Адвокат Империи 17 (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 28

— Ну, не буду отрицать, что-то такое у меня в голове мелькало. Всё-таки одно дело — ваш сын. И совсем другое — какой-то залётный без пяти минут граф со стороны.

— Дело в том, Александр, что, во-первых — давай будем честны, ты не совсем «какой-то залётный граф со стороны», — на этих словах рот Павла изогнулся в ироничной улыбке. — Мы с тобой оба это знаем.

Ясно. Очередной намёк на мою связь с Разумовскими.

— А во-вторых?

— Для Романа ты являешься другом. И, судя по всему, куда более важным, чем вам обоим кажется. Я хорошо знаю своего сына и вижу это. И когда он заменит меня, ему будут нужны верные люди. Те, кому он сможет доверять, Александр.

Так, а вот это любопытный разворот.

— А вы считаете, что он может мне доверять?

— А это ты мне скажи, Александр, — усмехнулся Лазарев. — Может ли Роман, мой сын, тебе доверять?

Первый же порыв сразу же подтвердить это заявление я подавил в зародыше. И нет, не потому, что это было не так. Чтобы там не считал себе Лазарев, сам я действительно считал Романа другом. И я мог ему доверять. Не полностью, разумеется, но в достаточной мере. Как и он мне.

Тут дело в другом. Можете назвать меня параноиком, но я готов дать голову на отсечение, что сидящий рядом со мной аристократ сейчас проверяет меня. Как и для чего — без понятия. Но вот ощущение было прямо стойкое.

И судя по усилившейся улыбке Павла, он понял, что я, так сказать, понял.

— Вот поэтому, Александр, я и сделал то, что сделал. Дмитрий всегда был человеком, который строго придерживался своих собственных правил и принципов в ведении бизнеса. И если он вёл с кем-то дела, то всегда делал это открыто. Возможно, именно по этой причине мы с ним в своё время и не сошлись в… пожалуй, лучше всего будет сказать, что мы не сошлись во взглядах. Тем не менее он умён. Это я признавал всегда. И он не может не обратить внимания на всё то, что я ему сказал. И поэтому, если сегодня или же в течение ближайших трёх дней он не сообщит тебе о нашем разговоре, то я бы на твоём месте задумался.

— Или же он просто сочтёт его недостойным упоминания, — пожал плечами.

— Или же так, — не стал спорить со мной Лазарев. — Как и я сказал, Александр. Наше с тобой общение в прошлом показало мне некоторые…

— Ошибки?

— Скорее неверно сделанные выводы, — поправил меня Лазарев. — И я очень хотел бы, чтобы в будущем мой сын избежал подобного. Чтобы он избежал того вреда, который я мог нанести. А учитывая наше будущее, думаю, что всем нам понадобиться, чтобы рядом был человек, на которого мы могли положиться в трудную минуту…

Спустя пару минут машина остановилась на том же самом месте, откуда Лазарев забрал меня — прямо напротив принадлежащий Браницкому высотки и совсем рядом с моей собственной машиной.

— Александр, — позвал меня Лазарев, когда я выбрался из машины на улицу.

— Ваше сиятельство?

— Нам нет нужды быть врагами. Да, друзьями мы с тобой никогда не станем, но и враждовать нам смысла нет. Как я и сказал в тот вечер, я считаю наш с тобой… конфликт закрытым. Я совершил ошибку и признал это. Я смогу жить с тем, если ты и дальше будешь плеваться от одного моего имени. Но я не хочу, чтобы наша с тобой вражда повредила будущему моей семьи. По крайней мере я считаю именно так.

— Я подумаю над вашими словами, — пообещал я, на что получил короткий кивок в ответ.

Стекло поднялось, и машина Павла мягко тронулась с места.

А я остался стоять. Прокручивал диалог в голове, пытаясь понять — правда ли всё было так просто, или здесь есть второе дно.

