Толстый – спаситель французской короны - Некрасова Мария Евгеньевна - Страница 15

• Предыдущая
• 15/31
• Следующая

В номер Тонкий завалился без задних ног. Рухнул на диван, попал на пульт от телевизора… Нет, этот день никогда не кончится. Во французском телеящике показывали французскую троглодитскую деревню. Тонкий узнал жилище реставратора. В кадре был угрюмый мужичок в очках и наручниках, должно быть, сам реставратор, а рядом стоял полицейский и помахивал большой деревянной колотушкой в полиэтиленовом пакете. Печать нашлась.

Секунды три Тонкий пялился на несчастного реставратора и сердитого полицая. Потом очнулся и позвал гувернантку:

– Мадемуазель Жозефа! Переведите, плиз, ни хрена не понимаю!

Гувернантка хоть и была полиглоткой, но русский жаргон знала неважно, поэтому даже не стала пилить воспитанника за «ни хрена». Она чинно уселась на диван и стала переводить:

– Сегодня утром, – переводила она, – мсье Вибре был отпюшен за недостатком улик. Днем к нему зашел представитель власти, подписать бюмаги, и нечайанно обнарюжил пропавьшюю пьечать. Реставратор арьестован, дельо закрито.

Тонкий как сидел на диване, так и лег. Неужели он ошибался и Вибре не подставили? Печать-то нашли! У него дома! Дня три искали, а как выпустили за недостатком улик, так и нашли. С собой он ее таскал, что ли? В полицейский участок? Вряд ли. Скорее, печать действительно лежала в тайнике, а Вибре как вышел на свободу, так и достал полюбоваться на плоды воровского труда своего. Тут-то и пришел представитель власти со своей бюрократией.

Тонкий валялся на диване как оплеванный. В лужу сел начинающий оперативник Александр Уткин! Ларчик просто открывался, кого подозревали, тот и виноват. Нет, Тонкий заладил: подставили-подставили. Портсигары по углам собирал, за каменотесами ночными шпионил…

Так, минуточку! До Каменотеса ничего не находили, а как он пришел, постучал, тут сразу и нашли? Получается, он и подбросил печать? Пробился сквозь стену и подбросил… Тогда должна остаться дыра, почему полицейский ее не заметил? Потому что не с обыском приходил и печать нашел случайно. Может, этот Каменотес дыру продолбил точнехонько в кладовке или в стенном шкафу – в общем, где не сразу заметно. Просунул руку, подбросил печать да слинял себе.

– Должна остаться дыра, – вслух сказал Тонкий.

– Какьой дыря? – не поняла гувернантка. Тонкий отмахнулся. Жу-Жу сначала возмутилась, но быстро заметила Сашкин невидящий взгляд и оценила: – Спать, живо!

Спать не хотелось. Смотаться посмотреть на дыру не было никакой возможности: наученная горьким опытом гувернантка спрятала ключи на ночь, и даже Ленка, спящая с ней в одной комнате, не смогла найти.

Тонкий стал разглядывать портсигар. Еще вчера он упаковал улику (или все-таки безделушку?) в полиэтиленовый пакет, чтобы не стереть отпечатки пальцев. Портсигар был махонький, туда и сигарета не всякая поместилась бы, а только какая-нибудь особо гадкая, без фильтра. «Пальчики», что ли, скатать? А что ты с ними будешь делать, с «пальчиками»? – спросил себя Тонкий. – У тебя что, картотека есть или справочник «Вся Франция в отпечатках»?

Делать все равно было нечего. Тонкий положил на тумбочку еще пакет, на пакет портсигар и стал рыться в чемодане. Где-то здесь был графит. Не карандаш, как у чайников, а настоящий мелко-мелко молотый графит. Его наносят на кисточку, как краски. Кисточку возьмем помягче, приготовим скотч…

Тонкий растушевал графит по портсигару, осторожно сдул лишние крупинки, и – вот они, «пальчики», проявились. Узоры на них различались неплохо, а когда в глаза бросился шрам, Тонкий понял, что не зря старался. Шрам! Да еще какой! Чтобы найти хозяина портсигара, не обязательно скатывать «пальчики» у всей Франции. Достаточно обежать всю Францию и посмотреть на пальцы каждого мужчины. Да, у женщин таких толстых пальцев не бывает. Самый маленький «пальчик» на портсигаре был, как Сашкин большой, и он добавил еще одну примету: мужчина с толстыми пальцами, на одном из которых шрам. Еще он курит махонькие сигарки или сигареты без фильтра. Неплохо.

