Счастье по собственному желанию - Романова Галина Владимировна - Страница 57

• Предыдущая
• 57/58
• Следующая

Вся эта история, закрутившаяся несколько лет назад, снова вспыхнула в памяти. Любе даже стало казаться, что она слышит голоса всех, кто так или иначе с ней пересекался.

Вальяжный, разбитной – жены Малышева… Хриплый, таящий опасность – Головачева. Просящий, ускользающий – Иванова…

Но никогда и в страшном сне ей не могло присниться, что среди этих разномастных голосов зазвучит и голос Гены Сячинова.

– Иванов – трус, – согласился Генка, сцепив пальцы рук на животе, как покойник, и даже глаза закатил для наглядности. – Я их с Малышевым вычислил мгновенно. И проследил за ними. Видел, как они сумку эту забирали с вокзала. Домой к Малышеву отвезли. Потом Иванов уехал, а я остался… Дальше ты, надеюсь, догадываешься, что произошло. Убил я его. А когда выходил оттуда… Дворами же выходил, а Серега увидал. Сам, видать, паразит, недоброе задумал. Увидал, и давай потом мне названивать. Шантажировать меня вздумал, ублюдок. Я ему кинул немного, для порядка. Но пригрозил. Говорю, еще раз крякнешь, опущу… Он и заткнулся. Говорю же, слизняк.

– Еще бы! – фыркнула Люба.

Приблизительно что-то подобное они с Валерой себе и представляли. Так, с небольшими отклонениями от истины. Но в общем и целом, все было именно так.

– А как ты Малышева-то вычислил? – вдруг вспомнила о белом пятне в их с Валерой версии.

– О! Любовь! Я ждал его возвращения, как верная жена! Ждал… Знал же, что эти стервецы денежки приберегли на черный день. Не дурак же я, сама понимаешь… Кто же знал, что ты здесь присосалась, как пиявка! Не ты бы, так никто и не догадался бы никогда.

– А, ладно тебе, Гена. – Люба презрительно фыркнула, пренебрежительно махнув в его сторону рукой. – Не на этом деле, так с Хелиным бы спалился. Жадность, она же фраера сгубила! Тебе ли не знать, Гена! А… А кто же тогда убил Тимошу и тетю Веру?! Это ведь не ты. Кишка тонка…

– Этому идиоту поменьше надо было по телефону с тобой трепаться. Сначала ему, а потом бабе его. – Сячинов грубо выругался, оттолкнулся от стены и сел, наклонившись вперед. – Он ведь – Тимоха-то – изначально Хелиным заинтересовался. Не просто так, конечно, а по наводке из Москвы. Но заинтересовался крепко. И начал даже какие-то газетные вырезки коллекционировать. Вроде вехи его послужные или что-то типа того. Но не раз говорил, что мужик скользкий и, кажется, с прошлым. Тут ты вдруг на него работать начала. Тимос тебе позвонил и встречу назначил, по делу, говорит. Он даже нам всем в отделе рассказал, что к тебе в гости собирается. Вот они его, подслушав, и нейтрализовали. А потом и бумажки изъяли. Танька же тебе все подробно рассказала, чего было не подключиться?

– Непрофессионально как-то… – пробормотала Люба, слушавшая Сячинова с открытым ртом, кто бы знал, что узнает всю правду, находясь одной ногой в преисподней.

– А-аа! Вам всем киллеров подавай с оптикой! Зачем?! Зачем, Любовь?! Сразу заподозрят, что заказ. А так вполне сойдет и на уголовку обычную. Вот и все… Все твои секреты… Промучалась, небось, в последний месяц от неизвестности? Кто, почему, зачем, за что?! А все так просто…

Просто, конечно же, ничего не было. Все, как раз напротив, было сложно, страшно и грозило неотвратимой непоправимостью.

Как можно было все это исправить?! Как вернуть к жизни погибших?! Как зарубцевать раны оставшимся в живых?! И как…выжить после всего этого…

Сколько они просидели в этом подвале, одному богу известно. Часов у них не было, их отобрали охранники. Сумка с телефоном, документами и деньгами осталась у них же. Кормить их никто, разумеется, не собирался. Люба мерзла, трусила, негодовала оттого, что за ними никто не идет. Собрались убивать, так пускай уж быстрее бы. Чего тянуть?! Темноты ждут? Наверное…

Время от времени принималась переругиваться с Генкой с вялой обреченностью приговоренного к смерти человека.

