Скрытая сила - Батыршин Борис - Страница 5

От размышлений его отвлёк звонкий голос.

– Эй, студенты, пахитос не желаете? Лучшие, столичные, можно россыпью, можно сразу пачку! Спички тоже имеются, и бумага, и трубочный табак!

Виллим поднял голову. Перед ними стоял подросток весьма необычного вида. Одетый в брезентовый плащ и мешковатые штаны со множеством карманов, он стоял на забавных приспособлениях, прикреплённых к ногам – нечто вроде ходуль, сделанных из выгнутых дугой металлических полос. Физиономия улыбающаяся, довольная; причёску лучше всего описывало словосочетание «воронье гнездо». На боку у паренька висела на ремне плоская деревянная коробка – надо полагать с перечисленным товаром. От ходуль пахитосника исходил несильный, но неприятный запах то ли перестоявшейся помойки, то ли скисшего мясного бульона. Виллим, поморщившись, вопросительно глянул на спутника. Тот отрицательно мотнул головой.

– Не, я тоже не курю, отец запрещает. А ты, малый, не знаешь ли такого Томаша Кременецкого?

Вопрос был адресован юному разносчику. Тот весело осклабился в ответ.

– Кто же его не знает! Правда, сейчас Томаша в городе нет. Инри, чтоб им на том свете икалось, вырезали всю его семью, и он подался сначала к косинерам, в горы, а потом, говорят, прибился к казачьей части. Наши, как узнали, поначалу не поверили, но потом оказалось, что всё правда – воюет, и даже дослужился до капрала!

Виллим понимающе кивнул. Ему рассказывали, что «косинерами» называют потомков польских переселенцев, развернувших в отрогах Опалового Хребта настоящую партизанскую войну против захватчиков. Пахитосник, судя по акценту, тоже был из поляков и, подобно прочим своим землякам, унаследовал от предков со Старой Земли стойкую нелюбовь к казакам.

– Не до капрала, а до фельдфебеля. – сказал Сёмка. – Он у меня во взводе был, моим заместителем. И ещё один бывший пахитоскник, Янек Махульский, тоже Туманной Гавани. Оба воевали – дай бог каждому, хотя и пшеки…

– По-вашему, поляки сплошь слабаки и трусы? – возмущённо вскинулся мальчишка. – Да у нас, если хотите знать, наши…

Он осёкся, не закончив гневную тираду.

– Так вы, пан студент, из «кузнечиков»? – теперь в его голосе звучало неподдельное уважение. – Рассказывают – ваши крепко наподдали синерожим нелюдям на подступах к Столице!

– Было дело. – согласился Сёмка. – Правда и без потерь не обошлось. Только в моём взводе семеро раненых и трое погибших. А от Густава Йоргенса – был у нас такой, с Китового Архипелага, – так и вовсе одни косточки остались, и те кислотой изъеденные. Попал под плевок арахнида, страшное дело…

– Ясно… – пахитосник поправил ремень своего лотка на плече и сделал шаг назад. Из-за прицепленных к ногам «прыгунцов» он получился вдвое длиннее, чем у самого высокорослого человека. – Раз вы, пан студент, и правда, из «кузнечиков», да ещё знаете Томаша с Янеком – любой пахитосник в Туманной Гавани вам друг! Ежели понадобится помощь – спросите на углу Тополиной Зденека, меня тут всякий знает.

Он весело осклабился.

– А курить, шановний пан, советую начать. Отца, конечно, надо слушать, но какой же вы жолнеж, коли не курите? А я для вас всегда наилучшие папиросы раздобуду и трубочный табак, только скажите!..

И, взмахнув на прощанье рукой, огромными прыжками унёсся вдаль по переулку.

