Счастье по собственному желанию - Романова Галина Владимировна - Страница 40

• Предыдущая
• 40/58
• Следующая

Люба ошарашенно моргала глазами, рассматривая голый мужицкий живот, выглядывающий из-под одеяла на кровати. Так и просилось с языка: «А как же Алексей Петрович?» Хорошо, что сообразила промолчать, а то выгнали бы ее намного раньше. Ее все равно, конечно, выгнали, но попозже. Выгнали, внимательно выслушав.

– Знаешь что… – проговорила тогда женщина, задумавшись на секунду-другую, и затянулась свежей сигаретой, прикурив от предыдущей. – Можешь передать смело этому ублюдку мои слова…

Люба напряглась. Про ублюдка в ее инструкции не было сказано ни слова. Было много хороших и теплых слов, сопутствующих посланию, и ответы, что предполагались. Но вот ублюдка… Ублюдка там точно не было. Гражданская жена должна была назвать Малышева кем-то вроде Петровича, Ленусика, Лесика или что-то в этом роде, но совсем не так, как назвала.

– Чтобы я его не видела рядом с собой и своим домом никогда! Понятно излагаю?! – дама, невзирая на холод, распахнула широко дверь в сенцы и поволокла Любу за рукав пальто к порогу. – Передай и проваливай, пока я добрая.

Люба послушно шла к выходу, ругая себя на чем свет стоит.

Дожила, елки-палки, ходит в гости к сомнительным людям, передает им приветы и пожелания от их близких из-за колючей проволоки.

Совсем Закатова сбрендила. Но, как впоследствии оказалось, сбрендила она чуть позже. Когда взяла из рук этой самой женщины ключ и поперлась потом по указанному ею адресу.

– Там возьмешь сумку, – наставляла ее женщина, стоя босиком на засыпанных снегом ступеньках и не чувствуя холода. – И делай с ней, что хочешь.

– Как это?! – про сумку Люба ничего не знала, ее просто попросили передать, чтобы жена Малышева что-то куда-то перенесла, и все. – При чем тут я-то?!

– А я при чем?! Я ему теперь никто! Видала, у меня мужик в постели греется? То-то же! Леха мне теперь со своим дерьмом вроде как и вовсе ни к чему. И делать я для него ничего не стану. А ты сходи туда, деточка, сходи, пожалуй. А то вдруг проблемы какие будут.

– У кого?

– У Лехи. У него могут быть проблемы из-за нас с тобой. Я не захотела, ты не захочешь. А ведь тебя просили…

– А вас?!

– А меня… Меня, может, и дома вовсе не было, вот! Бери ключ. Сходи на эту хату. Там возьмешь Лесика вещи и снесешь куда-нибудь, хоть к себе, например. А он потом вернется и заберет.

К себе Люба ничего не понесла. Еще чего!!! Станет она у себя хранить вещи каких-то уголовников! Не нужны они его гражданской жене, ей и подавно.

Люба съездила по указанному адресу. Вошла в пустую однокомнатную квартиру. Забрала там большую спортивную сумку и, даже не заглянув внутрь, оттащила ее на железнодорожный вокзал в камеру хранения. Номер этой ячейки и код она потом сообщила Иванову, когда тот вернулся. И больше никогда уже не вспоминала. Никогда… до сегодняшнего утра. Не вспоминала до тех самых пор, пока не услышала историю про Малышева и про его подельника.

Сумка!!! Та самая сумка, которую она прятала в камере хранения, нужна была Головачеву. За ней он и приходил в ее квартиру. И в ней, скорее всего, находились деньги. Те самые деньги, которые эти двое украли. Потому он и ее зарплаты в конвертах не взял, не пожелав мараться ничтожностью суммы. В сумке-то наверняка было много больше. Сячинов говорил, что много…

Кстати, а с чего это Головачев к ней приперся?

Так, так, так… Кажется, она начинает прозревать помаленьку.

Подельничек-то, видимо, освободившись на полгода раньше, кинул своего дружка! Смылся вместе с гражданской супругой и деньгами, оставив Головачева с носом.

И снова при чем тут она?!

А при том, что Малышев запросто мог сообщить Семену Артуровичу, что настоящей кидалой является не кто-нибудь, а Закатова Любовь, собственноручно сумочку умыкнувшая с конспиративной квартиры.

