Дьявол или вервольф? Мотив оборотничества во французской демонологии ХV–ХVI вв. - Тогоева Ольга Игоревна - Страница 1

Двадцать третьего ноября 1407 г. в Париже произошло ужасное событие: группа неизвестных лиц поздно вечером атаковала кортеж Людовика Орлеанского, родного брата французского короля Карла VI. Герцог погиб на месте: ему проломили голову, отрубили левую кисть и сломали правую руку[1]. Столь жестокое преступление, к тому же совершенное в отношении принца крови, не могло остаться незамеченным, уголовное расследование по нему началось в тот же день, и уже 25 ноября прево столицы Гийом де Тиньонвиль был вызван на заседание королевского совета. Однако еще до того, как чиновник приступил к докладу, Жан Бесстрашный, герцог Бургундский, отозвал в сторону своих дядьев Людовика Анжуйского и Жана Беррийского и признался им в том, что именно он «по наущению дьявола» приказал убить Людовика Орлеанского[2]. На следующий день, не дожидаясь нового заседания королевского совета, Жан покинул Париж и укрылся в своих владениях во Фландрии[3].

Новость о том, что герцог Бургундский оказался заказчиком убийства своего двоюродного брата, мгновенно облетела Париж[4]. Она показалась горожанам абсолютно невероятной, поскольку многие из них знали, что долгое время враждовавшие друг с другом принцы буквально накануне торжественно помирились, поклявшись в «искренней любви и братской дружбе» (bon amour et fraternité), и скрепили договор совместным обедом у Жана Беррийского в Нельском замке [Coville 1974: 384–387].

Однако в словах самого герцога Бургундского никто, по всей видимости, не сомневался, а потому именно против него был подан судебный иск, с которым вдова Людовика Орлеанского Валентина Висконти обратилась к Карлу VI, добиваясь от него обещания примерно наказать убийцу мужа [Guenée 1992: 185, 203–208]. Тем не менее данное обещание осталось невыполненным: 8 марта 1408 г. в присутствии наследника престола, членов королевской семьи и придворных Жан Пти, доктор теологии, профессор Парижского университета и советник Жана Бесстрашного[5], огласил составленное им «Оправдание герцога Бургундского», в котором обвинил Людовика Орлеанского в тирании и намерении завладеть французским престолом[6].

В действительности, как известно, существовало три различных документа, извиняющих действия Жана Бесстрашного. Первый из них был составлен Симоном де Со, канцлером герцога, уже в декабре 1407 г. и тогда же зачитан им в Генте, где собрались члены семьи и приближенные герцога. До нас этот текст, к сожалению, не дошел, однако, возможно, он послужил основой для второго варианта «Оправдания».

Еще один текст, также не дошедший до наших дней, писался уже группой авторов, в которую, помимо Симона де Со, входили Жан Пти, Андре Котен, Николя де Савиньи, Пьер де Мариньи и Гийом Эври — советники Жана Бесстрашного. В первой половине января 1408 г. их совместное заявление было заслушано в Амьене на встрече герцога с его дядьями Людовиком Анжуйским и Жаном Беррийским, согласившимися стать посредниками между ним и королевской семьей. По мнению Альфреда Ковиля, главным автором этого сочинения являлся Жан Пти, а потому именно ему Жан Бесстрашный поручил создание последнего, третьего «Оправдания», которое и было зачитано во дворце Сен-Поль в Париже[7].

Трактат Жана Пти получил огромную известность: до нас дошло 15 его рукописей[8], две из которых являлись парадными и были, по всей видимости, заказаны герцогом Бургундским для себя лично и для членов его семьи [Coville 1911: 72–77][9]. И хотя полный текст «Оправдания» до сих пор остается неизданным, историки обращаются к нему регулярно, исследуя предложенные в нем политико-правовые обоснования убийства герцога Орлеанского, среди которых прежде всего выделяют его склонность к тираническому управлению страной, т. е. попытку полного отстранения Карла VI от власти[10].

Истоки этих идей специалисты предлагают искать в самых различных сочинениях более раннего периода. Так, Люси Жоливе обратила внимание на трактат Колюччо Салютати «О тиране», написанный в 1400 г. и получивший известность не только у итальянских, но и у французских гуманистов [Jollivet 2018: 92]. Алан Маршандис высказывал предположение о сильном влиянии на Жана Пти «Хроники» Жана Фруассара [Marchandisse 2008: 88]. Наконец, Бернар Гене, наиболее подробно изучивший вопрос заимствований, настаивал, что в определении тирании — безусловно, главной темы всего трактата — легко различимы следы влияния Аристотеля, Григория Великого и Бартоло да Сассоферрато [Guenée 1992: 192–194].

Интересно, что вне внимания исследователей до сих пор оставался один из важнейших для Жана Пти авторитетов — Иоанн Солсберийский, который был не только назван в «Оправдании» по имени: здесь приводилась обширная цитата из «Поликратика» (1159 г.), касавшаяся убийства тирана и законности подобного насильственного акта[11]. И хотя, как справедливо отмечала Фредерика Лашо, в трудах авторов эпохи позднего Средневековья, уже знакомых с «Политикой» Аристотеля, достаточно сложно вычленить идеи их европейских предшественников, рассуждавших о тирании [Lachaud 2014: 408–410], многие положения Жана Пти позволяют, на мой взгляд, с уверенностью утверждать, что именно «Поликратик» оказал на советника герцога Бургундского самое серьезное влияние.

Тесная связь между двумя трактатами заметна прежде всего по тому, какое внимание в «Оправдании» уделялось проблеме распущенности и разврата, царящих обычно при дворе правителя. Именно похоть Жан Пти объявлял первейшей причиной любого зла[12], именно она, с его точки зрения, подталкивала человека к отказу от истинной католической веры и заставляла предаваться запретным магическим практикам[13]. Вместе же похоть и склонность к занятиям колдовством вели к узурпации власти[14]. К идентичному выводу приходил в свое время и Иоанн Солсберийский: в «Поликратике» похоть также увязывалась с колдовством[15], а кроме того — с завистью, которая в конце концов превращала человека в тирана[16].

По мнению Жана Пти, Людовик Орлеанский испытывал непреодолимую тягу к темным искусствам. Он обучался им у знатоков магии, которые заполонили его двор, и у собственной жены[17], пытаясь с их помощью извести Карла VI и его наследников и используя для этой цели «заговоры, зелья, кольца, мечи, кинжалы, посвященные дьяволу»[18] и даже «отравленные яблоки»[19]. Как в «Поликратике», так и в «Оправдании» подробно, с многочисленными примерами из библейской и древней истории рассматривалась связь между засильем куртизанок при дворе правителя и его склонностью к колдовству, что неминуемо вело жителей любой страны к гибели[20]. Жан Пти сообщал в частности, что некий монах-колдун изготовил для герцога Орлеанского заговоренный жезл, коснувшись которым любой женщины, можно было вызвать ее любовь[21]. Вооружившись этим магическим атрибутом, Людовик якобы все ночи напролет проводил с блудницами[22].