Виллим стоял, опершись на перила балкона. Город лежал перед ним – с четвёртого этажа жилого корпуса (его, как сообщил служитель, разводивший новичков по выделенным им спальням, именовали Дормиторием) просматривался внутренний дворик с фонтаном, часть Латинского Квартала с примыкающими к окружающей его стене городскими переулками (теми самыми, где бравый зауряд-прапорщик Ремер и его бойцы встретили первую волну арахнидов городские переулки), да высился на горизонте зубчатый гребень Опалового Хребта. Если перегнуться через ограждение и, вывернув шею, посмотреть влево, то можно увидеть выглядывающую из-за стены Дормитория угрюмую, сложенную из грубо отёсанных каменных блоков башню Гросс-Ложи. Там, как сообщил всё тот же служитель, у них будут проходить занятия по Алхимии и ТриЭс. Виллим в который уже раз подумал, что будет, если его способностей окажется недостаточно? Семёну-то хорошо, ему, по его же собственным словам, дал рекомендацию учёный магистр, владевший премудростями этого таинственного искусства не хуже инри, – но его-то, Виллима практика во владении им до сих пор сводилась лишь к робким попыткам воспользоваться «контактным слизнем»! Офицеры из отцовского окружения все до одного умевшие пользоваться этим приспособлением, охотно демонстрировали юноше свои способности, объясняя заодно, что офицеру, в особенности, штабному или пилоту, без них не сделать и шага. Юноша пару раз попробовал прилепить на лоб зеленоватую полупрозрачную блямбу и даже ухитрялся, сосредотачиваясь до предела, добиться того, чтобы картинка на круглой стеклянной пластине отзывалась на его мысленные приказы. Но – хватит ли этого, чтобы одолеть академический курс ТриЭс? Вот разочарование- то будет, если нет…

А кое-кто, пожалуй, обрадуется – например тот же камер- юнкер барон фон Тринкеншух, полагавший подобные занятия неподобающими для отпрыска аристократического семейства. Другое дело – верховая езда, фехтование и, в особенности, придворный этикет, премудрости которого он старательно вбивал в многострадальную виллимову голову.

Позади, за приоткрытой балконной дверью, что-то грохнуло – видимо, упал на пол один из толстенных томов, извлечённых из дорожного кофра парнем, занимавшим кровать с права от той, что досталась Виллиму. Раздался взрыв смеха, посыпались язвительные советы, заскрипели по каменному полу передвигаемые кровати. Всего в спальне их было десять, по числу обитателей, и на одной из них Виллим с удовольствием вытянулся, едва успев поставить чемодан. Им с Сёмкой повезло – они прибыли раньше остальных и заняли места у широкого, в половину стены, витражного окна, и теперь прочие обитатели спальни препирались, передвигая тяжеленные дубовые кровати в попытках расставить их поудобнее. В общем хоре явственно различался голос Семёна обещавшего разбить нос всякому, кто покусится на их места. Судя по ответным репликам соседи оценили уверенный тон и крепкое телосложение бывшего взводного «попрыгунчиков», и более попыток не предпринимали.

Виллим в который раз подумал, что ему повезло с новым знакомым. По дороге сюда они решили, что будут держаться вместе, и юноша вспомнил тогда отцовские наставления, полученные перед самым отъездом. «Учись подбирать верных людей… – говорил он. – Прихлебателей и льстецов возле тебя всегда будет достаточно, а вот по-настоящему надёжных, готовых служить не за страх, не за корысть, а только потому, что будут считать тебя другом и предводителем – таких надо уметь не только выбирать, но и растить. И лучше всего искать их среди выходцев из простонародья, далёких от интриг, заговоров и прочей недостойной возни, которыми, увы, полна жизнь таких, как мы с тобой, сын…»

Возможно, подумал юноша, он поторопился с выбором – а может и наоборот, первый порыв как раз оказался верным. В любом случае – это лишь первый его день в Академии, и будет ещё время пересмотреть своё решение. Но ему почему-то казалось, что делать это не потребуется, и их двоих – сына драгунского ротмистра из Новой Онеги и единственного законного отпрыска самой аристократической фамилии КайзерРайха – ожидает немало того, что им суждено преодолеть вместе. И он, Виллим фон Мёверс (именно это имя значилось на табличке, прикрученной к двери спальни) не позавидует тому, кто рискнёт встать у них на пути. А таких, можно не сомневаться, найдётся много – и людей, и инри и мало ли ещё кого…

Так что – прочь сомнения! Время для них ещё придёт, не может не прийти, жизнь есть жизнь. А пока свежеиспечённый студент Имперской Академии облокотился на чугунный парапет балкона и стал заново прокручивать в голове события этого долгого – и, между прочим, ещё не закончившегося! – дня.