– Твою мать!!! – пробормотала Люба, в тоске оглядывая обшарпанные стены чужого дома. – Ну, Иванов!!! Ну, скотина!!! Убью, попадешься…

Иванов, как на грех, попадаться не пожелал. Люба не поленилась, позвонила в транспортный цех своего завода и попросила к телефону бывшего мужа. Там ей не совсем любезно ответили, что он на больничном. Тогда она, настроившись довести дело до конца, не побрезговала и поехала на его съемную квартиру. Но и там облом. Квартирная хозяйка, то и дело оглядываясь себе за спину, сообщила ей свистящим шепотом, что у нее гостит брат и Сереге пришлось на время съехать. А куда, она не знает.

Искать Малышева Любе совершенно не хотелось. Во-первых, затея совершенно бесполезная, раз эти двое бросили дом. Искать их можно было в любой точке земного шара. А во-вторых, затея абсолютно бесполезная, раз Малышев навел на нее Головачева.

Даже если нашла бы она его, что сказала бы? Ах, вы бессовестный такой, Алексей Петрович! И зачем же это вы солгали Семену Артуровичу?

Стоп…

Кажется, ее снова занесло. Никто ведь мог ничего и не говорить. И Малышев мог запросто еще срок отбывать. Она знала из рассказов Иванова, что в тюрьме часто за всякие нарушения сроки добавляют. И супруга его гражданская могла укатить куда-нибудь не с Малышевым, а с тем самым пузатым мужиком, что грел ее койку полтора года назад. Вот ее бы найти…

И она снова поехала на Музыкальную, и опять, как пару часов назад, пошла вдоль забора и тесным проулком меж двухэтажных домов. Но на это раз она прошла мимо кособокой калитки и двинулась прямиком к соседней.

В палисаднике соседнего дома трудилась пожилая женщина, срезая распустившиеся гладиолусы и рыхля землю у корней.

– Здравствуйте, – громко поприветствовала ее Люба, останавливаясь у забора и не решаясь войти во двор. – Простите меня, пожалуйста. Не могли бы вы мне сказать, куда подевались ваши соседи?

– Нет! – отрезала женщина, разогнула спину и со скорбным неодобрением уставилась на нее из-под низко опущенного на глаза платка. – Не знаю я ничего про шалаву эту непутевую. А что это у тебя за дела с ней? Вроде приличная с виду девка… Пойми вас сейчас… Разгляди попробуй…

Женщина пристроила хрустящие стебли срезанных гладиолусов в ведро, долила туда воды из лейки. Облокотила тяпку о ствол яблони и лишь тогда двинулась к калитке.

– Ты уже вроде была сегодня здесь? – проговорила она озадаченно, рассмотрев Любу вблизи как следует.

– Была, – не стала та изворачиваться. – Зашла в дом, а там пусто. Поехала в одно место, надеясь получить объяснение, но и там никого.

– А зачем тебе Люська-то? – женщина сняла с головы платок и заново его повязала, обновив узел и попрятав выбившиеся пряди волос. – У нее таких, как ты, сроду в знакомых не было. У нее все больше кобели да уголовники. Тьфу ты… Слава богу, съехала, а то вечером на улицу боялись выйти. У меня тут внучка с Москвы гостила. Так веришь, нет, мимо дома ее не ходила. Что же тебе от нее нужно? Или дом хотела купить под дачу?

– Д-да, знаете! – обрадовалась Люба неожиданно свалившейся на нее удаче. – Месяца два назад было объявление…

– Два месяца, говоришь: – Женщина задумалась, видимо, ведя свой подсчет событиям. – А может, и два, кто знает. Только не нужен тебе этот дом. Дурной он! Мой лучше посмотри. Меня дочь который год в Москву к себе зовет, а мне все бросить дом жалко. А ведь снесут все равно. Давно грозятся. А раз грозятся, все равно снесут. А? Так что? Может, взглянешь?

– Ой, вы знаете, боюсь, что на ваш я не наскребу денег. А вот соседний совсем даром отдавали.

– Да эту развалюху и за пол-литра никто не возьмет, прости, господи! – осерчала женщина на Любу, а может, за дом свой обиделась. – Она же его сроду не белила даже никогда. Калитку-то… Калитку видала? Гвоздя прибить некому. Крыша, словно решето, вся течет. А ты купить удумала. Так мало этого, убийство там сделалось. А ты купить!..

– Какое убийство?! – Люба помертвела.

И здесь убийство!!! Что-то в последнее время везет ей на убийства. Куда ни сунет нос, тут же труп. Кого же убили в этом доме, если дама выглядела вполне довольной собой и…

– Мужика ее убили, как с тюрьмы пришел, – ошарашила ее женщина, облокотилась натруженными руками о кромку калитки и снова с сожалением произнесла: – А мой-то дом… Разве сравнить с Люськиным?!

• Предыдущая
• 40/58
• Следующая