Изменить уже ничего нельзя, это было ясно им обоим. Непонятно с чего захотелось вдруг хотя бы восполнить недостающее. Расставить все по местам.

Но Генка упрямился, отвечал с неохотой, все больше огрызаясь и посылая ее куда подальше. Она то замолкала, то снова принималась к нему приставать и злилась, злилась и еще плакала иногда.

Когда над головой загромыхало железо открываемого замка, она не выдержала, и снова пристала к Сячинову.

– Ну, скажи хотя бы, какая роль во всем этом деле отводилась Киму, Ген?! Ну что же, я умру и так и не узнаю, кто он?!

Поняв, что идут за ними, Генка вскочил с земляного пола, где он просидел последние несколько часов. Вытянулся в струнку и уставился остановившимся взглядом на дверь. Ее он, казалось, не слышит. Но Люба и не собиралась сдаваться. Ухватила его за локоток и снова и снова повторяла свой вопрос.

– Отстань! – прохрипел он моментально севшим голосом и оттолкнул ее к дальней стене. – Отстань, прошу!!!

– Гена, скажи мне только, и все! – Люба заплакала, упав на коленки. – Я же тоже, как и ты… умру сейчас… Кто Ким?!

Сячинов вздохнул так, что чуть не задул электрический свет под потолком. Поглядел на нее со смешанным чувством неприязни и жалости и проговорил неохотно:

– Ким твой – крутая шишка…

– То, что он крутой бандит, мне уже говорили.

– Какой бандит, идиотка? – Генка внезапно замолчал.

Дверь как раз приоткрылась, впуская одного из их конвоиров, при нем по-прежнему был автомат. Он смотрел на них с ухмылкой и указал им подбородком на дверь.

– Ген! – цепляясь за стенку, она поднялась и снова со слезами: – Ген, ну скажи!!!

– Ох, господи, беда с этими бабами… Твой Ким как раз тот самый особист, что сливал информацию на его вон хозяина Тимосу. Поняла?! А теперь цепляйся и пойдем издохнем во славу Отечества…

– Закатова! Слышишь, нет?!

Ей в спину тут же уперлось крепкое мужское колено и принялось потихоньку сталкивать ее с кровати.

– У-умм, – она крепче зажмурилась и глубже зарылась в одеяло, пытаясь удержаться.

– Любовь! Телефон звонит! Подойди, а, будь другом.

– Не-а… Не пойду… Говорила тебе, возьми телефон в спальню. Не захотел? Теперь сам иди, – и, перевалившись через него одним движением, она очутилась у стенки, тут же снова притворившись спящей. – Иди, иди…

Он ушел, обидевшись. Или сделал вид, что обиделся. Не страшно. Вернется через пару минут. Снова к ней вернется. Как вернулся этим летом после стольких лет разлуки.

Ким… Милый, любимый, надежный.

Как же здорово было сознавать, что не ошиблась, не придумала ничего, и не поверила никому. Все так и оказалось на самом деле, как думалось и мечталось: милый, надежный, верный.

Он спас ее. И Генку, конечно же, тоже, но того скорее за компанию. Главным объектом в спасательной операции все же была она. Его Любовь…

– Это любовь всей моей жизни, – отчитался он потом перед ребятами, усаживая ее себе на коленки в пассажирской «Газели», когда все закончилось.

Никто так и не понял, что конкретно он имел в виду. Любовь как чувство. Или Любовь как имя. Она тоже не поняла и, не удержавшись, спросила. Говорит, любовь с большой буквы или нет? А он шепнул ей на ухо:

– Все буквы в этом слове большие, детка. Все, представляешь?

И так сладко стало ей от этих его слов. Так счастливо и сладко, что она от этого самого счастья проревела, уткнувшись в его плечо, всю дорогу. Его ребята деликатно отворачивались, пряча лица за черными масками. Ким молчал, лишь теснее ее к себе прижимая. А она ревела, хлюпая носом.

Потом он привез ее к себе домой и ругал часа два без остановки. Когда под душ ее зареванную пихал, ругался. Когда потом, укутав в халат, на кухне отпаивал чаем и корвалолом, ругался. И даже когда на руках ее держал почти сонную, ругал не переставая. И за самодеятельность, и за бесконтрольность, и за глупый риск. И еще за то, что усомниться в нем посмела.

Пускай себе ругается, решила она тогда. Это он от облегчения бранится. Оттого, что все закончилось. И закончилось благополучно. Никто никого не успел ни пристрелить, ни повесить.

• Предыдущая
• 57/58
• Следующая