Хозяйка Красного кладбища - Гущина Дарья - Страница 8

– Пять лет прошло, – напомнил Ровнар. – Не поздновато ли спохватились?

– Я тебя умоляю, Ров! – фыркнул Зордан. – Есть такие злопамятные твари, что и через десять лет мстить будут, и через двадцать, и даже внукам, и даже уже мёртвым. Лишь бы душу свою поганую потешить. Знаешь, сколько я таких паскуд переловил?

– А скольким по молодости помог? – ухмыльнулся Ровнар.

Зордан набычился.

– Молчать, – веско произнёс Видан. – Потом скандалить будете. Рдяна – это не мы, бездельники. Некогда ей вас разнимать. Рдян, у нас пока всё.

Я спохватилась. Да, ещё же праховые.

– Дежурьте. И чуть что – или ко мне, или к Ярю. С любыми мелочами. Спасибо, силды.

Подопечные дружно попрощались, но, уходя из беседки, я заметила, что глянул Зордан на Ровнара отнюдь не дружелюбно. Ладно. Они же мёртвые. Если подерутся, то лишь похоронную одежду попортят да местность. Которую потом сами же и восстановят.

А у меня – праховые.

Я так торопилась, что на ступеньках едва не споткнулась о крупную чёрную кошку. Та ловко увернулась, сверкнула тёмными глазами и томным голосом Мстишки поинтересовалась:

– Ну что, подруга, в гости ждёшь?

– Погоди, Мстишь, подальше отойду, – прошептала я. – Тут много беспокойных ушей.

Кошка Чернояра – помощница соседей, вроде моего Яря. С тем лишь отличием (кроме облика), что она смело ходила по другим островам. А Ярь боялся – одну меня оставлять, без присмотра. Даже на час.

«Неправда!» – возмущённо засвистел Ярь.

– Правда, – усмехнулась я, быстро направляясь к дому.

Помощник засвиристел-засопел и добавил:

«Неспокойники спят. «Старичков» пока нигде не наблюдаю».

– Спасибо, друг.

Кошка бесшумно следовала за мной. Мы вышли на широкую главную тропу, и Черна запрыгнула на ближайшую скамейку под раскидистым деревом. Я села рядом, открыла флягу и улыбнулась:

– Мстишь, я тебе всегда рада и всегда жду, ты же знаешь. Даже если без предупреждения появляешься. Всё равно я всегда здесь.

– Но? – многозначительно продолжила подруга.

– Дел – завались, – честно сказала я. – Осень же, прах её, сыпучая. И Сажен сегодня на отработку прийти должен.

– Опять сняла его с очередного дерева? – Мстишка рассмеялась. – Не надоело?

– Надоело, – я достала мешочек с сушёными гадами. – Но знакомый ищеец нужен. К нам же и убитые приходят, и преступники. Из Управы ищейца не дождёшься, а свой сразу прибежит, тем более если должен.

Кошка посмотрела на меня с задумчивым прищуром. Да, на Сажена у Мстишки был зуб. Особенно потому, что он так и не признался, зачем полез в смотрительский тайник.

– Ладно, втроём быстрее справимся, – наконец согласилась она. – И даже не подерёмся. Я умею быть доброй, Саж умеет быть милым, а ты умеешь очень по-дедовски грозить посохом. Заодно и накормлю. Обоих. Ты же опять одной «сушёнкой» питаешься?

– Я вчера суп сварила! – возмутилась я.

– Ну да, ну да, – фыркнула Мстишка. – Знаю я твою стряпню. Прожевать иногда можно, но выглядит так мерзко, что всякий аппетит теряешь. Продукты заодно принесу – папа вчера в город сходил и всё для нас взял. Что у тебя сейчас на очереди?

– Праховые, – уныло перечислила я. – Документы. Уборка. И прочие проверки знаков.

– Выхожу, – решила Мстишка. – С обедом. Сначала поешь, а потом пойдёшь по своим праховым. Мне что поручишь?

Я стеснялась нагружать подругу своей работой, но лишь до тех пор, пока однажды, пользуясь моим отсутствием, она не нашла работу сама – и не взялась отмывать и отчищать от пунцовой плесени второй этаж, перепутав дедовы записи. Нет уж, есть дела поважнее.

– Сажена я отправлю к мертвецам, – я глотнула чаю. – Вам же проще подальше друг от друга? На тебе тогда обитель неспокойников и листва.

– Надеюсь, это недоразумение однажды по-настоящему тебе пригодится, – кошка спрыгнула со скамейки. – Хоть раз. Кстати, ему же можно твой суп скормить. Жди. И не перебивай аппетит.

