Предназначенная невеста (ЛП) - Коул Мэгги - Страница 14

Киллиан тяжело вздыхает.

— Мы уже проходили через это. Ты знаешь, что произошло и почему твоей матери пришлось держать тебя подальше от О'Мэлли несколько лет.

— Нет, не знаю. Я думал, вы тоже не знаете всей правды. Но у меня такое чувство, что вы знаете, а это значит, что вы мне солгали. Речь идет о моем отце. Так что я имею право знать, — заявляю я.

Эйден усмехается.

— Никто тебе не лжет. Перестань себя жалеть.

— Жалеть себя? Твой отец все еще жив. Ты не ищешь ответов. И почему это значит, что я себя жалею? Только потому, что мой отец мертв и я хочу знать правду? Это делает меня каким-то нытиком? — усмехаюсь я.

Броуди выходит вперед рядом с Лиамом.

— Слушай, Шон, и слушай внимательно. Не смей лазить по Даркнету в поисках метки своего отца. Это была всего лишь идея. И когда он умер, умерла и его воображаемая утопия. Она похоронена. Оставь ее в покое. Искать то, чего-то несуществующего, значит создавать проблемы для всех в семье. И не только для нас, но и для Марино, а также для Ивановых.

Я молчу.

— Ты сведешь себя с ума, гоняясь за миражами. Не подвергай семьи риску. И это приказ, — добавляет Лам.

— А что, если он действительно существует? — выпалил я.

Взгляд Лиама горит.

— Не существует.

— А если все-таки да?

— Ты знаешь что-то, о чем нам не говоришь? — вмешивается Финн.

Я вздыхаю.

— Я просто спрашиваю, а что, если бы мир, который хотел создать мой отец, существовал? Что тогда?

Киллиан качает головой.

— Тогда он будет совсем не таким, каким его задумывал твой отец. Ни за что на свете О'Мэлли и О'Конноры не смогут мирно сосуществовать с Бейли или О'Лири.

— Элайна — О'Лири, — напоминаю я.

Броуди скрещивает руки на груди и рявкает:

— Больше нет. Она О'Коннор. Она отреклась от них.

— Я скажу это в последний раз, Шон. Оставь это, — грозно предупреждает Лиам. — Как бы мы ни любили твоего отца, все мы согласны в одном.

— И в чем же? — выплескиваю я.

— Мы никогда не пойдем на сделку с нашими врагами. Он был глуп, если думал, что это возможно, — с яростью заявляет Лиам.

Зара

Несколько дней спустя

Двенадцать мужчин всех форм, размеров и рас смотрят на меня с фотографий. Воскресный вечер, и все выходные я провела, зациклившись на этих снимках, до такой степени, что запомнила вещи, на которые другие, возможно, никогда бы не обратили внимания.

У каждого мужчины есть набор из семи фотографий, скрепленных вместе спиралью. Первая, крупный план лица. Вторая и третья, фотографии обнаженных тел, как спереди, так и сзади. Четвертая, два расположенных рядом изображения ушей. Пятая, подошвы ног. Шестая, внутренняя часть рта. На седьмой фотографии, их возбуждённые тела, с напряжёнными членами, твёрдыми, как камень.

У каждого мужчины свои черты, но в глазах каждого один и тот же зловещий блеск. Он манит меня, вызывая мурашки по коже.

Сколько бы раз я ни говорила себе закрыть папку и выбросить ее в мусор, я не могу. Я изучаю каждого мужчину, пока не запомню каждую родинку, татуировку, шрам и изъян. Если бы я ослепла, то смогла бы на ощупь определить их острые или закругленные черты лица в темноте и узнать, кто есть кто.

Ну, по крайней мере, я бы знала их номера.

На фотографиях нет имен, только номера от одного до двенадцати. Половина из них привлекла бы меня, если бы я увидела их на улице. Другие, ни за что.

Я все еще не понимаю, что имела в виду Сильвия, когда сказала, что один из них выберет меня, а я выберу его. Но факт, что эти мужчины запечатлены обнаженными, а один из них демонстрирует свою эрекцию, наводит меня на мысль, что подразумевается нечто большее.

Этого не будет.

Номер шесть, мужчина ближневосточной внешности, один из самых одаренных в своем роду, смотрит на меня светящимися карими глазами, с уверенным выражением лица и тонким шрамом, тянущимся от глаза к подбородку.

