Счастье по собственному желанию - Романова Галина Владимировна - Страница 51

• Предыдущая
• 51/58
• Следующая

Кто же из них двоих врет: Сячинов или Ким? Кто каким мотивом был движим, ей было непонятно.

Один из них точно желал ей добра, тут спорить смысла не было. Второй изо всех сил старался обмануть ее, преследуя какую-то цель.

Кто из них кто?!

Нет, ломать голову можно было до бесконечности, так ни до чего и не додумавшись. Наутро она сделает следующее: пойдет в милицию, отыщет там Сячинова или еще кого-нибудь, кто тесно сотрудничал с Тимошей Савельевым. Изложит им свои соображения и потребует взамен предельной откровенности.

Не могли его коллеги не знать, какие дела вел Савельев незадолго до своей гибели.

И еще что нужно назавтра сделать? Иванова нужно разыскать, во!

Ох, уж этот Иванов. Как не нужен, он тут как тут. Как захотела с ним увидеться, так он словно сквозь землю провалился. Позвонить ему, что ли? Номер она по странной случайности запомнила, когда звонила Сереге с телефона Кима. Может, ей повезет, и Серега откликнется на номер, который у него не определится, а?

Люба пошарила рукой под подушкой, туда она спрятала мобильник на всякий случай. Пускай будет под рукой. Мало ли что! Это ведь на настоящий момент единственный ее телефон. Стационарного лишил ее Сячинов. Унес аппарат, отдал на экспертизу кому-то влиятельному и серьезному, а вернуть не поспешил. И даже от объяснений воздерживается.

Повезло ей лишь с третьей попытки. Первые две закончились полным провалом: она перепутала последовательность запомнившихся ей цифр. И дважды наткнулась на незнакомых ей людей, справедливо возмутившихся ее поздним звонком. На третьей попытке ей, казалось бы, повезло, но долго никто не отзывался.

На дисплее появилось изображение крохотного телефонного аппарата, на котором без конца подпрыгивала телефонная трубка, взять ее никто не решался. Люба сбросила свой вызов и набрала через десять минут снова. Такая же картина. А потом вдруг ответили. Правда, ответили полным молчанием. Секунды стремительно мчались, указывая на то, что вызов отвечен, а там полная тишина.

– Сережа! Ну, если это ты, ответь, пожалуйста! – взмолилась Люба.

И даже глаза зажмурила, представив себе, как кусает сейчас губы от нетерпения ее непутевый бывший муж. Молчание тому всегда трудно давалось. Видимо, конкретно приперло, раз молчит теперь.

– Сережа! – чуть строже проговорила она в трубку. – Я в беде, понимаешь! Ты и только ты можешь мне помочь! Ответишь или нет?! У меня деньги могут закончиться, идиот!

– Откуда у тебя мобильный? – неожиданно отозвалась трубка хриплым голосом Иванова. – Купила, что ли?

– Нет! Украла! – рявкнула Люба, едва не расплакавшись от облегчения, что тот ей ответил. – Чего выпендриваешься и молчишь, а?! Я уже не знаю, что и думать!

– А тебе оно надо, Люб? Пускай другие думают, они все крутые и умные, им только и думать, – осторожно заметил Иванов, все так же хрипло и глухо, и добавил с явной угрозой: – Ведь предупреждал же тебя! Предупреждал, а ты…

– А что я?! Ну что я?! – от возмущения Люба даже на диване подскочила, сбросив с себя тонкое одеяло.

Ватное-то все порезал Головачев, разыскивая свои деньги в ее квартире. Ну, не дурак, а?! Кто в здравом уме и твердой памяти стал бы зашивать деньги в одеяло? И ей пришлось доставать с антресолей тоненькое клетчатое. Она летом в него банки укутывала с огурцами и помидорами…

– Что я-то?! Меня, как марионетку, каждый дергает за ниточку, а я понять не могу, что делает моя левая нога, когда правая спотыкается. Серега, выручай! На тебя одна надежда!

Как-то вдруг и впрямь поверилось, что он сможет ей помочь и мудрить с ней уж точно не станет. Чего мудрить, когда он и сам по уши непонятно в чем. Но Серега вдруг заупрямился и канючил несколько томительных минут о том, что ему пожить еще охота. И что на зону он больше ни-ни, то есть ни за что не вернется. Ему теперь и передачки слать некому, и приехать к нему никто не приедет.

– Ага! – едко вставила Люба. – И ты подставить никого уже не сможешь, так?! Подставил же меня, Иванов, чего пыхтишь?! Так подставил, что сама не знаю, в чем барахтаюсь. Говори, гад, где деньги? Или я… Завтра же пойду в милицию и все расскажу там, так и знай!

