Счастье по собственному желанию - Романова Галина Владимировна - Страница 47
- Предыдущая
- 47/58
- Следующая
Нет, кто-то был еще. Кто-то, кто знал или узнал об этих деньгах. Кто же это?..
Потребность переговорить с бывшим благоверным нарастала с каждой минутой, с каждым новым поворотом в ее рассуждениях. Она в них, правда, изрядно подзапуталась. И даже порой начинала забывать, откуда начинала, но Серегу допросить было просто необходимо.
Все так же, чувствуя затылком заботливое сопровождение, она вышла с вокзала. Направилась к автобусной остановке, намереваясь снова навестить квартирную хозяйку Иванова. Должен же был когда-нибудь уехать ее строгий брат. И вот тут ее и окликнули.
– Люба! Закатова!
Она обернулась и к радости своей обнаружила за спиной Сячинова Гену.
– Генка! Вот здорово! Ты на машине? – она вцепилась в рукав его куртки, не собираясь с ним расставаться.
– А как же! – Генка светился молодым месяцем, со странной радостью поглядывая в сторону посадочной платформы. – Подвезти?
– Подвезти, Ген. Время-то у тебя есть? А ты, кстати, чего здесь? – Люба вдела свою руку в Генкину, согнутую баранкой, и поспешила за ним к его машине. – Провожал, что ли, кого?
– Не поверишь, Любаша! Жену с детьми отправил в отпуск! – Сячинов счастливо рассмеялся, задрав подбородок к небу. – Согласилась, представляешь! Согласилась уехать с детьми, а меня оставить до поры дома. Знала бы ты, чего мне это стоило!
– Догадываюсь, – порадовалась за Сячинова Люба, проявив солидарность. – Слушай, ты меня не покатаешь? Это и в твоих интересах тоже, кстати.
Они уселись в Генкину «шахиню», где все Так же изо всех углов торчали проволочные узлы. И Люба в двух словах поведала ему о мытарствах предыдущего дня. О визите к ней на работу солидных людей в штатском, предположительно сотрудников ФСБ или как там они сейчас именоваться изволят. Ну, и под финал изложила ему часть своих соображений. Про Иванова малодушно умолчала. Вернее, не совсем про него, а про свои насчет него умозаключения. Пускай Сячинов догадывается сам, не дурак же.
– Про Головачева уже знаешь, так? – проговорил он задумчиво, осматривая оплетку руля.
– Слышала. – Люба не стала его упрекать в том, что он ей об этом не рассказал, и вместо этого спросила: – Как думаешь, за что его?
– Не думаю я, Люба! Не думаю, а почти уверен, что погорел тот по случайке! – выпалил с чувством Генка, ударив по рулю кончиками пальцев. – Спас тебя? Спас. Мог видеть того, кто был за рулем? Запросто.
– А стекла не были затонированы? – она вот, убей, не помнила про эти самые стекла ничего, саму машину вспоминала и то с трудом.
– Кто же теперь скажет? – фыркнул Генка, глянув на нее с досадой. – Сгорела машинка-то! Установить тяжело… Пускай эксперты голову ломают. Ты мне лучше вот что скажи… Что такого ты могла или можешь знать, что тобой солидные парни заинтересовались?
– Не знаю, Ген!!! – совершенно искренне, ни грамма не кривя душой, воскликнула она, откинулась на спинку его скрипучего кресла и снова повторила, всплеснув руками: – Ну, хоть бы какая-нибудь зацепка! Хоть бы какая-нибудь! Ничего, кроме ящиков. Но Киму рассказала, он от меня только отмахнулся.
– Постой, постой… Это какие же такие ящики?
Генка повернулся к ней всем корпусом и тут же впился в нее цепким оперским взглядом. Мог он, слов нет, мог смотреть на собеседника так, что тот непременно чувствовал себя вывернутым наизнанку.
– Это о чем ты, Люба?
– Я не помню, говорила я тебе или нет…
И она рассказала ему про отдых с Хелиным в выходной день, про купание в лесном озере. И про то, как поранила ногу о ящик.
– Не помню, говорила тебе или нет, – покаялась она вновь, закончив говорить.
– И сам не помню, Люба, – глаза у Генки затуманились от воспоминаний, но ничего похожего на прозрение в них не промелькнуло. – Столько всего произошло за эти дни, что у меня башка просто трещит, хорошо, что хоть жену с детьми отправил в отпуск. До сих пор не верится, прикинь!.. Может, ты мне и говорила что, а я отмахнулся, сочтя все это мусором. Так, давай снова и во всех подробностях. Что за ящики? Что за озеро, что за след?..
