Вязаное счастье попаданки (СИ) - Иконникова Ольга - Страница 41

Как я могла уехать из церкви, не подумав о бабушке и Клодет? Как могла не вспомнить о том, что они остановились в доме герцога Альвена? И хотя бабушка вряд ли осудит меня за то, как я поступила, это меня не оправдывает.

Ах, скажите, пожалуйста, какая фифа — разволновалась, расстроилась и думала только о себе! А ведь должна была понимать, что после того, как я сказала «нет», мои самые родные женщины окажутся под ударом. А я, вместо того чтобы позаботиться о них, ударилась в свои переживания. Эгоистка!

Впрочем, сейчас сожалеть об этом уже поздно, и мысли мои переключаются на мадемуазель Марбо. Я уже вижу, что рядом с ней стоит и ее мать, и обе они смотрят на меня с надменными улыбками, словно знают что-то такое, чего еще не знаю я.

Судорожно пытаюсь вспомнить, могут ли они рассказать обо мне что-то такое, что шло бы вразрез с нашей легендой. Да, я работала горничной у них в доме, но герцог Лефевр прекрасно знал, что Изабель выросла в бедной семье. А ничего другого компрометирующего Марбо про меня и не знали.

— Подойдите сюда, мадемуазель! — приказным тоном велит мне старая герцогиня.

Я делаю несколько шагов вперед, стараясь не показать своего волнения.

— Знакомы ли вам эти дамы, мадемуазель? — спрашивает она.

— Да, ваша светлость! Я служила у мадам Марбо в Арле.

Я говорю это с гордо поднятой головой, но внутри меня всё сжимается от страха. Эти женщины не пришли бы сюда просто так.

Может быть, они были в курсе того плана, что придумал граф де Сорель? Но нет, он не настолько безрассуден, чтобы делиться столь неблаговидным замыслом с кем-то посторонним.

— Так вот, мадемуазель, — герцогиня не отводит от меня взгляда, — мадам Марбо и ее дочь утверждают, что вы нас обманули!

А вот сам герцог Лефевр до сих пор не произнес ни единого слова. Он тоже смотрит на меня, но на сейчас я вижу в его глазах не восторг и не нежность, а страх и разочарование.

— Обманула? — переспрашиваю я. — Но в чём же? Разве я пыталась скрыть от вас, что была служанкой?

Ее светлость морщится при этих моих словах, а потом указывает пальцем на Клодет.

— Вы назвали эту женщину своей бабушкой! Но мадам Марбо говорит, что ее зовут отнюдь не мадам Камю, а мадемуазель Бертран. И она гадалка, которая раскладывала свои карты на площадях Арля.

Меня прошибает пот. Откуда они могли это узнать? И почему вообще они обратили внимание на Клодет?

Хотя ответить на второй вопрос я, пожалуй, могла. Они были у церкви и наверняка видели меня. И должно быть, их удивило, что та, которую они знали как горничную, вдруг оказалась дочерью герцога Лефевра.

Возможно, когда я уехала из церкви, граф де Сорель попытался получить ответы у Клодет, и внимание Марбот переключилось и на нее.

— Однажды я просила эту женщину мне погадать, — говорит Барбара Марбо. — Я хорошо запомнила ее и сразу же узнала, когда увидела ее в Париже.

Судя по тому, как она недовольно поджимает губы, Клодет не сказала ей ничего хорошего.

— У нас нет оснований не доверять словам этих дам, — продолжает герцогиня. — Тем более, что я и сама всегда подозревала вас в обмане. И сейчас я хочу дать вам шанс сказать правду по доброй воле. Обещаю, что если вы сделаете это, то мы не станем вас преследовать. Вы просто покинете этот дом, и я надеюсь, что мы никогда более о вас не услышим. Но если вы продолжите упорствовать в своей лжи, то нам придется прибегнуть к другим способам узнать истину. Мы отправим вас обоих в тюрьму, и я уверена, что под пытками вы будете куда более откровенны.

Губы герцога дрожат, а в глазах стоят слёзы, но он никак не возражает своей матери. Похоже, на сей раз у нее получилось убедить его, что она с самого начала была права, а я лгала ему.

Не знаю, действительно ли он позволил бы ей поступить именно так или всё-таки встал бы на мою сторону, но я не намерена рисковать. Наш обман и так уже зашел слишком далеко, и я не хочу его продолжать. Герцогиня пообещала, что не станет преследовать нас и наверняка сдержит слово. И чем быстрее мы выпутаемся из этой паутины лжи, тем будет лучше.

