Цветы для Чирика - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 62

• Предыдущая
• 62/81
• Следующая

«Райзахер?»

«Вот именно. Меняла. Именно за фамилию рыжего прозвали Менялой».

«Помню».

«Завтра мы его увидим».

«Завтра? Какого черта? Все знают, что Меняла дерьмо. Самое настоящее дерьмо. Есть ребята, которые сильно хотели бы с ним посчитаться. Мерде! – грубо выругался Валентин. И еще грубее добавил: – Салоп! Вот кто он, этот Меняла! Я считал, его давно отчислили из легиона. Не думаю, что ему сильно будет приятно увидеть некоторых наших ребят…».

«Наверное, – кивнул капрал. – Очень даже наверное, что ему сейчас сильно не по себе. Но он здесь».

«Как он оказался в Кайенне?»

«Так же, как мы. По приказу, – выругался и капрал. – Бывший сейлсмен Райзахер, он же рыжий Меняла, уже как год несет службу охраны ракетно-космического центра „Куру“ и воюет с лесными неграми. Говорят, у него и здесь хватает конфликтов. Но как бы то ни было, завтра мы увидим Менялу. Более того, работать мы будем вместе».

Капрал подумал и засмеялся:

«Хорошо Меняле не будет. Кому-кому, а Меняле не будет хорошо. Ты правильно сказал, кое-кто хотел бы посчитаться с Менялой».

Везде одно и то же, подумал Валентин равнодушно. Вчера я с таким жаром говорил о легионе, что Куделькин-младший вполне мог понять меня неверно. До него мог не дойти истинный тон. Он вполне мог решить, что мутное болото легиона это чуть ли не рай. Но как может быть раем мутное болото. Тем более, что оно доверху напичкано такими типами, как Меняла? Именно такие типы, как Меняла, лучше всего приспособились к мерзким испарениям такого мутного и грязного болота, как легион».

К черту!

Приехав в аэропорт, Валентин уточнил время регистрации.

Пять часов, оставшихся до регистрации, нисколько его не испугали.

Лучше жрать пиво в аэропорту, усмехнулся он про себя, чем коньяк у компьютерщика Куделькина-младшего… Кто может заранее предсказать, что там уже через час может приключиться с неким продавцом компьютеров Куделькиным-младшим?..

Впрочем, он ни в чем не винил Куделькина.

Парень занимается тем, чем занимается, сказал он себе. Парень сделал выбор. Конечно, Джон мог бы подумать о парне раньше, но… Что мог сделать Джон? Парни нынче, впрочем, как и всегда, сами выбирают себе учителей. Джон тут не при чем. Эти его постоянные разъезды, сборы… Кто выдержит?.. Не всякая жена выдержит… Отсюда и развод… Какое-то время парень жил вообще сам по себе при грубой, приторговывающей и попивающей мамаше… Если сейчас Куделькина-младшего занимает не столько служба в его так называемой компьютерной фирме, а какие-то непонятные ему, Валентину, дела, то и черт с ним… Не маленький… И пусть в своих делах разбирается он сам, не я…

Купив пару местных газеты, Валентин поднялся в зал ожидания и полчаса провел в неудобном кресле. Кто-то придумал кресла в зале ожидания высокими и сильно наклоненными назад. Не сильно засидишься.

Валентин и не засиделся.

В газетах не было ничего, кроме всевозможных толков о предстоящем митинге. Одни предсказывали скорый и фантастический успех независимому кандидату, удивляясь наивности действующего губернатора, другие считали, что независимый делает ошибку, пытаясь поднять свои акции в борьбе с претендентами слишком уж популистскими методами. Все это мало интересовало Валентина. Бросив газеты, он отправился в ресторан. Обрадовался тому, что там почти пусто. Только в отдалении, у окна, выходящего на летное поле, обедали технари в форме, наверное, обслуживающие аэропорт.

И все.

Никого больше не было в ресторане.

Да и понятно, усмехнулся Валентин, заглянув в меню. Кто сюда пойдет? Пасутся в буфетах. Там тоже не так уж дешево, но ресторан, как ни странно, вообще многим не по карману.

Захаживают сюда пассажиры?

Кажется, захаживают, понял Валентин, увидев ввалившуюся в ресторан шумную компанию молодых хорошо одетых людей, мгновенно отвлекших на себя всех официанток.

«Для вас, козлов, подземный переход построили», – вспомнил он.

