Жена напрокат - Санжаровский Анатолий Никифорович - Страница 35

• Предыдущая
• 35/40
• Следующая

Её вопрос я осмелюсь лишь подстрочно перевести как «Вы кто?»

– Хрю-хрю! – прощебетала в ответ Рита. – Свои! Да свои!!!

В пряной прохладе сена Рита скоро уснула и уронила руку на грудь матери.

Матери жаль будить дочку.

Не двигаясь, Клавдия долго смотрела в пролом крыши на чистое небо. Слушала море, слушала охавшую внизу от жары хавронью.

Мало-помалу неясное чувство вины засверлило, затревожило Клавдию. В чём она виновата? Перед кем?

Перед дочерью?

Перед выброшенными в вагонное окно свёртками с добротным харчем?

Перед бабунюшкой в обдергайке?

«Интересно, а как она вызнала, что я деревенского разлива? Или птаху и без паспорта видать по полёту?… Да, и я, и Рита родом отсюда, голохватовские. Всего десятое лето в городе… Куда ни залетишь, а душа домой кличет всегда…»

Сон закрыл ей глаза.

Ей нигде так сладко не спалось, как на сеновале.

Д о м а.

1994

Операционная.

Стол.

Молодой хирург развалил страдалика, как кабана, искренне подивился нежданно открывшемуся в лёгкой дымке внутреннему миру больного и забыл, что делать дальше. Он срочно вспомнил, что все свои знания забыл в непрочитанном учебнике.

Делать нечего. Надо бежать на свидание с учебником.

Он торопливо содрал с головы нелепо нависавший в изломе бывший белым то ли поварской, то ли шутовской колпак, на бегу швырнул в угол также бывший белым халат и побежал.

Прибегает – районная библиотека ушла в декрет вместе с библиотекаршей.

Соседняя капремонтируется.

Центральная санитарит.

А уже вечер.

А дом рядом.

А по видаку скоро очередная серия «Богатые тоже плачут».

Ну как пропустишь?

И он побежал смотреть богатые слёзы.

Когда хирург пришёл снова в операционную, больного на столе не было.

Откуда-то из недр тишины придавленно горевала музыка.

Он выглянул в окно.

По улице брела похоронная дивизия.

И впереди, как знамя, несли на руках бывшего больного.

«Чёрт побери этих больных! Какие нетерпеливые пошли! Потерпел бы! Полежал бы на столе какой денёк… Не пашут же здесь на тебе! Для этих же барбосов стараешься! По последнему медписку хочешь отоперировать. А прибегаешь – он уже на кладбище отъезжает. Ну куда спешат? Ну куда спешат? Разлёгся в гробу как анафема! Маши не маши, даже пальчиком не шевельнёт в ответ. Горде-ец. Закушался дядя!»

1994

Дождь гулял под зонтиком…

Как я ни тужился, телега дальше не ехала.

– Сочиняй стишок с этой первой строчкой, – положил я свою строчку перед Гришей.

Сын солидно, авторитетно засопел, будто в одиночестве переносил на новое место Эверест.

Весь и сразу.

Тяжёлое сопение живо пробило затор где-то в недрах странной поэтической машины, и совсем скоро стих легко, с приплясом выбежал наружу.

Мой маленький Григореску автоматом оттарабанил три последние строчки.

Я только в такт подмыкивал.

Вроде получалось дуэтом. Оба-два сочиняли!

Вот мы и докопались до точности, кто что сложил.

25 августа 1998 года. Вторник.

(Газета «Труд», № 113 за 2000)

Слыхали? У нас муж любимую жену убил.

Пирожком.

Всё Ясенево так и присело.

Что за пирожок? Где добытый? Кем выработанный? Чем начинённый?

Без суда разве доедешь до точности?

И вот уже на суде, из-за решётки обезьянника, муж раскладывает правду-матку по полочкам.

– Не убивал я… Мы ж двадцать два года отжили!

Зал не поверил.

Уточнил, наводящий подпихнул вопросец:

– Может, тебе просто некогда было? По нечайке, может?…

Махнул муж на глупость рукой и продолжал так:

– Хозяйка была без вопросов. Что с лица, что характером… На кухне… Всё могла! И чай вскипятит! И так ядрёно! Он у неё кипел, не знал, куда деваться. Свистел как резаный! Значит, вскипятит… И даже нальёт… Всё могла! Вот только с пирожками не ладила.

А я пирожки любил… Пережиток барский…

Вижу, хочется ей мне угодить. Горячо. Наваляет целую горушку. И тогда обое мы краснеем. Она за свой труд. Я за своё бессилие съесть те пирожки. Без долота ж, без зубила, без молотка, без пилки не подходи к тем пирожкам!

За месяц с грехом и с зубилом пополам одолеешь-таки ту горку и больше в страхе не заикаешься про пирожки года с два.

Но любовь не мрёт.

Года через три снова одарит горкой. Один железней другого.

Раз пирожок упал ей на ногу.

– Как каменюкой кто отблагодарил! – поделилась впечатлением от того упада.

Полмесяца честно отгуляла на больничном.

А тут Восьмой заходит март.

На пирожки потянуло опадающего символа.

Думаю, надо всерьёз брать пирожковый редут.

Накупил ей килограмма с два кулинарных книг. Одна «Традиционная русская кухня» толще кулака. А «Большой рецептурный кулинарный словарь» и того толще. На то и «Большой»!

• Предыдущая
• 35/40
• Следующая