Я несколько минут изучаю фотографию, а затем бормочу:

— Попался!

Конец его шрама расширяется, новая деталь, которую я раньше не замечала. Я изучаю ее еще мгновение и добавляю в свой мысленный список о номере шесть.

Мое сердце колотится быстрее, и я перехожу к следующему мужчине, не понимая, зачем я пытаюсь запомнить все об этих мужчинах.

Я уже решила, что не собираюсь участвовать в этом аукционе или ритуале посвящения. Как бы меня это ни интриговало, все это похоже на культ. Да и нет никаких доказательств, что они действительно знают что-то о моем отце.

Откуда им вообще известно, что я ищу ответы, которых не могу получить от него?

Это вопрос, который не дает мне покоя. И именно он раз за разом заставляет меня возвращаться к этим фотографиям.

Номер семь — азиат. В его глазах: темная тайна. Зло заигрывает с его выражением, но оно граничит с мягкостью, как будто он плохой мальчик, но может быть настоящим другом.

Не обманывай себя, — одергиваю я себя.

Я всматриваюсь в его торс, затем беру ручку. Осторожно вырисовываю родимое пятно, извивающееся по его прессе. Несколько раз пытаюсь добиться точного сходства, потом, наконец, перехожу к следующему.

Восемь заставляет меня задержать дыхание. Он всегда так действует. Все в нем напоминает мне Шона. У него такие же светло-русые волосы, чуть прикрывающие глаз. Я почти вижу, как он закидывает прядь вбок, как это делает Шон. Его кривой нос явно свидетельствует, что он был сломан, возможно, не раз. Каждый раз, когда я вижу это, я невольно улыбаюсь. За эти годы я стала свидетелем нескольких драк Шона, где его носу доставалось. Это риск бойца, и шрамы на костяшках восьмого подсказывают мне, что он тоже не раз наносил удары.

Я задерживаюсь на нем дольше, чем следовало бы, пока не начинаю ощущать бабочек в животе. Чтобы окончательно добить себя, я беру телефон. Я прокручиваю до имени Шона и нажимаю на его фотографию.

Мой взгляд метается с восьмого на Шона, снова и снова. Я мысленно отмечаю различия между ними, то, что я вижу на фотографиях и то, что я знаю о Шоне, без всяких снимков.

У Восьмого на груди шрам, проходящий через сосок и заканчивающийся в дюйме от пупка.

Я видел Шона без рубашки достаточно часто, чтобы знать, что у него на плече сзади есть шрам в форме полумесяца.

У Восьмого есть родинка возле губы.

У Шона на верхней части стопы.

Рукав Восьмого находится на правой руке.

У Шона он слева.

У Восьмого на пояснице татуировка в виде змеи.

У Шона на спине нарисован семейный крест О'Мэлли.

Восьмой кажется высоким, но ниже Шона.

У Шона ноги и руки больше, и я предполагаю, что его член тоже. Не из-за стереотипа о больших руках и ногах, а потому, что его эрекции слишком часто упирались мне в живот, чтобы я могла это игнорировать. А у Восьмого в этом плане ничего выдающегося.

Мои глаза начинают слезиться от напряженного изучения папки, но я не могу остановиться. Я переворачиваю страницу на номер девять.

Звонок в дверь вырывает меня из оцепенения. Я поворачиваюсь и смотрю на него, застыв, не уверенная, стоит ли впускать кого-то.

Это они?

Нет, они бы просто вошли сами.

Значит, это кто-то из семьи или друзей, у кого есть доступ без предупреждения.

Раздается громкий стук. С другой стороны раздается голос Шона.

— Зара, впусти меня.

Мой пульс резко учащается.

Что он здесь делает?

— Зара! — приказывает он, снова стуча.

Я захлопываю папку, открываю ящик и прячу ее внутрь. Затем подхожу к зеркалу.

Морщусь, глядя на свое отражение. Утром я мыла голову, и волосы высохли сами, теперь они пушатся. На лице ни грамма макияжа.

Какая разница?

— Зара! — кричит Шон.

— Придержи коней, — отвечаю я, проводя пальцами по волосам, прежде чем шагнуть к двери. Я распахиваю ее. — Что за срочность?

Он заходит, захлопывает дверь и запирает замок.