(не) Молчи (СИ) - Прим Юлия - Страница 2

Господи. Хочется сжаться плотным комком. Забраться в угол. Тот, что темнее. Привычно завыть от бессилия.

Я ждала… Его. Своего Женечку. Ждала. Отчаянно долго. Ждала. И молчала о нём. Перед всеми. Молчала. Упорно. Упрямо. На все вопросы.

До пяти месяцев скрывала от всех беременность. Сменила стиль одежды, полюбив oversize.

Предала себя. Позабыла про золотую медаль. Про успешное поступление в МГУ на бесплатное отделение. Химбиологический факультет, что когда-то горел передо мной путеводною звездой… Планы на жизнь… Стремления…

Всё прахом. Академ. Перевод на заочное. Маленький мальчик в прозрачном кювете. Слегка недоношенный от постоянного стресса. И огромная боль. Дыра в сердце.

Невозможность рассказать. Ему. Кому-то. Вообще. Поделиться. Женя… Женечка… Сын.

Подлинная копия того, кто увел меня однажды из парка. Два года назад. А сейчас…

Все эти люди в форме пытаются уверять меня в том, что он вернулся. Феерично. С фанфарами. Разорвал чужое сердце на части.

Буквально, а не столь фигурально, как когда-то моё…

Спустя два года. Спустя литры слез. Спустя сотни бессонных ночей. Позволил выйти за другого и в одночасье сделал вдовой?!

Одна пуля. Без шансов. Точно по центру жизненно важного мотора. Зачем? Для чего? Господи!

Женечка… Как же всё глупо…

Настоящее время

Мира

Поздний вечер. Распахнутое окно со старыми деревянными рамами. Моя детская комната. Та, что ещё два года назад видела самые, что ни на есть, взрослые сцены.

Женька умело пробирался ко мне через окно. Глушил стоны бесконечными поцелуями. Умело делил полуторку на двоих, в то время, как за стенкой спали родители. Спокойно спали. Потому, что даже не подозревали о том, чем по ночам, вместо должного отдыха, занимается их пай-девочка.

Второй этаж. Эта высота не была для него помехой. Стандартный панельный дом. Моя спальня выходит окнами на угол. С торца глухая стена и водосточные трубы…

Я позволяла ему появляться подобным образом. В ночи. Считала закоренелым романтиком. А оказывается… Была с ним совсем не знакома. И даже имени правильного не знала.

Всё это было ни для меня. Мой любимый проникал ко мне ночью через окно, лишь потому, что ему так было нужно. Чтобы никто не знал. О нас. Обо мне.

Чтобы никто не видел. Его со мной рядом.

Чтобы, смотря на моего сына, никто и не подумал, что он является его настоящим отцом.

Ребенок во внешности многое взял от меня, но глаза… Глаза у него именно папины. Смотрящие в душу. Ломающие волю. Гипнотизирующие. И бесконечно красивые. Цвета чистого неба. Безоблачного. Спокойного. Мирного…

Спотыкаюсь мысленно на подобной ассоциации. Мирный. Ярослав…

Господи! Страшно даже представить, что ещё в последствие сможет перенять мой сын от отца.

Плавно покачиваю тихий маятник. И как ненормальная бездумно качаюсь сама.

Светлая детская кроватка соседствует с той, что все эти годы числится «взрослой». Я сплю на ней лет с десяти, но в последние два всё вокруг, внезапно, поменяло названия и свой статус.

И примерная девочка вдруг для всех стала шлюхой. Той, что даже не помнит, или не знает, от кого нагуляла…

Седьмое сентября. Сегодня. Я собиралась начать жизнь с нуля. С очередной точки отсчёта. С новым паспортом. С новой фамилией. В новом статусе.

У Миши квартира в центре. Мы с сыном должны были переехать. К нему. После свадьбы. Он говорил, что всё подготовит. Но, что теперь…

Сижу на постели и бездумно пялюсь в распахнутое настежь окно. Душно. И приторно. От всего происходящего за день. Качаю ребенка. Смотрю. Думаю.

Подвенечное платье с меня сняли в участке. Приложили к делу, как одну из улик. Позволили переодеться в то, что принесла мама. Под спортивными штанами так и осталось белоснежное ажурное кружево и пояс от чулок, что стыдливо выбирала для мужа. Он ведь старше и опытнее. Не хотелось упасть в грязь лицом.

