Дело бывшей натурщицы - Гарднер Эрл Стенли - Страница 33

• Предыдущая
• 33/39
• Следующая

– Я иду на рассчитанный риск.

– А вы подумали о том, как пострадает ваша репутация? Как только я объявлю о взятии ее под стражу, вы станете посмешищем для всей страны.

– Я знаю.

– К черту! – взорвался судья Мэдисон. – Я ваш друг. И пытаюсь остановить вас от заведомой глупости.

– Я иду на рассчитанный риск, – стоял на своем Мейсон.

– Хорошо. Тогда действуйте. Но не забудьте, что слезами и шелками меня не проймешь.

– Я помню.

Войдя в комнату для подсудимых, находящуюся за залом заседаний, Мейсон ободряюще улыбнулся Максин Линдсей.

– Максин, – начал он, – я собираюсь сделать то, что принято считать большой ошибкой, – разрешить вам дать показания на предварительном слушании.

– Я тоже хочу это сделать.

– Вам устроят перекрестный допрос. Будьте готовы к самому страшному – могут вспороть живот и перетряхнуть все внутренности.

– Я догадываюсь.

– Приготовьтесь ко всякого рода выпадам и инсинуациям. И вообще у них есть желание поохотиться.

– Что вы имеете в виду?

– Будут задавать самые разные вопросы в расчете на то, что вы где-то покривите душой, солжете. Вас будут спрашивать о прошлом, о…

– Вы хотите сказать, что…

– Они будут действовать расчетливо и осторожно, – прервал ее Мейсон. – Вас будут спрашивать, как долго вы жили там-то и там-то, по какому адресу, под своим собственным именем или чужим. Другими словами, это будет нечто вроде разведки. Жили ли вы с каким-то мужчиной под видом его жены?

– Нет.

– Я просто предупреждаю. Конечно, я постараюсь сократить перекрестный допрос. И вообще у меня есть один план, не знаю, правда, удастся ли мне его осуществить. Я постараюсь сделать так, чтобы вы рассказали часть своей истории, а затем временно освободили свидетельское место.

– Так, наверное, можно только задержать ход событий?

– Этого-то я и добиваюсь! Нужно получить такую отсрочку, чтобы мне удалось все перепутать. Так как акценты расставлены сейчас, у вас нет ни малейшего шанса. Вас привлекут к ответственности за убийство первой степени. Мне этого очень не хочется, надеюсь, и вам тоже.

– Так, – начала она, – наверное, в какой-то степени я могу вынести этот спектакль, но… конечно же, я не хочу, чтобы суд присяжных признал меня виновной в том, чего я не совершала.

– Понимаю. Я пытаюсь найти выход. Это рискованное предприятие, но ничего другого не остается. Я открываю вам все карты, Максин, и если вы не хотите…

– Я полностью доверяюсь вам, мистер Мейсон.

– Вы будете давать показания до тех пор, пока не появится возможность предъявить в качестве вещественного доказательства эту копию Фети. Думаю, с вашей помощью у меня это получится. Запомните, Максин, вам двадцать девять лет. Вы зрелая женщина. В этих условиях вряд ли можно ожидать, что вы… Ну, если вы когда-нибудь жили с кем-то в качестве жены, не стесняйтесь и скажите об этом. Это на тот случай, если вас спросят, меняли ли вы когда-нибудь фамилию. Можете назвать это гражданским браком. Только не давайте им поймать вас на лжи. При любых обстоятельствах говорите только правду. У них уйдут недели на то, чтобы проверить каждый факт. Но если перед присяжными они смогут доказать, что вы солгали под присягой, шансов на то, чтобы выкарабкаться, у вас не будет.

– Понимаю.

– Хорошо. На том и порешим. Но если вы лжете мне, то Господь вам судья!

– Шеф, вы поняли значение ответа Гилберта на вопрос о картине? – спросила Делла Стрит, просматривая свои стенографические записи. – Из его слов не следует, что эту картину он делал по заказу Дюранта.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, но тоже не знаю ответа на этот вопрос. Я уже так далеко зашел, что не могу возвращаться. Надо продвигаться дальше. Думаю, он мог неправильно понять вопрос. Как бы то ни было, а назад хода нет.