Никуда бы она не пошла, ясно, как божий день, поскольку являлась косвенной соучастницей преступления. Докажи, попробуй, что в сумку не заглядывала и деньги себе не присваивала! Все указывает на то, что присваивала. Головачев зря, что ли, возле ее двери отирался и квартиру всю вверх дном перевернул.

– Не пойдешь ты в ментовку, Люб. – Иванов был не дурак, это ясно, и соображал ничуть не хуже ее. – Тебя же первую и загребут. А я что? Я откажусь. Ничего я тебе не говорил. И не просил ни о чем. Ты к жене Малышева ходила? Ходила. Головачев у тебя в гостях был? Был. Сумку ты в камеру хранения прятала? Прятала! Кругом, ты, Любовь, виноватая. Так что не пыжься, хотя бы передо мной.

– Ладно, не буду, – быстро отступила Люба, а то еще чего доброго Серега отключится, а она так и не узнала ничего. – Ну, а деньги-то где, Сережа?! Кто-то же их взял!

– Не я это точно. – Иванов сказал это как-то так, что она ему сразу поверила: у него денег нет.

– Кто тогда? Знаешь?

– Может, и знаю, но говорить тебе ничего не должен. – Серега шумно зевнул в трубку, то ли правда спать хотел, то ли, как обычно, притворялся. – И не советую я тебе, Люба, лезть в это. Нету денег, поняла?! Нету…

– Кто, Сережа?! Кто опередил?! Скажи, и я… Я что хочешь для тебя сделаю! – поспешила Люба с обещанием и тут же запоздало ужаснулась тому, что только что сказала.

Серегина наглость могла смело соперничать со всеми остальными его отрицательными качествами. Ухватившись за ее обещание, тот мог вытянуть из нее все, что захотел бы. Включая вид на жительство.

Но Иванов неожиданно не захотел попользоваться и заявил:

– А мне ничего от тебя не надо, Люба. Ничего! Оставила бы ты меня в покое, и только.

Было от чего раскрыть рот! Чтобы Иванов и отказался от такой халявы?!

Да-аа… Было тут что-то, точно было…

И вот тогда Люба возьми и назови ему по имени того, кто сейчас у нее в списке подозреваемых значился под номером один. Иванов мгновенно уступил свои позиции, убравшись в самый хвост списка. Чего уж тут огород городить, не того полета птица. Одно слово – трус.

Опасно это было и, может, даже не совсем порядочно, но она спросила, не сдержалась.

– Он??? – Люба даже осипла от волнения. – Только скажи, да или нет, и я сразу отвяжусь от тебя! И не вспомню больше о тебе никогда… Сережа! Он???

– Да, – промямлил Иванов и отключился.

Проспала она дольше обычного. Собиралась подняться до семи часов, а сейчас уже было почти девять. Открыв глаза, несколько минут бездумно моргала, пытаясь вспомнить, как оказалась у себя дома. И почему спине так мягко и уютно. Через мгновение все вспомнила, и тут же скинула с себя одеяло. С хрустом потянулась. Свесила ноги с дивана, на цыпочках подбежала к окну. Растащила в разные стороны шторы и не хотела, да улыбнулась.

За окном, оказывается, снова наступило лето. Все осенние предвестники скомкало яркое августовское утро. Небо было таким высоким и таким прозрачным, что Казалось, вот еще немного, стоит только чуть напрячь зрение, и можно будет рассмотреть и звездную темноту далекого космоса. Солнце, правда, мешало. Оно резвилось и плескалось в каждой непросохшей луже, скользило по каждому окну, заигрывало с каждой каплей влаги, повисшей на кончике листа. Дворники шаркали метлами по тротуарам, торопливо сметая не ко времени облетевший тополь. Гудели машины, мчавшиеся по проспекту. Хорошее было утро… Доброе…

Люба свернула одеяло с простыней, убрала в шкаф и поспешно сложила диван. Потом умылась и выпила крепкого кофе. Минуту прислушивалась, как выражает недовольство ее голодный желудок, принявший с утра пораньше непотребно высокую дозу горечи. Открыла холодильник и отщипнула от вареной куриной ножки, оставшейся с вечера, вяло пожевала, проглотила и замерла. Больной желудок на сегодня ей был не нужен. Слишком важным и ответственным намечалось ее солнечное сегодня. Не должно быть никаких неприятных ощущений. Их может быть и так под завяз.

• Предыдущая
• 51/58
• Следующая