаками на каждого, но, к счастью, скоро вырубился и заснул.

Около двух часов ночи стали поступать экземпляры хуже некуда.

Вытрезвитель напоминал большую квадратную клетку с цементным полом, посередине которого проходил желоб для стока нечистот, и утром, когда пьяниц выдворяли восвояси, его промывали струей воды под напором из шланга.

Обычно нечистоты стекали к центру пола и дальше по желобу – в сток, но около трех часов утра, когда в вытрезвиловке был полный кворум, пара «полутрупов» своими телами закрыли решетку стока и вся эта дрянь стала накапливаться по всему полу. Запах блевотины стал невыносимым.

Забившись в угол, я пытался избегать как затопляющих помещение нечистот, так и своих сокамерников. Раз или два мне даже удалось задремать.

В шесть часов утра нам принесли горячую бурду, которая, судя по всему, выдавалась за кофе. Бедолаги с мутными глазами тянули к кружкам дрожащие руки.

В половине девятого утра всю компанию погнали в суд, но когда я попытался отправиться вместе с остальными, меня попросту оттолкнули.

– Для суда вы еще слишком пьяны, – заявил мне сопровождающий. – Оставайтесь здесь!

Так меня и оставили вкупе еще с четырьмя насквозь пропитавшимися нечистотами сокамерниками, у которых видок был такой, что выводить их куда-либо явно не имело смысла.

В девять часов выкрикнули мое имя.

Я прошел к двери вытрезвителя.

Какой-то человек сказал:

– Сюда, – открыл мне дверь, и я вышел.

Надзиратель вернул отобранные у меня вещи в присутствии полицейского, и тот прошел со мной в лифт. Мы петляли, пока не добрались до кабинета Фрэнка Селлерса.

Сержант восседал за своим письменным столом.

Берта Кул с видом бульдожки, стерегущей мозговую кость, находилась здесь же, ближе к стене, с каким-то типом с серыми пронизывающими глазами на жестком, суровом лице.

Берта представила его:

– Доусон Кесил, наш адвокат.

Он встал и пожал мне руку.

– Выслушайте меня, – сказал Селлерс, – какой мне смысл темнить? Я не придирался к этому парню, просто мне показалось, что он пьян. Иначе ничем не объяснишь то, что он здесь наплел. Я приказал, чтобы его поместили в вытрезвитель с намерением перевести его в другое место или даже выпустить совсем, как только найдем кого-нибудь, кто бы мог освидетельствовать его состояние и подтвердить, что это вполне безопасно как для него самого, так и для окружающих.

– И конечно, забыли об этом? – спросил Кесил.

– Не то чтобы забыл, в полном смысле этого слова, но голова у меня была забита до такой степени – дьявольщина! Я ведь расследую дело об убийстве, работаю сутками напролет, выкраивая жалкие минуты для сна, да и то урывками. Разве здесь все упомнишь!

Я обратился к Кесилу:

– Но тем не менее он не забыл дать указание оставить меня в камере, когда остальных выводили к судье. С его слов мне сообщили, что я все еще достаточно пьян, чтобы предстать перед судом, и что меня следует оставить в вытрезвителе минимум на сутки.

– Это не по моему адресу – претензии подобного рода следует предъявлять старшему надзирателю, – поспешил отмежеваться Селлерс. – С моей стороны никаких указаний не было, если не считать распоряжения – держать тебя там, пока не протрезвишься. – Повернувшись ко мне, Селлерс спросил: – Зачем ты опять лезешь в бутылку, Дональд? Я ведь помогал тебе прежде и готов делать это и сейчас, всякий раз, как только смогу.

– С чего бы это вдруг – такая готовность подружиться во что бы то ни стало?

Берта Кул указала на несколько листков бумаги на столе Селлерса.

– Да с того, что Элайн Пайсли полностью призналась во всем. По ее словам, она была отправлена к нам в офис Карлотой Шелтон затем, чтобы раздобыть один из наших фирменных бланков, оторвать от него верхнюю часть с заголовком, да так, чтобы линия отрыва сразу бросалась в глаза, бросить ее в ящик твоего стола, а оставшуюся часть бланка передать ей.