Этот замысел изначально был обречен на провал. Я должна была послушать бабушку и не пытаться получить то, что мне не принадлежало.

Но прежде, чем я успеваю сказать хоть слово, это делает Клодет.

— Изабель ни в чем не виновата, ваша светлость! Всё придумала именно я, и только мне и нести за это ответственность.

Герцог вздрагивает и тихо говорит:

— Расскажите нам всё, сударыня! Я тоже даю вам слово, что не стану прибегать к правосудию, если окажется, что Изабель не моя дочь.

Он произносит это с отчаянием. И сейчас он кажется куда старше, чем был даже при первой нашей встрече. Он только за сегодняшний день словно постарел на десяток лет.

— Да, Изабель не ваша дочь, сударь! — подтверждает Клодет.

С губ его светлости срывается протяжный стон, и его мать бросает на него встревоженный взгляд.

Я испытываю смешанные чувства. С одной стороны, я рада, что правда открылась, и мне не нужно будет притворяться и изображать из себя благородную даму, каковой я не являюсь. С другой стороны, я боюсь, что, если мы сейчас расскажем об участии в этом деле графа де Сорель и герцога Альвена, мы обретем слишком могущественных врагов. И теперь уже они обвинят нас во лжи, и еще не известно, кто выйдет победителем из этой распри.

Да и Лефевры наверняка решат, что мы просто пытаемся свалить вину на кого-то другого и не поверят нам. Ведь герцог Альвен состоит с ними в родстве. Не приведет ли это к последствиям, с которыми мы не сможем справиться?

— Но она не обманывала вас, ваша светлость! Она просто поверила в ту историю, которую я ей рассказала.

Я слышу слова Клодет, но не понимаю, куда она клонит. Она пытается выгородить меня, но я же знаю, что это невозможно.

— Но как? — голос герцога дрожит. — Ведь у вас был медальон моей жены!

— Мы придумали всё это вместе с дочерью повитухи, — поясняет гадалка. — У нее остались кое-какие вещи вашей супруги, в том числе и этот кулон с портретом. И мы подумали, что можем воспользоваться этим. Я решила, что не будет ничего дурного в том, что наша малышка Белла попадет в хорошую семью и скрасит ваше одиночество, сударь! Тогда мы и написали то письмо, из-за которого потом прибыл в Арль граф де Сорель. Он поверил в ту историю, которую я рассказала. Как поверила в нее и Изабель. Так что в этом обмане виновата только я.

Ее темные глаза тоже блестят от слёз. А я веду себя как трусиха. Она пытается меня защитить, а я просто молчу. Но я не могу не восхищаться тем, как ловко она при этом пытается выгородить еще и графа де Сорель.

И быть может, это как раз сейчас самая лучшая тактика.

— И тем не менее, — прерывает ее герцогиня, — ваша Изабель тоже нам солгала. Хотя бы тогда, когда называла вас бабушкой, которая ее воспитала.

— Это тоже моя вина, ваша светлость, — торопливо говорит Клодет. — Моя подруга Дезире Камю не смогла приехать в Париж, но Белла не могла отправиться в путешествие в компании с молодым мужчиной одна. А если бы я назвалась лишь подругой ее бабушки, боюсь, вы не позволили бы мне с нею видеться.

— Полагаю, что мы узнали уже довольно, — тонкие губы герцогини дергаются в презрительной усмешке. — Я рада хотя бы тому, мадемуазель, что вы одумались в церкви и не осмелились лгать перед алтарем. Было бы ужасно, если бы граф де Сорель пал жертвой вашего обмана. Нам многое придется ему объяснить. И поскольку мы с сыном дали вам слово, что не будем преследовать вас, вы можете удалиться. Но я надеюсь, что эта история многому вас научила и вы никогда более не вступите на путь лжи.

У нее плохо получается скрыть свою радость. Она добилась того, чего хотела — избавилась от девицы, которая угрожала благополучию ее любимого внука. Впрочем, я могу ее понять.

Во всей этой истории мне жаль только герцога Лефевра. И перед ним мне действительно стыдно. Лучше бы я не приезжала в этот дом, не бередила его старые раны. Но прошлого уже не изменить.