Допрос безутешной вдовы - Каминаси Кунио - Страница 27
- Предыдущая
- 27/81
- Следующая
– Затем, что мы должны будем снять с вас официальные показания, – объяснил Нисио.
– Так мы сейчас готовы все рассказать, – заявил Заречный. – Может, вы сейчас все спросите? У нас с завтрашнего дня конференция. Мы же на нее сюда все ехали…
– Конечно, – кивнул Нисио. – Никто вам в ней участвовать не запрещает. Мы, я думаю, найдем для разговора такое время, которое устроит и вас, и нас. А сейчас нам надо в управление, посовещаться на предмет того, как дальше действовать.
– Хорошо, – согласился Заречный.
– Скажите, Олег Валерьевич, – обратился я к Заречному, – у Селиванова в Саппоро или в Японии вообще были знакомые? Я имею в виду не только японцев, но и русских, которые здесь живут.
– Не знаю… Не думаю… Он здесь первый раз… По крайней мере, мне он никогда об этом не говорил.
– А вы, насколько я знаю, у нас не впервые, да? – Надо на всякий случай сразу же показать этому заезжему денди, что мы тут не лыком борщ заправляем и не лаптем по асфальту скребем.
– Вас хорошо информировали! – искренне удивился моим познаниям русский красавец.
– Работа такая… – скромно отозвался я, решив не посвящать Заречного в технологию этой самой «такой работы» и не говорить ему, что о его японском прошлом нам совсем недавно поведал покойный Владимир Николаевич, когда его глотка еще не была занята кипятильником. – Приходится расширять кругозор…
– Ну разумеется. Что касается вашего вопроса, то я действительно в Аомори работал два года, русский преподавал в начале девяностых в тамошнем университете. У вас, я думаю, и пальчики мои еще остались… – не без ехидства сказал Заречный.
– Вас что, арестовывали? – вспомнила Мураками недавний рассказ Владимира Николаевича.
– Нет, почему?… – усмехнулся Олег Валерьевич.
– Вы же сами сказали про пальчики.
– Ну так у меня их сразу по прибытии взяли. Я прекрасно помню, все два года, пока там жил, на свой указательный палец в японском удостоверении иностранца любовался, – не без легкого упрека в голосе пояснил Заречный.
– Если вы закона не нарушали, значит, отпечатки ваших пальцев, точнее, как вы правильно сами заметили, только одного – указательного, хранятся в иммиграционной службе, а не у нас, – поставила Олега Валерьевича на место грамотная Аюми.
– Скажите, пожалуйста, – обратился я ко всем троим, – а что, Селиванов-сан, до вашего приглашения поужинать вместе, на улицу не выходил?
– Понятия не имею, – сказала Нина Валентиновна.
– Вряд ли, – скептически заметил Олег Валерьевич.
– А кто его знает… – закатила глаза Марина Борисовна.
– Сколько у вас было времени между прибытием в гостиницу и тем, как вы пошли на ужин? – Я решил не дожидаться завтра-послезавтра и брать быка за рога прямо сейчас, даже до оперативки.
– Где-то час, может, чуть больше, – сказал Заречный. – Нас Ганин и Китадзима привезли после семи, а с вами в дверях мы встретились в районе половины девятого…
– В каком районе? – переспросила Мураками.
– Приблизительно в двадцать тридцать, – без тени иронии перевел сам себя Олег Валерьевич.
– И в течение этого часа вы с ним не общались?
– Да нет, мы все по номерам рассосались… – ответил Заречный. – С дороги, сами понимаете…
– Да, нам же в порядок себя надо было привести, – выставила напоказ свои полные, густо накрашенные алой помадой губы Марина Борисовна. – А Вовчик… Владимир Николаевич то есть, я думаю, с удовольствием от нас отделался и у себя тут вот уединился…
Она беспомощно развела руками, как бы показывая всем присутствующим, какие просторные номера предлагает гостиница «Альфа» российским филологам.
– У господина Селиванова в бумажнике имеется двадцать пять тысяч иен, двести долларов и две тысячи рублей, – сказал я. – По-вашему, это естественная для него сумма?
– Ну не такая уж и естественная, – ответила Нина Валентиновна. – Напрягся, видно, Вовчик перед поездкой… Дома-то у него, думаю, вот так одновременно таких денег нет… не было…
– Вы с ним в России были знакомы? – спросил я ее.
– Да, мы вместе в Новосибирске учились, на филфаке в университете. Я потом к себе в Иркутск вернулась – я сама из Братска родом, а он там остался. Он местный… был…
– Семья у него есть?
