2012 - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/44
• Следующая

Ответ: в этом уходящий заинтересован меньше всего. Наоборот: ему выгодно, чтобы новый правитель оказался во всех отношениях слабее, неудачливее, проигрышнее. Чтобы мир вынужден был бы вспоминать о предыдущем: «Вот то был правитель, вот то были времена! А этот, нынешний – слабак, тьфу! И куда только глядели?».

Вывод: то, что назначили именно тебя, говорит о том, что сочтён ты был не самым умным, а наоборот: самым туповатым, самым управляемым, самым контрастным по сравнению с предшественником.

Но тебе это было ясно заранее. И, вероятно, тебе удалось лучше, чем другим, сыграть роль и туповатого, и управляемого. И таким способом обойти их.

Ведь на самом деле ты не такой? Ты умён? Находчив? Решителен? Проницателен?

Пожалуй, да. Хотя бы потому, что принял решение: выдвинуть Ладкова. Ладков надёжно прикроет отход.

А вот Лаптев – нет. У него, как выяснилось (к сожалению, не сразу), не тот характер. Его не заставишь выглядеть бледной тенью предшественника. Этот, наоборот, станет землю рыть, чтобы доказать: «Тот, всеми восхваляемый, не мог – а я вот могу!»

Всё это, конечно, с соблюдением всех ритуалов до поры до времени – как и сам ты делал по отношению к своему предшественнику и вершителю твоей судьбы.

Лаптев возвышаться не должен. Уже в этом допущена громадная ошибка: нельзя было ставить его на Москву. Но он оказался достаточно профессиональным, чтобы до этого не позволить никому заглянуть в его душонку хоть краем глаза. Ну такой был душка, такой до смерти преданный! Но почувствовал за собой Москву – и как будто его подменили.

Нельзя пускать щуку в пруд. Но способ должен быть таким, чтобы не придраться. Чтобы на тебя самого и тени не пало. Как-никак, Лаптев из того круга, из какого на нары не отправляют – закон неписаный, но нерушимый.

Нет, конечно, поискать следует – вдруг что и выплывет. Но на этом политику не построишь. Даже самые крутые пиарщики задумаются. Лаптева уже прочитали и поняли: будет давать сдачи без стеснения.

С чего начать? Лаптев чуть ли не открыто заигрывает с армией. С Генштабом, понятно, а не с министром. Значит, первое: убрать из Подмосковья войска. Лучшие. И Таманскую, и Кантемировскую, и Севастопольскую. На всю предвыборную. Это уже сделано: Верховный главнокомандующий – то есть ты сам – приказал провести большие тактические учения. Как положено. Генштаб испросил разрешения задействовать в учениях ещё одну дивизию – откуда-то из глуши, из Восточной Сибири. Чтобы играла резерв противника. И сейчас москвичи уже воюют где-то близ Смоленска. Лаптев на них не обопрётся.

Но надо ещё что-то сделать для Ладкова. Чтобы электорат в него поверил, как в продолжение тебя самого. Что-нибудь такое, что приблизило бы к нам либералов, самую беспокойную и в чём-то влиятельную группу. Но в первую очередь даже не их, а Запад. Слишком многие у нас ещё оглядываются на него. Что же?

Да! У Котовского срок ещё долго не кончится. Вернее, старый-то истекает, но есть и новый, он только начнётся. А что, если Ладков официально обращается к тебе с просьбой сократить оставшийся Котовскому срок до нуля? Просто взять и освободить. Сколько это добавит Ладкову? Кем Котовский может стать на свободе: врагом? Или союзником? Пойдёт в друзья к Ладкову-освободителю? Возможно. Так что же, ещё попридержать его на зоне? Или наоборот – доставить с помпой, ковёр расстелить…

И то и другое опасно. Потому что Котовский – человек всё-таки непредсказуемый. Ненормальный. Нормальному сказать «Беги!» – он побежит. Дать взятку (не обязательно деньгами) – возьмёт. А с этого станется – и не взять, и не побежать. Он, может, во враги и не пойдёт – научился же хоть чему-то, пока волочил срок, – но и дружить не начнёт. А к нему кое-кто потянется.