Тонкий выбрал самые четкие отпечатки, не смазанные и не перекрытые другими. Налепил прозрачный скотч, сдернул, и припорошенный графитом отпечаток остался на липкой стороне скотча. Наклеить теперь его на ленту, чтобы не прилипала пыль, – один есть.

Через полчаса у него было восемь отпечатков, заклеенных между двумя слоями прозрачного скотча, из них два – со шрамом. Теперь можно хоть все время таскать их с собой и сравнивать при необходимости. Тонкий вытер бумагой грязный портсигар и сунул в карман. Везуха, господа! «Пальчики» снимают профессионалы со специальной техникой. У каждого человека узоры на пальцах свои, но различия могут быть настолько малы, что какой-нибудь Александр Уткин ни за что не различит два разных отпечатка. А тут шрам!

Тонкий долго думал, кем бы ему нарядиться на бал. На Леонардо да Винчи он не тянет, тут и мечтать нечего. Неплохо попробовать себя в роли короля, они все были молодые, потому что рано умирали. Нелегка королевская жизнь: то войны, то придворные интриги, то низкие дверные косяки, о которые можно стукнуться лбом. И герцогом Тонкому не хотелось быть. Они в кино всегда противные и подлые, все время строят козни королям… Как Гидра!

Она разнесла Сашкины мечты в пух и прах, выдав ему утром костюм пажа, да еще заявив, что на большее он не годится. Гидра – она и во Франции Гидра. Сашка чертыхался, влезая в узкие девчачьи колготки. Ну и мода была у французских пажей! Неудобно же, господа!

Колготки были изжелта-белые и воняли нафталином. К ним прилагались черные шорты, рубашка с воротничком из лохмотьев (кажется, это называется «жабо»), «бабочка», которую надо завязывать, как шнурок от ботинка, вонючая бархатная жилетка и такие же ботинки. С ботинками проблем было больше всего: они оказались велики. Размер, должно быть, сорок пятый. Дома Тонкий натолкал бы в них старых газет, но здесь у него газет не было.

Он спустился в вестибюль и попросил газету у портье. Тот отослал его к горничной, но у горничной тоже не было газет, и она предложила ему кучу носовых платков, забытых постояльцами. Платки были чистые – и на том спасибо. С полчаса Тонкий комкал их и заталкивал в ботинки, а платки все утаптывались и утаптывались. Пришлось вернуться к горничной за второй партией. В результате Сашка напихал в ботинки с килограмм чужих сопливчиков. Ботинки тянули ноги книзу и обо все задевали, как ласты.

В соседней комнате под охи и ахи Жозефы вертелась перед зеркалом довольная Ленка. Ей выдали костюм принцессы. Тонкий все слышал и злился. Немного бальзама на его израненную душу капнули горячие щипцы – Ленка обожглась, когда накручивала волосы. Не все коту масленица!

Но появилась Жозе-фу и не дала Сашке позлорадствовать. Она заявила, что пажу полагаются отросшие кудрявые волосы, и предложила на выбор: или взять у Гидры парик, или завить, что есть.

Парик – это было уже слишком. Тонкий решил завиться и сразу пожалел, потому что первым же решительным движением щипцов пришкварил себе ухо. Стеная и ругаясь на весь белый свет, он швырнул горячие щипцы, попал себе на ногу и взвыл. Жозе-до-ре-ми-фа-соль быстро заткнула воспитанника шоколадкой, сказала, что он хороший мальчик, и завила его сама. В течение всей операции Тонкий, оберегая уши, боялся поднять голову. А когда Фрёкен Бок объявила, что все готово, Сашка глянул в зеркало… И потребовал вторую шоколадку.

Зрелище было ужасающее. Тонкий хотел подстричься перед каникулами, но не успел – слишком быстро они уехали. Теперь его слегка отросшие светлые волосы гордо торчали над ушами и лбом, как у Незнайки. Не хватало только голубой широкополой шляпы и зеленого галстука вместо французской «бабочки». Все остальное можно оставить, потому что на вменяемого Незнайку Тонкий не тянул. Только на сумасшедшего Незнайку, которому вздумалось напялить костюм пажа. Сашка молча встал и пошел к Гидре за париком.

• Предыдущая
• 15/31
• Следующая