– Жена – Олька, тоже из нашей группы. Детей двое: сын – переводчик в каком-то СП, а дочка университет в следующем году заканчивает. Родители еще живы… – Глаза Нины Валентиновны покрылись дрожащей слюдой. – А как теперь?… Надо же им сообщить… Олька с ума сойдет… Надо же в Новосибирск звонить…
– Не беспокойтесь, – покачал головой Нисио. – Система, увы, отлажена: мы сейчас обратимся в ваше консульство, и они по своей линии проинформируют родственников и работодателя. Так что вам беспокоиться не нужно. Но если возникнет желание самостоятельно связаться с его родней, мы вам препятствовать не будем. Вы все здесь в командировке или сами по себе?
– В командировке, конечно, – ответил за всех Заречный. – Япония не Европа – так просто за свой счет не съездишь.
– Да? – Я демонстративно пристально оглядел его, как Ганин говорит, «прикид», тянувший по первому впечатлению на полсотни тысяч иен. – Значит, все в командировке?
– Да, – сказала Марина Борисовна.
В этот момент в номер без лишнего стука вошли Ямада с Ямагути. Они с удивлением оглядели наших гостей, затем приблизились к Нисио, пошептались с ним, после чего старик оторвался от кондиционера, принял вертикальное положение и сказал:
– Господа, это пока все. Значит, как мы вас попросили, из Саппоро не отлучайтесь, пожалуйста, не дав нам знать. Я надеюсь, что уже завтра мы снимем с вас официальные свидетельские показания под протокол, и на этом ваши неудобства в нашем городе закончатся. Вы сможете полноценно работать и отдыхать…
– Да уж, теперь только отдыхать после этого, – горестно вздохнул Заречный и посмотрел на пустующий смертный одр ушедшего от нас на вечный отдых Владимира Николаевича Селиванова, чей филологический доклад на физиологические темы никто уже в оригинальном, авторском исполнении никогда не услышит.
– Поехали! – скомандовал Нисио, и мы послушно гуськом потянулись из номера. Ямагути вышел последним, проверил санузел на предмет того, не забрался ли туда коварный лазутчик, пока мы с русскими «девушками» лясы точили, и, убедившись в абсолютной безлюдности последнего приюта Селиванова-сана, плотно закрыл снаружи дверь в номер и принялся обклеивать ее ярко-желтой контрольной лентой.
В лифте Мураками неожиданно слишком уж интимно приблизилась к моему левому боку и прошептала мне в левый локоть:
– Минамото-сан, а по-русски СП – это Союз писателей, да?.
– Вы о членстве в нем Владимира Сорокина или о месте работы сына Селиванова-сана? – тем же заговорщическим тоном сбросил я вниз свой мало что уточняющий вопрос.
– Сына, конечно! – буркнула Аюми. – Сорокин ни в каких союзах не состоит!
– Откуда вы знаете? – удивился я ее обширным познаниям, которые, как оказывается, проблемами японского законодательства не ограничиваются.
– Я с ним встречалась. В Токио. В прошлом году, – опять снизу прошептала она, а потом добавила тихо: – Два раза…
Лифт приземлился на первом этаже, и уже выходя из него, я соизволил ответить на ее вопрос:
– СП по-русски – это совместное предприятие, Мураками-сан. Понятно вам?
Но должной реакции на свои поучения я не дождался. В лобби царила жуткая суматоха: весь зал был похож на огромный желудок железобетонного великана, заполненный разнокалиберной – пишущей, говорящей и снимающей – прессой, которая урчала подобно неудобоваримой пище, местами попыхивая «газами» фотовспышек. Между журналистами и телевизионщиками судорожно метались гостиничные работники в тщетных попытках хоть как-то нормализовать деятельность своего заведения, внезапно превратившегося в эпицентр событий. А пострадавшей стороной, если не принимать в расчет покойного Селиванова, оказались те глупцы, которые сдуру выбрали для заезда в отель «Альфа» именно поздний вечер понедельника. Незадачливые гости Саппоро испуганно озирались по сторонам в бесплодных поисках стойки приема, надежно закрытой от них тройной стеной щелкоперов, требовавших от дежурного администратора допустить их на двенадцатый этаж, куда по инструкции и по требованию Ямады и Ямагути вход, вернее – въезд, для них был запрещен. Выполняя предписание, администратор выставил надежные противопрессовые заслоны из «шкафов» собственной службы безопасности и у лифтов, и у входов на обе лестницы, так что пока особого улова у вечно голодных акул разящего пера не было.
- Предыдущая
- 27/81
- Следующая