Значит, что?

Нет, всё-таки освободить. Пусть возвращается.

Ну, а если он всё же полезет в драку? Запад, с которым через силу приходится дружить, хотя внешне порой и артачиться, поддержит Кота с великим удовольствием: им он мил и понятен.

Пусть едет. Только… всякое ведь бывает. А что? Дело житейское. Конец немалый. Всё может случиться. В России, да и не только.

Третий поднял трубку главного телефона. Набрал номер. Ответившему – сказал:

– Савелий Карлович, так что у нас там – ну, где рукавицы шьют?

Савелий с Благовещенского переулка – золотой мужик: всё понимает с полуслова.

– Всё в лучшем виде.

– В этом не сомневаюсь. Но… если мы сделаем к выборам подарок оппозиции, сократим Котовскому срок до нуля? Как бы по инициативе Ладкова, правовые вопросы ведь под ним. Ваше мнение?

Савелий не промедлил ни секунды:

– Полагаю, результат будет хорошим. Оппозиция потеряет пару клыков.

– Рад, что наши мнения совпадают. Но беспокоюсь: не случилось бы с ним чего-нибудь… такого. А? Лишние скандалы нам ни к чему. Не думаю, конечно, что кто-нибудь из недоброжелателей подошлёт снайпера, но всё же обида в массах на него велика, нахапал в своё время народного добра. Вдруг придёт кому-то в голову что-нибудь вроде самосуда, в этом роде. Не опасаетесь?

– Ну… там, как и везде. В общем, спокойно. Конечно, бывают хулиганы, происшествия на бытовой основе, мало ли что случается в жизни… Может, дать ему охрану, пока не сядет в самолёт – для верности?

– Это как раз и будет скандал. Пойдёт шорох типа: мол, освобождён, но всё ещё законвоирован. Власть, якобы, всё ещё его боится. Не нужно. В конце концов, свободный человек свободен и рисковать.

– Безусловно, Игорь Фёдорович. Понял вас.

– Будьте здоровы, Савелий Карлович.

Так. Что ещё надо сделать срочно?

Пора всерьёз подключать пиар. Мастеров. Гроссмейстеров.

Найти этого… да, Полкана. Он вроде ничем пока ещё не опаскудился. А дело знает. Нанять его. Пусть поработает на Ладкова. Хорошая мысль. Правильная.

Пятница, конец рабочей недели. Сорок восьмой троллейбус. Жара. Пот. Нервы. Последний баллончик дезодоранта на исходе. Тысяча рублей. Она есть, но последняя до понедельника. Так нельзя. Это не жизнь. Какой-то подонок сзади прижался всем телом, так что сердце само собой зачастило. Отодвинуться некуда: троллейбус набит под завязку. Нахал. Сейчас, чего доброго, начнёт хватать руками. Одно тонкое платьице, всё равно что голое тело. Вечером залить пять литров бензина – сто пятьдесят рублей. Остальные – на светскую жизнь. Уик-энд по-девичьи, хотя вряд ли получится: пополз слушок, что Котовскому светит досрочное, так что нам, штабным волонтёрам, работы хватит. Скотина, прижал так, что и пальцем не шевельнёшь, руки плотно прижаты к бёдрам, и не крикнешь – сил нет. Ну, пусть насилует – если сумеет, конечно. Было бы приключение на худой конец. Но и ему не шевельнуться. Сопит над ухом. Что светит впереди? Одолжить и съездить – если и не в Лондон на Олимпийские, то хотя бы в Турцию или Египет? Кто же одолжит в пору отпусков? У кого из своего круга есть деньги? Да и чем отдавать потом? Разве что натурой. «На Сухаревке сходите? Разрешите…» Медленно повернуть голову, с презрением взглянуть на нахала. Ну и ну! Это баба. Пожилая, плоская, как стол, перед собой, пониже живота, обеими руками держит пакет, в котором – бутылка. И вовсе это не… А уж фантазия разыгралась! Всё от жары. «Не толкайтесь, пожалуйста. Схожу, схожу». Уф…

• Предыдущая
• 5/44
• Следующая