Цветы для Чирика - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 73
- Предыдущая
- 73/81
- Следующая
Чирик взвыл.
Скрючившись от боли, он ухватился за вешалку.
Нож упал на пол и Валентин носком башмака запнул его под вешалку.
– Мерде! – выругался он почему-то по-французски. И сплюнув, повторил: – Мерде!
Он собирался уложить Чирика на пол, но не успел. В тусклом зеркале мелькнуло вдруг отражение еще одного человека, непонятно как, казалось, внезапно, прямо из ниоткуда, из ничего вдруг возникшего на лестничной площадке перед распахнутой настежь дверью.
Валентин мгновенно обернулся.
Он был уверен, что обернулся именно мгновенно.
Он не потерял ни секунды. Он обернулся именно мгновенно. Так, как его учил капрал Тардье. Но Куделькин-младший, это был он, пригибаясь, бесшумно отталкиваясь ногами от бетонного чисто вымытого пола площадки и как бы ныряя из стороны в сторону, двигался гораздо быстрее. На ходу выхватив из-за пояса пиджака пистолет с уродующей его тяжелой насадкой глушителя, Куделькин-младший приглушенно крикнул:
– На пол! На пол!
И начал стрелять.
Он начал стрелять еще в распахнутых дверях. Он начал стрелять, еще не закончив своей команды, продолжая двигаться по площадке, ныряя то влево, то вправо, и ствол пистолета, уродливо удлиненный глушителем, нервно забился, задергался в его сведенных руках.
Дум, дум!
Дум, дум, дум! – хлопали выстрелы.
Продолжая движение, Куделькин стрелял через плечо пригнувшегося Валентина:
– На пол!
Но Валентин не упал.
Упал Чирик. Сперва его отбросило к стене, он упал на колени, потом неловко повалился на бок, и Куделькин-младший, окончательно втолкнув Валентина в длинный коридор, моментально запер за собой дверь.
– Как вы здесь оказались? Что вы здесь делаете, черт вас побери? – спросил он неприятным свистящим шепотом, пытаясь, видимо, понять – слышал кто-то в доме выстрелы или нет?
Скорее всего, никто ничего не слышал.
По крайней мере, ничто не нарушало тишины подъезда. Даже глухое уханье и колеблющееся агрессивное порёвывание толпы, продолжающей митинговать на площади, ощущалось в квартире еле-еле.
– Ну?
– А ты не знаешь?
– Конечно, нет!
– А это?
Отщелкнув замки, Валентин бросил «дипломат» с винтовкой под ноги Куделькину:
– Как это понимать? Зачем Джону такой подарок? Как по-твоему я мог подняться в самолет с таким багажом?
– Винтовка? – ошеломленно спросил Куделькин. Зрачки его странно расширились. – Что за черт? Вы отобрали ее у Чирика?
Куделькин действительно ничего не понимал.
Ни на мгновение не выпуская бывшего чемпиона из виду, ни на мгновение не опуская руку с пистолетом, Куделькин присел и коротким движением одной рукой открыл «дипломат», уроненный на пол застреленным им Чириком.
– Вот мой «дипломат», – заявил он ошеломленно. – Какого черта? Ничего не могу понять? Почему мой «дипломат» здесь? У вас его отобрал Чирик? Ведь отцу вы должны были передать именно этот «дипломат». Видите, в нем деньги? Я же вам говорил. Еще в нем коньяк. Вот, видите? Отец любит такие подарки. Он знает толк в коньяке. К тому же, он у меня деловой человек, я передаю ему свои гонорары.
– Гонорары?
– Естественно.
– Почему гонорары?
– А как еще это назвать?
– Не знаю, – хмуро хмыкнул Валентин. – Впрочем, мне один черт. Не знаю и не хочу знать, что ты там получаешь и как все это называется? И я, и Джон, например, всю жизнь получали премии и зарплату. Гонорарами мы это не называли. Не знаю, чем ты там занимаешься, но…
Куделькин не дослушал.
Не дослушав Валентина, но поняв его, он левой рукой выдернул из кармана удостоверение.
«Российская Федерация.
Комиссия содействия правоохранительным органам по борьбе с организованной преступностью и коррупцией.
Капитан Куделькин Юрий Иванович».