И опять усмехнулся. Куделькин-младший не прав. Он, Валентин, может, и отстал от жизни, но ему понятны все эти движения вокруг. Ему, например, вполне понятно торжество этих молодых хорошо одетых людей и их широченные, как разлив реки, улыбки. И ему вполне понятно, почему при таком самодовольстве и чрезмерном ощущении силы, прямо физически распространяющейся вокруг них, как какое-то особое излучение, эти хорошо одетые молодые люди все же предпочитают ни на секунду не выпускать из рук свои модные легкие «дипломаты».

Вспомнив о «дипломате» Куделькина-младшего, Валентин машинально поднял его с пола и поставил на свободный соседний стул. Мало ли что никого нет рядом! Чужие вещи полагается держать перед глазами. Чужая вещь должна пользоваться особым вниманием.

Заказав обед, Валентин сделал глоток принесенного официанткой очень холодного светлого пива. Пиво горчило на языке, пузырьки остро кололи язык, и Валентин удовлетворенно кивнул.

Только сейчас до него дошло, что он улетает.

Несколько дней, проведенных в Новосибирске, оказались вовсе не развлечением. Ничего бы не случилось, если бы он и не побывал здесь. Ничего, кроме пустоты в сердце.

Это, наверное, потому, равнодушно подумал Валентин, что мне сразу не понравился бескрайний серый город с громадным каменным, как цитадель, оперным театром, с таким же громадным небом над проспектами, с бесчисленными серыми невыразительными домами, с невероятным выбросом серых дымов из множества мощных труб, заполняющих темной мглой низкое сизо-серое небо над левобережьем, которое он только что проехал на машине…

Ладно.

Если бы не Джон Куделькин-старший, я бы никогда здесь не побывал. Даже не знал бы, что есть такой город. Так бы и торчал в Москве. Безвыездно. Бездарно. Особенно после того, как узнал о Тоне.

Судьба… Впрочем, какая судьба?.. Просто Тоня похоронена на Митинском кладбище…

Ну, жила красивая женщина. Работала на Родину и на Николая Петровича. От всей души работала. Всем телом. Говорливая. Может, наивная несколько. Зато боевая, какой и следовало быть комсомолке в те странные времена. А теперь есть могила на Митинском кладбище, в которую в нужное время упрятали говорливую и наивную комсомолку.

Разве это судьба? Нет, конечно.

Скорее всего, подумал Валентин равнодушно, я уже никогда не узнаю, чем конкретно занималась женщина, которая так мне нравилась. Да и нужно ли это мне? Вполне хватит общих деталей. В конце концов, Тоня сделала свой выбор. Не чемпион Кудима, а Родина.

Именно так. Родина.

Николай Петрович, например, слово Родина всегда выговаривал с гордостью и с большой буквы. Вот и Тоня научилась так выговаривать. И, наверное, так оно и должно быть.

Валентину было муторно.

Все относительно, хмуро подумал он.

Для него Тоня – любимая женщина. Для Николая Петровича – талантливая сотрудница. А вот для сына Джона Куделькина, Тоня, если бы он ее знал, была бы, наверное, просто шлюхой. Всего лишь служебной шлюхой, каких немало досталось его поколению от рухнувшей системы. Что-то вроде Лёльки Кирш, проститутки. Ничуть не благороднее.

Все просто.

Не запутаешься.

Пододвинув соседний стул поближе к столу, чтобы вещи были на глазах, Валентин вдруг заметил, что один из двух металлических язычков, украшавших черный потертый «дипломат», отщелкнулся. «Дипломат» был не новый. Замки на нем стояли еще с металлическими язычками. Не эти новые «дипломаты», что снабжены хитрыми кодированными замками.

Неторопливо подвинув стул еще ближе, Валентин на всякий случай проверил второй замок. Одновременно он помахал левой рукой официантке, издали знаками спросившей – принести еще пива?

Конечно, принести.

Замок отщелкнулся.

Ну и запоры, удивился Валентин.

И легонько приподнял крышку «дипломата».

И замер. Вот черт! Я, кажется, недооценил Куделькина-младшего… Этот Куделькин-младший не просто так… Этот Куделькин не такая уж простая штучка… Он, кажется, парень упорный… Упорный по-настоящему… И того, чего хочет, умеет добиваться…У Валентина не было слов, чтобы четко выразить бьющуюся в голове и никак не дающуюся мысль. Только одно он понял сразу. Еще никто никогда не подставлял его, Валентина Кудимова, бывшего чемпиона, так, как подставил Куделькин-младший.

• Предыдущая
• 62/81
• Следующая