– Может быть, Дюрант не заключил с ним сделку конкретно на эту работу, но собирался купить ее, как только Гилберт сделает копию. А когда мы были в мастерской, он не говорил, что Дюрант заказал эту картину?

– Нет, подожди, по-моему, он не говорил этого, по крайней мере не так конкретно.

– А мне кажется, говорил, – возразила Делла.

– Нет, – задумчиво нахмурился Мейсон. – Я спросил его, делал ли он картины по заказу Дюранта, и он ответил утвердительно. Далее я поинтересовался, были ли они подделками, и он ответил, что не в этом смысле слова; Дюрант продавал их как жанровые картины, буквально за гроши. Потом я задал ему вопрос, не писал ли он картину с изображением женщин под деревом в стиле Филиппа Фети. После минутного колебания он подошел к стопке картин, выбрал одну и спросил, не является ли она ответом на мой вопрос.

– Ну и?..

– Да, здесь есть что-то странное. Надо обязательно добиться, чтобы картина была представлена в качестве вещественного доказательства. Как только мне это удастся, из версии окружного прокурора получится яичница. По крайней мере, я постараюсь, чтобы так случилось.

– А Пол Дрейк сейчас разносит повестки?

– Да, Пол Дрейк занят повестками, и новости для нас неутешительные. Олни собирается позвонить судье и сказать, что не будет давать показания, так как ничего не знает об этом деле, а в суд прибудут его адвокаты с заявлением, будто это я ввел в заблуждение правосудие. Короче говоря, до того, как мы закончим, тут будет целое представление.

– А что вы думаете о поведении судьи? – спросила Делла Стрит.

– Если только я не вытащу из шляпы огромного, жирного, дрожащего кролика, то судья заявит о взятии Максин под стражу, но отступать уже поздно. Если я это сделаю, то все подумают, что во время перерыва Максин призналась мне или что-то в этом роде и я не осмелился продолжать. Это будет крайне нежелательно для нее, когда дело будет слушаться в суде присяжных. Я рассчитываю ворваться и крушить направо и налево, чтобы в этой сумятице никто не понял, кто кого и в чем обвиняет.

– А обвинение как себя поведет в этой ситуации?

– Обвинение, – улыбнулся Мейсон, – почти наверняка пригласит нашего уважаемого современника Гамильтона Бергера, чтобы в самый ответственный момент заседания он лично мог насладиться моим позором. И окружной прокурор поставит себе в заслугу, что вынудил меня совершить правовую ошибку.

– Он умный, – предупредила Делла Стрит.

– Знаю, что умный, – согласился Мейсон, – но я уже прыгнул в лодку, и меня отнесло на середину реки. Я вот-вот наткнусь на камни, и нет другого выхода, как проскочить или опрокинуться. Мне ни свернуть, ни поплыть вспять. Да если бы я и попытался, это меня уже не спасло бы, так лучше опрокинуться и разбиться о пороги. Единственное, что мне остается, – это с умным видом грести вниз по течению, как будто я знаю путь между этими подводными камнями.

Когда суд возобновил заседание, в зале присутствовал сам окружной прокурор Гамильтон Бергер.

Узнав о предварительном заявлении, сделанном Перри Мейсоном, он лично явился в суд и теперь восседал рядом со своим заместителем, всем видом показывая, что знает о промахе защитника и после их долгой вражды рассчитывает наконец взять реванш.

– Я вызываю для дачи показаний Максин Линдсей, – объявил Мейсон. – Подойдите туда и поднимите правую руку, Максин. И, – добавил он, – говорите только правду.

– Не надо никакой показухи, – не удержался Гамильтон Бергер, – здесь нет присяжных.

Судья Мэдисон улыбнулся и спокойно заметил:

– Я бы очень просил противные стороны воздерживаться от личных выпадов.

Мейсон приступил к допросу:

– Максин, вы помните вечер тринадцатого?

– Очень хорошо.

– Вы знали Коллина Дюранта при жизни?

– Да.

– Как долго вы были с ним знакомы?

– Несколько… не могу вспомнить. Три или четыре года.

– Вы были в дружеских отношениях?

– Да, в дружеских. Ну, я знала его и оказывала кое-какие услуги.

• Предыдущая
• 33/39
• Следующая