Элайн пришла к нам и вертелась возле твоего кабинета, пока не улучила момент выполнить поручение. Она передала обрывок бланка Карлоте. Когда она его вручала, на нем ничего не было. Это уже потом сама Карлота наклеила на бланк слова, вырезанные из газет и журналов. Элайн Пайсли об этом ничего не знала.

– А что же говорит Карлота? – спросил я.

– Карлота Шелтон и Гарден Монрой вроде как в бегах, – ответил Кесил. – Их нигде не могут найти.

– От нас никуда не денутся, – пообещал Селлерс.

– Хватит о них! – заявил Кесил. – Речь сейчас идет о вас, мистер Лэм. Существуют отделы по контролю за соблюдением гражданских прав, которые занимаются сбором информации о жестоком обращении полиции с гражданами. Если вас бросили в вытрезвитель только для того, чтобы принудить говорить, то этого окажется достаточно, чтобы заставить Селлерса вернуться к тому, с чего начинал – топать сапогами по участку простым патрульным.

– Ну, не рвите на груди манишку, – ответил Селлерс адвокату. – Я знаю Берту и знаю Дональда Лэма как облупленных. Они не станут портить жизнь бедному полицейскому. Им ли не знать, что раз на раз не приходится, и порой бывает, что и перегнешь палку. Дело не во мне. Окажись другой на моем месте, он повел бы себя так же. Надеюсь, я вас убедил?

На это Кесил ответил:

– Мы, возможно, возбудим гражданский иск о возмещении причиненного ущерба на сто пятьдесят тысяч долларов и потребуем проведения расследования специальной комиссией.

Селлерс взглянул на Берту.

– Послушай, Берта. Ведь мы всегда были друзьями.

– Были, – сказала Берта, – но в последнее время от твоей дружбы не знаешь – то ли смеяться, то ли выть на луну.

– А ты что, забыла, что в нашем городе ни одно частное детективное агентство и дня не продержится, если наступит полиции на мозоль.

– Запомните это заявление, – сказал Кесил. – Я рассматриваю его как угрозу, как попытку заставить вас поступиться своими гражданскими правами в угоду его необоснованным амбициям.

– Это вовсе не угроза, – спохватился Селлерс, – а просто констатация факта.

– Разве признание Элайн Пайсли не говорит о том, что мы добились того, чего не удалось добиться полиции? – спросил я у Берты Кул.

– Оно, скорей всего, не стоит и бумаги, на которой написано, – ответил за нее Селлерс. – Ее, возможно, принудили под нажимом и угрозами.

– Каким же образом могла я оказать на нее давление или принудить ее к этому? – возразила Берта. – Я, какой-то частный детектив?

– Не было никакого ни давления, ни принуждения, – вмешался Кесил. – В моем распоряжении имеется подлинное признание, подписанное Элайн Пайсли и заверенное нотариусом в восемь часов сегодня утром. Я специально уточнил у нее насчет того, было ли ее признание добровольным или появилось на свет в результате угроз или обещания выплатить вознаграждение. Моя секретарша была свидетелем и застенографировала мою беседу с Элайн Пайсли.

На это Селлерс угрюмо возразил:

– Конечно, такое признание позволяет Лэму предпринять ответные действия в отношении Карлоты Шелтон, но оно не имеет никакого значения для полиции. Нет никакого состава преступления в краже пустого бланка.

– Шантаж, вымогательство, попытка к изнасилованию, – начал перечислять Кесил. – До всего оказалось дело у полиции, если помните, когда мисс Шелтон пожаловалась на Лэма. А теперь вы самым странным образом утверждаете, что ваша хата с краю.

– Ладно, хватит, – промолвил Селлерс. – Зачем переливать из пустого в порожнее? Не проще ли спуститься с небес на землю и сказать мне, чего вы хотите.

Я перехватил взгляд Кесила.

• Предыдущая
• 27/34
• Следующая