Цветы для Чирика - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/81
• Следующая

Джон удивленно моргнул:

«Точно говорю, Валька, слетай в Новосибирск. Там хорошо. Там сейчас лето. Позагораешь на Обском море, отдохнешь на даче. У Юрки дача. Настоящая. Поваляешься на веранде на мягком диване. Почитаешь газеты, посмотришь в ящик. Может, сходишь по грибы. Грибы, скажу тебе, в Сибири лучше лодыгинских. Крупней. Красивее. Так Юрка говорит… Да я и сам видел… Ну и… – Куделькин-старший замялся, отвернул глаза в сторону. – Ну и… Осмотришься, так сказать. Попривыкнешь. Вот всей шкурой чувствую, что надо тебе осмотреться и попривыкнуть. А то ты какой-то не такой… Странный… В магазине лезешь в карман за франками… И паспорт у тебя не совсем того…».

«Как это не того? – хмыкнул Валентин. – Нормальный паспорт. Я его не сам делал».

«Да если и сам… Дело не в этом… Паспорт нормальный… Дело в записях… Вот именно, в записях! – не выдержал Джон. – Сам понимаешь, я ведь знаю тебя как облупленного. Знаю как Вальку Кудимова. Знаю как непобедимого чемпиона Кудиму. И другие люди помнят тебя кто Валькой, кто Кудимой, кто Валентином Борисычем… А ты исчез неизвестно куда на пять лет и вернулся почему-то через Шереметьево… И паспорт теперь у тебя не русский…».

Джон вздохнул:

«Как это ты французом заделался?»

«Долгая история».

«Расскажешь?»

«Может быть…». – неохотно кивнул Валентин.

И засмеялся:

«Ты зря, Джон. Паспорт у меня нормальный. Ни один контрольный пункт не придерется».

«А кто спорит?.. – недовольно хмыкнул Джон Куделькин-старший. Он хорошо знал упрямство Валентина. – Только, Валька, так скажу, не те сейчас времена… Прежде чем шевелить мозгами, прежде, чем делать какие-то резкие телодвижения, осматривайся. Внимательно осматривайся. Неровен час, чего недоглядишь… Я тебе добра желаю… И уж ни в коем случае не надо тебе ездить в Лодыгино… И не надо вот так сразу маячить в Москве… Ну сам подумай… Узнают тебя, остановят, спросят паспорт, а ты им с этой со своей русской рожой предъявишь французскую книжицу?.. Посмотрят на тебя и скажут: какой это к такой-то матери француз Морис Дюфи? Что это за такой Морис Дюфи? Почему у этого Мориса Дюфи морда Вальки Кудимы?.».

Куделькин-старший выпятил толстую губу и даже сплюнул от плохо скрываемого негодования:

«Морис Дюфи! Тоже мне! Какой на хер Морис Дюфи? Тебя, Валька, вся страна знает как Кудиму!.. Это мне простительно, у меня родители надурили, назвали сыночка Джоном. Только ты вдумайся! По паспорту я все равно Иван. И сын у меня не Джоныч, а Иваныч… Ты прислушайся… Не Джоныч он у меня, а Иваныч… Именно так… Иваныч…».

И опять сплюнул:

«Морис Дюфи! Не мог придумать другую фамилию!»

«Не я ее придумывал, Джон».

«Вот я и говорю, Валька, – опасливо ткнул Валентина локтем Куделькин-старший. – Не толкайся ты по Москве. И в Лодыгино сейчас не надо ездить. Что тебе в Лодыгино?.. Золу разгребать?.. Ты не ленись, подумай. Ты покрути головой. Тебе осмотреться надо».

«Ладно, покручу, – усмехнулся Валентин. – Ты не суетись. Надо, так и к твоему Юрке слетаю. Какие проблемы? Почему не слетать?»

И спросил:

«Слышь, Джон… А о Тоне ты знаешь что-нибудь?»

«Лучше б не знал… – недовольно скривился Джон. – Та еще была комсомолочка!.. У меня, Валька, если честно, штучки Николая Петровича до сих пор сидят в печенках…».

«Я не об этом, – усмехнулся Валентин. – Я не о Николае Петровиче… Я о Тоне… Не знаешь? Как у нее сладилось?»

Джон опять скривился:

«Сладилось? Да никак не сладилось!.. Ты что, Валька? Какое сладилось? Пять лет прошло с тех пор, как ты исчез. А у нас нынче год за три идет».

И напомнил:

«Ты же с Тоней, считай, не пересекался лет семь, если не больше. А?.. Какого ж рожна?.».

«Адрес знаешь?»

Джон Куделькин-старший совсем помрачнел, положил тяжелые кулаки на стол, подвигал тяжелой челюстью:

«Узнаю тебя, Валька. Упрямый ты… Ну, истинный бык… Чего это тебя опять потянуло к Тоне? На старости-то лет?.. А?.. Или мало тебе показалось штучек Николая Петровича?.».