– Капитан… – растерянно покачал головой Валентин. – Я боялся другого… Ну, если так… Но я тоже не понимаю…
И кивнул:
– Ты, кажется, застрелил человека.
– Да ну, человека! Чирика я застрелил, – зло возразил Куделькин-младший, пряча в карман служебное удостоверение. – Наглого преступника, который давно заслужил смертную казнь. Не один раз и давно. У нас, дядя Валя, смертная казнь пока не отменена.
Валентин взглянул на злое лицо Куделькина и вдруг ему стало все равно.
Ответит ему Куделькин-младший или не ответит, скажет он ему правду или не скажет, объяснит он ему, каким образом попал в его руки «дипломат» с винтовкой, или нет, какая разница?
Валентину вдруг действительно стало все равно.
Это же понятно, хмуро подумал он. Что тут, собственно, объяснять? Во все времена все всех подставляли и все всех использовали. Вот теперь подошло нужное время и Куделькин-младший подставил меня.
И использовал.
Так, как ему было нужно.
Зачем ему было меня предупреждать?
Я оказался рядом, вот меня он и подставил. Наверное, ему было удобно подставить и использовать именно меня, а не кого-то там другого. Что странного? Что мне теперь от его объяснений? Что могут изменить его объяснения?
Подняв взгляд, Валентин снова отчетливо увидел неподвижные женские ноги, тускло отраженные в зеркале.
Сделав неимоверное усилие, он сделал три шага, заставил себя перешагнуть через распластавшегося на полу Чирика и заглянул в комнату.
– Кто там? – негромко спросил Куделькин, пряча пистолет под пиджак. – Там есть кто-то?
– Там труп.
– Чей?
– Наверное, Лёльки Кирш, – хмуро ответил Валентин.
Он уже узнал труп. Или ему казалось, что он узнал. В любом случае, он чувствовал странное полное равнодушие. Ему ничего не хотелось знать. Он действительно не хотел больше ни знать ничего, ни участвовать в игре, которой не понимал. С поразительной ясностью он почувствовал в застоявшемся воздухе пустой квартиры неповторимый горький запах гвоздик.
Давным давно… В другой стране… В другое время…
Там были монашки в белом, вспомнил он. Там были крикливые разносчики мороженого. Там была кафушка «Под крокодилом».
«Ну, Кудима! Ты сам подумай! Почему у них так, а у нас совсем не так? Почему в Москве я живу в общаге и если мне квартира светит, то лет через пятнадцать, не раньше, когда я стареть начну, когда мне на все наплевать будет, а у них квартиры за деньги, в любое время можно купить квартиру, были бы деньги?.. А?.. И почему у меня в общаге на всех один душ, а у них в каждой квартире ванна?.. Ну, почему, Кудима? Не молчи! Я не пойму. Почему мы их освободили, а они живут лучше нас?..»
И что-то еще такое – ревниво-наивное, злое.
«Кудима! Почему у них так много цветов? Где в Москве увидишь столько цветов? Почему у них цветы никто не рвет и не ворует? Кудима!.. Вот вчера я ездила с Николаем Петровичем в Лазенки. Там кругом розы, там везде розы… Там тысячи роз… Понимаешь, Кудима, там целые леса роз… Но их никто не ломает и не крадет… Почему?..»
И читала стихи.
Ну да, что-то про человека, которого били.
В этом мире постоянно кого-то бьют. Правда, того человека, про которого читала стихи Тоня, кажется, били и день, и два. А может, всю неделю. А человек не сломался. Такой оказался человек. Железного характера человек. Это все к вопросу о памяти. Тоня все время задавала такой вопрос. Головой его колотили по столешнице по дубовой… А все равно тот человек молчал. Ничего, кажется, не выколотили из того человека.
Валентин молча смотрел на Тоню.
Тоня, или ее двойник, лежала на голом полу, очень по-женски подогнув в колене левую ногу, лицом в содранный с дивана старенький клетчатый плед. Будто ей было страшно.
Валентин не видел лица Тони. Но ему и не надо было видеть ее лицо. Бизнес-вумен с Красного проспекта в светлом деловом костюме вдруг необратимо превратилась в Тоню. Она действительно зачем-то была здесь, в квартире крутого деда Рогожина, и лежала на голом полу, зарывшись лицом в чужой клетчатый плед.
- Предыдущая
- 73/81
- Следующая