Люба снова детально рассказала и про домик в чаще леса, и про купание, и про то, как Ким усиленно не хотел обращать на все это внимания. А потом вдруг вспомнила о слежке и рассказала и об этом тоже.
– Какая машина, говоришь?
Она ответила, а Генка с чего-то вдруг мгновенно помрачнел.
Люба поразилась.
Только что он сиял от неожиданно свалившегося на него счастья: шутка ли, отправить жену с детьми на отдых, наконец-то оставшись дома в одиночестве. Только что косил на нее оперским взглядом, пытаясь выпотрошить все ее мысли. И вспомнить что-то пытался, туманя взор. И тут вдруг, бац, и словно прошелся кто-то по его лицу старой пыльной тряпкой. Именно так! Генка посерел просто, и потух вроде как бы.
– Ген, ты чего, а? Знаешь что-нибудь, что ли? Так говори, не тяни за душу. Мне и так, знаешь, уже из дома выходить страшно. – Люба вдруг снова принялась оглядываться, пытаясь рассмотреть сквозь машинные окна своего давешнего преследователя.
Ни преследователя, ни Кима она, конечно же, не рассмотрела. Неожиданный сюрприз ей преподнес все тот же Генка.
Сунув руку глубоко под свое сиденье, он с полминуты чем-то там шуршал, словно перелистывал. А потом достал из-под сиденья большой конверт казенной желтой бумаги. Швырнул его ей на колени и буркнул, отвернувшись к окну:
– На вот взгляни. Может, узнаешь кого…
Не узнать было сложно! Вытащив три снимка из конверта, Люба невольно ахнула, а через минуту разразилась несвойственной ей бранью.
– Ген, ну что за хрень такая, а?! Ну почему он?! А я-то… Я-то почему?!
Все три снимка запечатлели с разных позиций ту самую темную «девятку», что пасла ее вторые сутки, что терпеливо дежурила ночью во дворе и которая предположительно и сейчас находилась где-то рядом.
Водителем оказался мордастый малый, с сумрачным, ничего хорошего не обещающим взглядом. Ручищи у него были такие огромные, что кулаками тот смело мог бы вгонять в доски железнодорожные костыли. И опять не это ее так расстроило и испугало. А то, что рядом с этим здоровяком во всех трех эпизодах был запечатлен, кто бы вы думали…
Ким, конечно же! Ее милый, сильный, надежный и верный Ким.
На одной фотографии эти двое мирно беседовали, пристроив задницы на капот. На второй Ким кому-то звонил по мобильному, а парень смотрел ему в рот, будто схватывал на лету каждое слово. Ну, а на третьей эти двое пожимали друг другу руки.
Сомневаться мог только слепой или глупый. Эти двое были знакомы. И по всей видимости, не первый день.
– Зачем, Ген?!
Больше она ничего не смогла из себя выдавить. Все мысли сразу набросились на ее мозг с такой силой и напором, что причиняли просто физическую боль. Ощущение было таким, будто ей в голову засыпали целый ковш мелкой щебенки и хорошенько теперь там ее взбалтывали.
Она ничего не понимала. Ничего не могла уже чувствовать, кроме болезненного отчаяния. И никому уже не верила.
– Я не знаю, Люба! Я сам не знаю… Знаешь, я тут на досуге поразмышлял, – он тронул ее за плечо, поворачивая к себе, посмотрел ей в глаза и попытался ободряюще улыбнуться, вышло так себе. – Эй, ну чего ты! Не нужно так драматизировать, Любаша…
– Я ничего и не драматизирую, – она вывернулась из его пальцев и отвернулась к окну, не хватало еще разреветься у него на глазах, хватит уже слезы лить, надоело. – Я ничего не драматизирую и не пытаюсь. Такое ощущение, что кто-то намеренно делает это за меня! Просто пьеса какая-то с замысловатым сюжетом. Понять, каким будет финал, несложно.
– И каким же он будет? – Генка тяжело вздохнул за ее спиной и снова потрепал ее за плечо. – Эй, ну чего ты! Лучше бы я тебе ничего не показывал. Не знаешь и не знаешь. Будешь теперь додумывать. Про финал какой-то.
– Не какой-то, а вполне предсказуемый…
Люба зажала рот рукой и сделала носом несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы голос не изменил ей, сорвавшись на всхлип, чтобы слез снова не было и чтобы успеть донести до Генки свою четко сформулированную догадку.
- Предыдущая
- 47/58
- Следующая
