Дело антикваров - Карышев Валерий Михайлович - Страница 44
- Предыдущая
- 44/56
- Следующая
Несколько лет зреет идея государственного контроля в сфере оборота антиквариата. Наиболее радикальные голоса выступают за монополизацию и лицензирование экспертизы, чтобы одна компания сначала проверила все картины и промаркировала их, а потом выдавала экспертные заключения. Работы такому центру хватит на многие годы. Борьба за контроль над антикварным рынком обостряется. Но большинство коллекционеров уверено, что только публичность победит мошенников.
Они даже не злодеи, они придурки. В сегодняшнем мире, таком маленьком, это раньше был Советский Союз, в нем грабили церкви, переправляли на Запад… А сегодня я советую всем коллекционерам опубликовывать и выставлять свои вещи. Если претензии у кого-то будут – у церкви, у старушки, – отдайте, но зато коллекции у вас будут чистые. Если вы думаете о капитализации своей коллекции, то в целом поднимется и цена, и ценность ее.
От подделок не застрахован никто. Сколько лет существует спрос на старину, столько же функционирует и рынок подделок. За примерами далеко ходить не надо. Недавно выяснилось, что купленные японцами еще в 1987 году за 25 миллионов фунтов стерлингов «Подсолнухи» Винсента Ван Гога написаны Полем Гогеном.
Картина «Девушка за вирджиналом», долгое время считавшаяся подделкой под Яна Вермейера, признана подлинной и продана на аукционе Сотбис за 30 миллионов долларов.
Нет традиций, мало профессиональных антикваров, неопытные покупатели и необразованные владельцы доставшихся непонятно каким образом культурных ценностей – все это естественные пережитки развивающегося антикварного рынка.
Мой собеседник сделал паузу в своем рассказе, и я осторожно его спросил, чем он сам занимается?
– В основном – историей русского пейзажа XIX века, – сообщил Петр Петрович. – Собираю Саврасова, Поленова, Левитана и многих других. И, конечно, Маковского. Так что определенный опыт у меня имеется.
Вскоре я закончил осмотр коллекции Петра Петровича, наговорив хозяину кучу комплиментов. Мы уселись за столик.
– Петр Петрович, меня интересует, были ли подобные случаи фальсификации в истории вашего арт-рынка, и если были, то почему? Например, зачем нужно выдавать француза за англичанина или наоборот?
– Наверное, сама жизнь спровоцировала такую ситуацию, – заговорил Перт Петрович. – Впервые на английском рынке национальный художник намного дороже зарубежного мастера той же школы и эпохи. Есть такой художник, датско-немецкий, Луи Гурлитт. Это классик позднего бидермайера. Он весьма известен на родине. Но во Франции и в Англии его вряд ли купят, потому что стоит он недорого. А наши покупатели метут все, что с русским именем. Переделали его в Боголюбова, и цена подскочила чуть ли не в пятьдесят раз. Или сделали из некоего Вильгельма Порста русского Федора Васильева, и цена возросла – вы не поверите! – с одной тысячи евро, что давали за Порста, до трехсот тысяч! Как вам это? И эти люди, кто занимается подделками, ведут себя неуважительно к искусству. Был у нас художник Алексей Транковский, непрофессиональный, но самобытный. Так его переделывают в Трутовского, Грандковского или Маковского. И это не просто афера. Я уже говорил, что занимаюсь историей русского пейзажа XIX века. По этой теме было много живописцев Московского общества любителей художеств и Московского товарищества художников. В этих обществах все мастера группировались по известности художников – Поленова, Саврасова, Левитана – и им подражали. Много было членов Санкт-Петербургского общества художников – круга Константина Маковского. Конечно, часть из них, не слишком известных, всплыли на рынке. Но вы можете спросить – а куда же остальные делись? Они ведь были очень плодовитыми. Но теперь Левитин – уже Левитан, а Ярцев или Зарецкий – уже Поленов. Почти любой салонный портрет, имеющий, к несчастью, похожесть с шикарным Маковским, – уже с его подписью. Если раньше подделок было процентов пять-десять, то сейчас – за шестьдесят. И к тому же за счет других хороших художников.
– Я пессимист и считаю, что за этим стоит социальная ситуация. Все имеют свой кусок, всем это удобно и выгодно, – продолжал Петр Петрович.
– Так что же делать? Как исправить ситуацию на рынке русского арт-искусства? – спросил я.
– Ситуация реально изменится только вместе с обществом. Если немного утрировать, то пертурбация этих вещей возможна только после национализации или перераспределения собственности всех Рублевок. Но пока этого не происходит, и коллекционеры не бросают своего занятия. Да и корпорации накупили много фальшивок в свое время. У меня создается впечатление, что многие боятся проверить свои картины – а вдруг они будут фальшивыми? А так ты живешь спокойно…
– Хорошо, Петр Петрович, а вы допускаете, что в вашей коллекции какие-то картины фальшивые?
– Нет, категорически нет! Все мои картины проверены. У меня есть свой метод.
– Но вы же покупаете картины и продаете их…
– Да, конечно, и даже имею с этого неплохой навар, – улыбнулся Петр Петрович.
– И у вас не было случая, когда вы покупали картину, а потом выясняли, что она поддельная?
– Были.
– И как вы разбирались?
– Очень мирно и цивилизованно. У меня есть специально обученные люди, которые едут к тому дилеру, который продал мне картину, и спокойно убеждают его вернуть мне деньги, а я возвращаю ему картину. Все проходит без эксцессов. Но в последнее время, так как меня многие знают, мне таких предложений никто не делал.
– Значит, с ваших слов, получается, что человек, который продает картину, знает, что она фальшивая. А может быть так, что продавец не знает о подделке?
– Ситуации могут быть разные, – ответил Петр Петрович. – Есть даже такой вариант. Допустим, мошенники организовывают цепочку. Дилер берет картины на западных аукционах, фальсифицирует их, а потом сбывает антиквару за две-три стоимости. А разве трудно при таком наваре обеспечить липовую экспертизу? Антиквар, в свою очередь, предлагает вещь клиенту за хорошие деньги, но ниже реальной цены. Дилер получает свои десять процентов, клиент экономит. Но это не все. Подделки могут скупать и сами организаторы цепочки.
- Предыдущая
- 44/56
- Следующая