Какая забавная аллегория, в сложившейся ситуации…

Я старалась предстать перед Михаилом безукоризненной в нашу первую брачную ночь. Сделать всё красиво и правильно для того, кто окружил за эти полгода неподдельной заботой. Кто баловал вниманием и подарками нас с сыном. Ощутимо любил. Казалось… Или это тоже было только иллюзией? А я пошла на поводу родителей, что мечтали скорее смыть позор с семьи и фамилии?

— У меня не было выбора, — доносится от окна. Тихо. Словно это и не голос вовсе, а моё взыгравшее подсознание. Память. Безумие.

Вцепляюсь пальцами в перекладину детской кроватки. Сжимаю. До боли в суставах. И ощущаю, как нарастает дрожь. Внутри. Выходит наружу. Сквозь кончики пальцев.

Напрягаюсь. Вся. Готовая… Прикрыть грудью сына?

Выпускаю нервный смешок, а тёмная фигура начинает движение от окна. В нашу сторону. Медленно. Плавно.

Сглатываю. И опять. Дыхание мгновенно иссушает орошенное горло.

— Поверь на слово, он был не достоин тебя, — пытается убедить мой оживший фантом. — А, уж тем более, Озерцов не достоин носить звание отца нашего сына.

— Уходи, — прошу болезненно тихо. Хочется себя ущипнуть, а руки не двигаются.

Если я и мечтала когда-то о том, чтобы он вернулся, то сейчас…

— Зачем, Ветерок? — ласкает слух некогда теплым прозвищем, а меня обдаёт диким страхом и холодом. Выстуживает поверхность кожи, что успела покрыться сотней мурашек. — Ты меня ждала. Как и обещала. Ждала и молчала. Всё это время.

— Нет, — единственное рациональное на что только способна.

— Да, — переубеждает любимый голос.

Такого тембра и оттенка нет ни у кого. Такой уверенности и напора тоже.

Мужская фигура нависает над детской кроваткой. Глаза рассматривают очертания спящего ребенка.

Единственное освещение — отблеск луны. Хотя, с каждой секундой глаза всё более адаптируются и различают не только контуры, но и детали, мелкие: движение губ, полуулыбки.

— Ты никого не подпускала к себе, Ветерок. И к нему тоже. Ребята приглядывали. А мой мир всё это время крутился вокруг тебя. И лишь ты единственная была его эпицентром.

— Прекрати… Ты не имеешь права… Тебя не было…, — шепчу, глотая некоторые слоги на тихих всхлипах. Воздуха не хватает. И плевать, что окно позади него открыто.

Мужская ладонь тянется вперёд. Заходит над головкой ребёнка. Молниеносно перехватываю, сцепляясь в запястье стальной хваткой. Непримиримо смотрю, ноздри самопроизвольно раздувает от злости и слёз уже нет. Ни на глазах. Ни в горле.

— Я на два года оградился от мира крепкой броней, — начинает открыто, как прежде, и моя хватка заметно слабеет. Мы обещали друг другу быть честными. Мы обещали… многое из того, что, увы, не сбылось. — Ты единственная кто способен вызывать под ней волны мурашек. Ни с кем никогда не было так, как с тобой. С первого взгляда и по гроб жизни. Ты моя родная. Единственная. Любимая девочка. Я не причиню вреда. Ты это знаешь. Доверься.

— Доверилась однажды…, — невольно усмехаюсь, а руку держу. Сла́бо. Зато его пульс чувствую четко. Каждый удар. Размеренный ровный.

Говорят, при обмане оно резко стучит. Меняет амплитуды скачков. Здесь же… Идеальное спокойствие. Идентичная точность.

— Ты не вышла за него, Ветерок. Вся эта свадьба — бутафория. Считай это моим подарком тебе. Материальной компенсацией в довесок к тому, что всегда присылал на ребенка.

— Я не использовала…, — кратко перебиваю и прячу глаза. Сколько на этой карте сейчас? Совершенно не важно. Мне хватало того, что выделяли родители. Того, что зарабатывала сама, а он… И не отец официально.