Японская война 1905. Книга восьмая (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 41

— И вы позвали меня, чтобы сказать об этом в лицо?

— Хотел убедиться, не пропустил ли чего, — Макаров улыбнулся. — А еще я планирую выполнить просьбу вашего отца из конца письма. Вы же еще не уезжаете?

— Никак нет, — фыркнула девушка.

— Тогда я включаю вас в гражданскую администрацию Луизианы. Совет принимает законы, администрация — следит за тем, как они воплощаются в жизнь. Вас, Элис, ждет непростая задача. Очень скоро здесь станет еще больше людей, их нужно будет постоянно перемещать, и вам необходимо будет обеспечить транспорт, жилье и питание. Естественно, не лично вам, но мне бы хотелось, чтобы вы понимали и общие задачи.

— Я понимаю. И кто будет руководить этой администрацией?

— Карл Оттович Брюммер. Завтра утром он будет ждать вас на площади Лафайет, составите ему компанию в инспекционной поездке.

Элис кивнула. Кажется, часть собрания, в которой ей позволялось принять участие, подошла к концу. Девушка попрощалась, выбралась на улицу, уселась в экипаж — в отличие от некоторых ей-то приходилось пользоваться лошадьми, а не машинами. И только внутри, закрыв дверь и убедившись, что вокруг нет никого постороннего, она позволила себе расслабиться.

Паника, все это время сдерживаемая внутри, вырвалась наружу. Дыхание стало тяжелым, девушке даже пришлось сорвать верхнюю пуговицу платья, чтобы перестать задыхаться, и даже так она пришла в себя только минут через десять. Отец! Ну как он мог!

В отличие от всех остальных Элис увидела в его письме и то, чего никогда бы не смогли заметить посторонние люди. Последняя фраза была вовсе не заботой о ней. Он называл Макарова врагом, он признавался, что не может добраться до него на расстоянии, а потом просил место рядом для нее… Для чего? Ответ был очевиден.

Наивный русский генерал считал, что главная сила их Новой Конфедерации — это идеи. Глупец! Главная их сила — это новый удачливый вождь, который живет по тем же правилам, что и весь остальной мир. Именно поэтому тот же Макаров не стал управлять этим набегом издалека, а лично повел войска и в Техас, и в Луизиану.

Он — вождь, а место вождя — впереди строя. Только тогда за ним начинают идти люди. Вожди очень опасны: их харизма, их сила может разрушить мир. Но в то же время у них есть и явная слабость. Они — люди, а люди смертны. Один выстрел, один взрыв, и вся идея Новой Конфедерации превратится в пепел. Ей нужно просто решиться.

Отец и сам Макаров уже дали ей для этого все возможности. Дело только и только за ней.

Только когда за Элис закрылась дверь, рука, сжимавшая рукоять пистолета, расслабилась. Не знаю, что на меня нашло, но где-то в середине разговора в глазах девушки мелькнуло что-то новое, и я почувствовал себя словно перед дулом огромного пистолета. Дальше уже сработали инстинкты: незаметно опустить руку в ящик стола, направить домашний револьвер на цель и… Следить, чтобы в случае чего я оказался тем, кто стреляет первым.

— Какая-то она сегодня странная. Взвинченная, — Татьяна тоже что-то заметила.

— Письмо отца впечатлило? — пошутила Казуэ. — Кстати, я не знала, что Рузвельт тоже верит в идею мировой войны. Или этот прогноз на самом деле имеет под собой основания?

— Я думаю, он бы имел основания, если бы мы начали проигрывать слишком быстро. А главное, если бы у нас не было своей воли.

— В смысле?

— Представь на нашем месте микадо. Он захватил Сан-Франциско, но его начали теснить, и тут Германия предлагает помощь.

— Зачем ей?

— Зачем ей перехваченный союзник Англии? Зачем ей деньги от проданной техники и товаров? Зачем ослабление САСШ, которые метят и на место Берлина в мировой экономике, а в случае большой заварушки и от союза с Англией, скорее всего, не откажутся? А тут война чужими руками, нужно просто помочь. И плевать, кто в итоге победит, если конфликт затянется еще хотя бы на год.

