Пиршество демонов (сборник) - Винер Норберт - Страница 98

А в Германии велись работы по расщеплению урана, нацисты тянулись к чешским рудникам, к норвежским заводам тяжелой воды. Гитлер мог получить атомную бомбу.

Приехавший в Америку профессор Петер Дебай подтвердил самые худшие опасения.

В 1945 году, отвечая на вопросы сенатской комиссии, Лео Сцилард скажет:

“Они (немцы. — Е.П. ) могли бы начать работы по созданию атомного оружия в 1940 году, а, приложив максимум усилий, успешно завершили бы их к весне 1944 года. Они победили бы, прежде чем у нас появилась бы возможность осуществить вторжение в Европу”.

Жизнь показала, что немецкие физики были гораздо дальше от создания атомной бомбы, чем это казалось. Сокрушительные удары Советской Армии решили судьбу войны задолго до операции “Оверлорд”. Битва на Волге, а не высадка в Нормандии явилась поворотным пунктом истории.

Но в начале войны у ученых-антифашистов были самые реальные опасения, что Гитлер сможет получить атомную бомбу. По предложению Сциларда они приняли решение обратиться к Рузвельту.

Кто мог рассчитывать на самое внимательное отношение президента? Только Эйнштейн. И они направились к великому творцу теории относительности.

— Я не знаком с президентом, и президент не знает меня, ответил Эйнштейн.

— Он знает и уважает вас. Вы — единственный человек, которого он выслушает. Для Америки и всего мира крайне необходимо что-либо предпринять. Нельзя терять ни минуты.

2 августа 1939 года Сцилард и Теллер повезли в канцелярию президента историческое письмо Эйнштейна.

Так началась беспрецедентная гонка за бомбой, которой не суждено было сокрушить нацизм, но которая взорвалась потом над Хиросимой, сброшенная “летающей крепостью”.

Я привел эти эпизоды не только для того, чтобы напомнить о том, кто такие Сцилард и Фриш. Причастные к величайшей эпопее века, они вновь встретились на куда более скромной ниве научной фантастики. И мне хотелось проанализировать, почему это произошло. Для этого-то и пришлось возвратиться к событиям почти тридцатилетней давности.

Обратимся теперь к произведениям Фриша (новелла “О возможности создания электростанций на угле”) и Сциларда (рассказ “К вопросу о “Центральном вокзале””). Словно сговорившись, оба они выбрали почти одинаковую форму изложения. В первом случае — это стилизация под научную статью, во втором — своего рода обзор, как принято говорить, “современного состояния проблемы”. Даже заголовки и те удивительно похожи! Но если вспомнить, что заголовки примерно 40 % научных публикаций начинаются со слов “К вопросу о…” или “О возможности (невозможности)…”, то все становится на свои места. Поэтому речь пойдет не о случайном сходстве, а о сходстве, обусловленном близостью поставленных задач. В научно-фантастической литературе, где исходные параметры обычно задаются весьма жестко, это случается часто.

Вероятно — если бы это только было возможно, — овладей человек атомной энергией до начала эры тепловых электростанций, новелла Фриша могла бы быть зарегистрирована в реестре открытий. Примерно так мог бы описать инженер-атомщик только что изобретенную им угольную топку. Зачем понадобилась Фришу такая временная инверсия? Возможно, просто ради шутки? Недаром ведь новелла была включена в сборник “Физики шутят”. Обратимся, однако, к заключительным словам новеллы:

“Существует возможность, хотя и весьма маловероятная, что подача окислителя выйдет из-под контроля. Это приведет к выделению огромного количества ядовитых газов. Последнее обстоятельство является главным аргументом против угля и в пользу ядерных реакторов, которые за последние несколько тысяч лет доказали свою безопасность”.

Какой жестокой иронией звучат они на фоне газетных сообщений о крушениях атомных бомбардировщиков над испанским селением Паламарес и над гренландскими ледниками, о захоронении контейнеров с радиоактивными отходами в океане, что совсем недавно поставило под вопрос саму возможность сохранения жизни на планете! Нет, не ради шутки взялся за перо член Королевского общества, профессор Кембриджского Тринити-колледжа Отто Фриш, который был в числе тех, первых, шагнувших к атомному веку.

Сотрудники лос-аламосской лаборатории, где был осуществлен знаменитый “Манхеттенский проект”, пытались, когда уже дымился поверженный Берлин, остановить роковые шаги к бездне. Сцилард был одним из активнейших участников “Манхеттенского проекта” и одним из наиболее яростных противников бомбардировки японских городов. Он знал, что бомба уже находится в руках генералов, что цели намечены: Хиросима, Кокура, Нагасаки и Нигата. Жестокая ирония судьбы! Он отдал свои руки, свой мозг, всего себя одной задаче — спасти мир от угрозы тотального уничтожения. И детище рук его грозит теперь миру новой, неслыханной катастрофой.

И вновь Лео Сцилард отправляется к Эйнштейну. Цикл замыкается, все возвращается на круги свои. Стремясь остановить чудовищную колесницу, Эйнштейн и Сцилард направляют письмо Рузвельту. Но президент умер, так и не прочитав его.

“Весь 1943 и отчасти 1944 год, — писал потом Сцилард, нас преследовал страх, что немцам удастся сделать атомную бомбу раньше… Но когда в 1945 году нас избавили от этого страха, мы с ужасом стали думать, какие же еще опасные планы строит американское правительство, планы, направленные против других стран”.

Точно в 2.45 по марианскому времени, в понедельник 6 августа 1945 года с трех параллельных дорожек секретной базы на острове Тиниан взлетели три бомбардировщика “Б-29”. Новый президент Трумэн прочел письмо. Это был его ответ.

“Нетрудно вообразить, как мы были потрясены, когда, совершив посадку в этом городе, обнаружили, что он необитаем”… Так начинается рассказ Сциларда “К вопросу о “Центральном вокзале””. Чужие ученые чужой, далекой цивилизации проводят раскопки на совершившей атомное самоубийство Земле. Рассказ ведется от лица исследователя, олицетворяющего “здравый смысл”. Он полемизирует с неким Иксремом, выдвинувшим гипотезу о том, что “между обитателями двух континентов шла война, в которой побеждали обе стороны”. Это юмор с оттенком самоубийства, немой крик, почти истерика. Для Сциларда картина испепеленной ядерными реакциями расщепления Земли — не плод досужей фантазии, а неотступное апокалиптическое видение. Он был одним из тех, кто выпустил джина и не сумел потом загнать его обратно в бутылку. Он был драматургом и жертвой трагедии, которая разыгрывалась вокруг него. Казалось, что и за гранью смерти пепел живых, еще беззаботно смеющихся людей будет стучать в его большое сердце.