Антология - Вежинов Павел - Страница 33

Руководитель пропаганды хотел было ответить, но я опередил его.

— Ваше превосходительство! Разрешите мне все объяснить — господа находятся в более затруднительной положении. (Он молча нахмурился.) Я профессор Клебер, — продолжал я. — Вам, ваше превосходительство, очевидно, неизвестно, что вы стали жертвой автомобильной катастрофы. Ранение ваше было такого рода, что эти господа вынуждены были доставить вас сюда. — Он казался изумленным. — Они боялись за вас и угрожали мне, но я заявил, что сделаю все возможное для спасения вашей жизни. Кроме того, я им кое-что объяснил. Могу сказать об этом и вам, но считаю не совсем удобным. Вы скорее этому поверите, если услышите не из моих уст… Ну а доказательством того, что господа доверили мне не напрасно, служит наш разговор. Он мог бы и не состояться… — Я значительно посмотрел ему в глаза. Он ответил строгим взглядом и опустил веки. — Впрочем, — продолжал я, — для меня теперь это столь же чертово логово, как для вас, господин президент.

Он вопросительно поднял бровь, и я попросил Кабана распахнуть дверь. Когда диктатор увидел стоявшего на часах солдата с автоматом, он улыбнулся.

— Вы хорошо ответили, профессор. — Он прислушался к тому, что творилось снаружи. — Что за шум? — сердито спросил он.

— Части безопасности наводят порядок в поселке Иоахим…

— Пушками? — ледяным тоном спросил диктатор у своего заместителя.

— Пришлось, было необходимо, — выдавил тот.

— Говори! — грубо закричал диктатор, и заместитель встрепенулся. Но прежде, чем он ответил, могущественный властитель, словно неожиданно заметив меня, недовольно махнул рукой: — А, ладно, потом… Но не вздумав чего-нибудь упустить! — и мановением руки положил конец аудиенции.

После того как заместители удалились, я задумался. Диктатор сидел с мрачным видом.

— Над чем ломаете голову, господин профессор? (Я вздрогнул: президент искоса наблюдал за мной с легкой улыбкой на губах.) Вы мною довольны? — и он протянул мне руку.

Я пожал ее и в замешательстве сразу вышел.

1 декабря. Он быстро поправляется не только физически, но и духовно. Сегодня мне вообще уже не казалось, что глазами диктатора на меня смотрит Фельсен. Это был решительный, энергичный взгляд. Я предложил дня через два-три переселиться во дворец. На мгновенье он как будто оробел, но тотчас оправился, потребовал к себе заместителя с докладом о военном положении. Из доклада он узнал, что восстание задушено. Он отдал приказ все подготовить к его возвращению домой — спустя три дня он вернется во дворец. Затем отпустил переминавшегося с ноги на ногу заместителя, а когда тот ушел, сделал вид, будто лишь сейчас заметил меня, и спросил:

— Все в порядке, господин профессор?

Что я мог ответить? Развел руками и все. В его голосе звучала непривычная твердость.

3 декабря. Сегодня рано утром в сопровождении чуть ли не всей армии мы направились во дворец. Президент просто-напросто велел мне следовать за ним. Пришлось прямо как был, в белом халате сесть в пуленепробиваемый автомобиль. У входа в апартаменты диктатора нас встретила домоправительница. У меня мороз пробежал по коже, когда я заметил выражение робости на лице президента, но моя тревога была напрасна. Он поклонился с величавым достоинством, поцеловал ей руку. Дама казалась удивленной, да и свита переглянулась. Прежде чем мы вошли в покои, он заявил недоверчиво таращившимся придворным, что я нахожусь здесь по его настоянию и мои указания и пожелания, касающиеся его особы, для всех являются приказом.

Мы остались одни.

— Профессор, — произнес диктатор, — я подозреваю, что вместе мы будем находиться в большей безопасности, поэтому настаиваю на вашем пребывании здесь.

Я пожал плечами.

5 декабря. С помощью обслуживающего персонала президент знакомится с обстоятельствами своей частной жизни, предметами личного обихода. «Выпадение памяти» исчезает довольно быстро. Одна проблема, весьма щепетильная и грозившая роковыми последствиями, вчера неожиданно разрешилась на редкость удачно. Высокомерные, но осторожные расспросы быстро прольют свет на мелкие, тем не менее, существенные события, происшедшие недавно. Однако выспрашивание о делах, обстоятельствах и фактах более отдаленного прошлого может привести к провалу.

Положение становилось опасным, когда мне вдруг пришла мысль, что диктатор, наверное, вел нечто вроде дневника и вряд ли держал его в официальном архиве вместе со старыми документами. Должно быть, он хранил его где-то под рукой. В спальне мы сравнительно легко нашли скрытый сейф, но не сумели разгадать сложной комбинации букв его замка. Я даже испугался, когда в ответ на мое шутливое замечание о том, что, мол, его превосходительству этого-то как раз и не следовало забывать, он в гневе заскрежетал зубами и накричал на меня, велев замолчать. На сей раз мы с ним не перемигнулись…

Большой беды в том, что президент сломает замок своего личного тайника и велит сделать новый, разумеется, не было, но мы остерегались случайных неприятностей.

И вот тут у него возникла хорошая идея. Он ощупал мундир, в котором его привезли в институт, и в тайном кармашке нашел крошечный блокнот. Мы взволнованно, но безуспешно перелистывали его, пока не заметили, что уголок обложки слегка отклеился. Сорвав тонкую бумажку, среди множества цифр непонятного происхождения и назначения мы нашли и комбинацию букв. Тотчас попытались открыть сейф, но, к нашему величайшему изумлению, ничего не вышло. Мы сидели в недоумении, как вдруг я вскочил словно ужаленный. Взяв из рук президента книжечку, я попробовал открыть тайник, набирая буквы справа налево. Сейф распахнулся. Весьма простая хитрость.

— Господин профессор, вы величайший человек! — с воодушевлением воскликнул президент, будто я совершил крупнейшее в мире открытие. У меня вертелась на языке благодарность за столь милостивое признание, но я вовремя проглотил слова. Во-первых, потому, что его восторг был искренним, во-вторых, потому, что я и сам обрадовался успеху.

Мы действительно узнали о многом, что до сих пор было неизвестно внешнему миру. Это оказалось весьма полезно. Между прочим, выяснили и настоящее имя диктатора, происхождение его семьи и то, что домоправительница действительно была родственницей и возлюбленной Кабана.