Валентин неопределенно пожал плечами.

«Ты бы лучше позабыл об этой комсомолочке, – мрачно покачал головой Куделькин-старший. – Выброси комсомолочку из головы. Кто она тебе? Не жена, не любовница».

«Ладно, диктуй телефон, – усмехнулся Валентин. – Записываю».

«Нет у нее телефона».

«Нет телефона?» – удивился Валентин.

«Да, так! Нет у нее телефона! – неожиданно грубо повторил Куделькин-старший. – По таким адресам телефонов не ставят».

«А что за адрес такой?»

«Митинское кладбище, – отрубил Джон. – Шестая аллея, захоронение номер шестнадцать».

И помолчав, добавил:

«Там целый город, Валька… Там у нас теперь целые кварталы знакомых… Там, если побродить, Валька, ты встретишь не только Тоню… Да и как иначе?.. В нашем возрасте, Валька, считай, половина наших знакомых прописана по таким адресам… Ну, не половина, так треть…».

Переспрашивать адрес Валентин не стал.

Трудно не запомнить такой простой адрес.

И, конечно, побывал на Митинском кладбище.

Тишина.

Птиц крики.

Дымка…

Тот день выдался в дымке. Такой тусклый, невеселый, невольно наводящий на раздумья день.

Или нет?..

Да нет, конечно…

День, когда Валентин ездил на Митинское кладбище, наоборот выдался ясный, солнечный. Это на душе дождило и все казалось пасмурным. А на самом деле ясный стоял день.

Впрочем, какая разница?

Джон прав.

Тоня действительно была комсомолочка.

Та еще комсомолочка!

Николай Петрович, бывший куратор сборной от КГБ, не случайно называл Тоню своей служебной шлюхой. Не скрываясь, вслух называл. По крайней мере, Валентину он так и говорил – шлюха.

Шлюха не шлюха, но, кажется, вышел срок.

Подробно расспрашивать Куделькина-старшего о Тоне и о Николае Петровиче Валентин не стал.

Зачем? Какое ему дело до всей этой шушеры? Какое ему дело до Москвы, или до Лодыгино, или до Новосибирска? Нехорошо догадываться о том, о чем другие не хотят говорить. Чудес не бывает. Ему, Валентину, просто повезло. Сам мог лежать на кладбище. И не один раз. Так случилось, что ему повезло. Николай Петрович на кладбище. Тоня на кладбище. Еще много кто переселился на кладбище. Оно ведь всех принимает – левых и правых, чистых и нечистых. А он вот, бывший чемпион Кудима, не только выжил, но даже заработал себе новое имя… И даже заработал право жить там, где ему хочется… Именно ему, а не какому-нибудь там Николаю Петровичу или высшему начальству…

Слетать в Новосибирск?

Почему нет?

Раз Джон просит, значит, надо слетать. В Москве, пожалуй, и впрямь не надо пока торчать. В Москве он не устоит. Будет по делу и не по делу таскаться на Митинское кладбище, пока его не заприметят какие-нибудь внимательные люди. Такое бывает.

Да и что ему, собственно говоря, до Тони мертвой, если она живая ушла от него?

Не ушла, хмуро поправил он себя.

Отняли ее.

Оттолкнули.

Ну, отняли… Ну, оттолкнули… Может быть… Только не захоти этого сама Тоня, никто бы и не отнял, и не оттолкнул…

Еще раз хмуро глянув на ели, Валентин побрел в ванную.

Нашел чистое полотенце, выложил на стеклянную полочку настенного зеркала крем и опасную бритву, уже сильно сточенную за годы, подарок отца. Бреясь, поглядывая в зеркало, отметил про себя машинально: а Юрка Куделькин-младший устроился неплохо… Ванная выложена очень приличной финской плиткой… В комнатах на полах не такие уж дешевые ковры… Опять же, видеоаппаратура… Не слабая мягкая мебель прямо от «Бош»… Просторная спальня… Ну, и, наконец, местоположение… Центр города…

Юрка теперь работает на какую-то фирму, вспомнил Валентин.

Кажется, на компьютерную.

Джон так и сказал: учти, Валька, ты летишь не только на прогулку, ты летишь по делу. Юрка сейчас большой человек, получает нормальные гонорары. Привезешь мне кое-что от него. А тебе, Валька, за то полагаются нормальные командировочные. Не вздумай отказываться. Тебя не поймут. Цены у нас на все не малые. Сейчас за просто так никто ничего не делает. Даже не открывай рот. Будто деньги тебе не пригодятся! Еще как пригодятся! Не знаю, чем ты зарабатывал последние пять лет, но деньги пригодятся.

• Предыдущая
• 15/81
• Следующая