Не хотелось признаваться, но когда-то я и сам так думал. Просто втянуть бывших врагов в бойню на чужом континенте, ослабить сразу двух потенциальных противников, и плевать на мораль. Спасибо Татьяне и Николаю, что помогли мне взглянуть на ситуацию по-другому.

— А дальше уже все, как писал Рузвельт, — кивнула Казуэ. — Мы-то не станем умирать за чужие деньги, а вот микадо… Он бы смог убедить свою совесть, что это ради блага Японии.

— Впрочем, — заметил я, — что-то мне подсказывает, что Рузвельт не столько занимался прогнозами, сколько пытался залезть ко мне в душу. Тот мой рассказ про мировую войну стал довольно популярен в узких кругах. И если предположить, что это и есть мой главный страх, то удар в него — это крайне разумное решение.

— Поэтому он в начале еще и писал, что вы всегда думаете о России! Не стал говорить прямо, но хотел, чтобы вы обязательно подумали, как эта мировая война ударит по Родине, — Буденный нахмурился.

Я кивнул, оценивая, как Семен научился читать вторые и даже третьи смыслы. Раньше за ним такого не водилось, но чего только нельзя добиться, если начать тренировать мозги.

— Значит, ответим отказом, — подвел итог Огинский.

— Или не ответим, — предложила Казуэ. — Пока они ждут ответа, мы только выиграем пару лишних дней.

— Но покажем, что боимся.

— Но лишние дни.

— Не думаю, что САСШ будут хоть на час останавливать переброску своих войск, — остановил я спор. — Как бы Рузвельт ни верил в свою хитрость, нести ради этого убытки он не будет. А остановка армии — это десятки и сотни тысяч долларов на ветер. Так что мы ответим. И будем ждать гостей… Кстати, есть новости, сколько?

— Предварительно Першинг решил бить с запасом. Сто тысяч идут на Луизиану. Остальные силы, около четырехсот тысяч, двумя колоннами на Калифорнию.

— Полмиллиона! — выдохнула Казуэ. — Все-таки сколько же солдат они собрали!

— Если бы мы с вами довоевали до конца 1905 года, то наши армии в Маньчжурии были бы не меньше, — я поделился небольшим инсайдом из своего времени.

— Все равно! Полмиллиона! И только на Луизиану — сто тысяч. А у нас тут три полка — даже два, так как немцы уплыли куда-то в верховья Миссисипи.

— Не два полка, а два полка и добровольцы, — напомнил Огинский. Вот любят же они с Казуэ попрепираться. — Людей тут много, сражаться готовы почти все, и это без учета тех, кто постоянно подъезжает в Новый Орлеан из других штатов.

— Именно! Новобранцы, без опыта!

— Сейчас им нужно не воевать, а готовить укрепления и строить логистику. Если справимся, если прикроем все направления, то даже сотне тысяч тех же новобранцев севера будет непросто с нами справиться.

— Хотелось бы верить, — Казуэ вздохнула, беря себя в руки, а потом первой обратила внимание, что у меня в руках сжато еще одно письмо.

— Точно, ты же говорил, что еще государь написал, — Татьяна проследила за ее взглядом.

— Я слышал, брат рассказывал, — добавил побледневший Огинский, — что Николай Александрович хотел написать еще после Перу, но не успел… Случился Новый Орлеан и фактически устроенная нами революция.

— Даже страшно, что там может быть, — с тем же настроем добавила княжна.

Казуэ и Буденный выглядели гораздо спокойнее. Первая не испытывала особого пиетета перед монархом другой страны, второй просто не привык обращать такое внимание на чужое мнение. И я в чем-то был похож на них обоих. Должен был быть похож, но вместо этого нервничал, как Татьяна и Огинский. И когда я только успел стать настолько дворянином? Почти на полдня отложил чтение просто из-за того, что не знал, как себя вести, если Николай примет в штыки наше решение по Новому Орлеану.

Вот серьезно! И что делать тогда? Откатывать назад? Не могу — по той же причине, почему мы не могли принять предложение Рузвельта, даже если бы тот сразу обещал нам не «посмотреть», а готовый мирный договор… Отказаться от планов на новый титул? Лишиться старого? А если меня отлучат от Родины, перекроют поток добровольцев и торговлю. Помножат на ноль все, что я делал в этом времени и поставят перед выбором, либо смириться, либо пойти против своих. Самый мерзкий и подлый выбор из возможных.