Черна исчезла в кустах.

Я допила чай, взяла посох, встала и послушно побрела к дому.

Мстишка с раннего детства строила всех подряд. И трое её старших братьев, и даже иногда родители, и тем более я – все ходили по струнке. И все мы её обожали – за командирским нравом скрывалась добрая, искренняя и любящая душа. Которая всегда скажет правду и поддержит в сложное время. Примчится на помощь, даже если накануне с ней разругались вдрызг. За своего порвёт любого. И после ночи дежурства, поспав в лучшем случае часов пять, схватит посох и прибежит на чужое кладбище убирать листву.

Накануне дедова ухода мы с Мстишкой ужасно поругались – она опять пыталась мною командовать, я привычно сопротивлялась, слово за слово… Но когда дед ушёл, она первой узнала об этом от Яря, собрала вещи, заявила отцу, что уходит жить на Красное, и перебралась ко мне на две седмицы. С тех пор я перестала сопротивляться. Она такая – и всё на том. Важно другое – что она никогда не бросит меня в беде (и не только).

Дома я поставила посох в угол, разулась, разделась и поспешила на кухню – подвести водяную жилу к фонтанам, расшевелить огоньки силы, согреть отсыревший дом и вскипятить чай. Конечно, подруга слегка не вовремя – я собиралась обедать, закончив с праховыми…

Хлопнула входная дверь – знакомо и по-командирски. По-хозяйски. Огоньки, предчувствуя Мстишку, сами завозились, разгоняя по кухне тепло, а по очагу – жар. Чайник тут же взволнованно забурлил. Я сняла его с крючка, поставила на стол и полезла в подвесной шкаф за посудой. Заметила во втором очаге забытый котелок с супом и поспешно сунула его в «холодный» сундук.

Мстишка появилась на кухне и по-хозяйски огляделась. На полголовы выше меня, смуглая, с чёрными глазами, вздёрнутым носом, косой чёлкой и двумя тёмными толстыми косами до попы, в длинном тёмно-красном платье с высоким воротом и чёрной шнуровкой. Половина свободного мужского населения Нижгорода ходила в Мстишкиных поклонниках, а вторая половина втайне об этом мечтала и ждала своей очереди. А подруга выбирала – медленно и тщательно. Но пока безрезультатно.

– По-моему, – Мстишка поставила сумку на стул и внимательно изучила потолок, – это твоя самая успешная практика работы с землёй, наговорами и половой тряпкой. Кого ждёшь?

– Понятия не имею, – я достала из шкафчика чашки. – Это Красное кого-то ждёт. Ну и я на всякий случай.

Прах, утреннюю посуду помыть не успела…

– А я-то думаю, отчего Красное такое нервное, – подруга нахмурилась. – Сколько дней?

– Четвёртый. По тому, как Ярь заметил. Я заметила только вчера вечером, – я бочком придвинулась к фонтанчику и заткнула чашу пробкой.

– Может, пусть папа послушает? – Мстишка зашуршала сумкой и загремела посудой. Обалденно запахло мясом с грибами. – Он всегда интересовался зовами и прощаниями, наловчился отличать одно от другого.

– Напишу, – я взяла тряпку, зелье и заскребла котелок из-под каши. – Или ты передай. Мне не только по поводу зова совет нужен.

– Что случилось? – встревожилась подруга.

Я коротко пересказала, заодно вымыв посуду.

– У нас тоже такое было, – удивила Мстишка. – Года два назад, ближе к осени. Точно так же испортилась вода, так же пробудилось около тридцати покойников в разных обителях. Мы всё Чёрное перерыли – ничего не нашли. Ты обитель животных не проверяла? Загляни после обеда или Яря отправь. У нас тогда испортилась вода в верхних фонтанах.

А до животных мои бравые беспокойники-то не дошли…

«Уже лечу», – свистнул Ярь.

– И ничего? – я расставила посуду на подвесной сушилке и повернулась, вытирая руки полотенцем.

– Ничего, – Мстишка покачала головой. – Ничего не нашли – ни на кладбище, ни в архивах, ни в памяти Черны. Проблемы с водой случились всего один раз – на одну ночь – и больше не повторялись. И за ними ничего другого не последовало. Так что, Рдянка, если это и подлость, то не только для тебя. Ну или, возможно, объявилась наша древняя неспокойница и головная боль – Гулёна. Сама знаешь, она то воду испортит, то плесень притащит, то защиту продырявит, когда с кладбища на кладбище прыгает… Есть садись.