С другой стороны, имелось кое-что ещё. Например — найти для себя ответ на один очень странный вопрос, который не давал мне покоя большую часть разговора.

Кто за мной следил?

Потому что я на сто процентов был уверен, что-то пристальное внимание принадлежало не водителю Павла, а кому-то другому…

— Ещё что-нибудь?

— Нет, ваше высочество, — покачал головой его помощник. — Все отчёты здесь. Если что-то изменится, то я вам сразу же сообщу.

— Тогда ты свободен, Арсений, — проговорил Николай, скользя глазами по бумагам и даже не обратив внимания на короткий поклон своего подчинённого.

Последние месяцы выдались… сложными. Пожалуй, что это было наиболее щадящее определение из тех, которые он мог бы подобрать, чтобы не назвать произошедшее за это время полным кошмаром.

Впрочем, как это часто бывает, в сложившейся ситуации имелись и свои плюсы.

Плюс номер один — похоже, что Рахманов свыкся со своей стезёй, окончательно начав вливаться в аристократическое общество.

Наблюдающие за ним люди уже сообщили Николаю, что молодой человек постоянно находился в разъездах, во встречах, посещая то одного аристократа, то другого. Они же и сообщили Меньшикову, чем именно тот сейчас занимался.

Собственная адвокатская фирма. Одной только мысли об этом для Николая было достаточно, чтобы рассмеяться. Зачем? Для чего? Всё, что требовалось Рахманову — просто прийти к ним и согласиться заниматься тем, чем ранее занимался его отец. Ему бы выделили содержание. Дали бы землю. Собственное поместье, куда более соответствующее статусу имперского графа, нежели комнатушка в здании над баром, где он жил сейчас. В среде высокого общества уже пошли редкие слушки и пересуды, что один из них довольствуется жизнью чуть ли не бездомного.

Подобные обсуждения крайне смешили Николая. Успевший «насладиться» личным общением с Рахмановым и прочитавший по меньшей мере шесть отчётов по его психопортрету, Меньшиков уже пришёл к некоторым выводам. И один из них заключался в том, что всё, что сдерживало парня на данный момент — отсутствие обширных ресурсов.

И нет — это не означало, что имейся они у него, Рахманов тут же засунул бы всех себе за пояс. Нисколько. Трезвый расчёт показывал, что в данный момент Рахманов не сможет потягаться с зубрами наподобие Лазарева в глобальном плане. Там, где он выигрывал точечно, такие люди играли на победу в целом. Но…

Дадим ему время, — решил для себя Николай. Это будет по меньшей мере интересно.

Впрочем, возвращаясь к возможности получить всё на блюдечке с голубой каёмочкой — тут князь считал себя реалистом, а потому никогда бы не поверил в то, что Рахманов когда-либо согласится на нечто подобное. Именно он предложил Императору дать парню личный титул. Без каких-либо дополнительных наград и преференций. Просто потому, что прекрасно знал — тот открестится от них, как от чумы.

Да и после Нового года прошло уже достаточно большой количество времени, чтобы у простых обывателей начал теряться интерес к персоне Рахманова. Вероятно, потому, что у них складывалось мнение, что молодой парень банально ничего из себя не представлял.

Большая ошибка, опять-таки, как казалось лично Николаю. Впрочем, она шла ему только на руку. Самое главное в текущей ситуации — Распутин. Точнее, Распутины.

Несмотря на то, что развернувшуюся в клинике в тот день трагедию Меньшиков считал своим личным поражением и, вероятно, огромнейшей ошибкой — в конечном итоге от гнева Императора его спасло две вещи. Три, если быть точным. Самое важное — несмотря на большое количество жертв среди персонала самой клиники, в этот день Империя потеряла одного лишь Григория.

Потеря, вне всякого сомнения, огромная и тяжёлая… но в итоге обернувшаяся плюсом для государства. Глупая и остервенелая упёртость Григория в нежелании заново вступить в брак после смерти своей жены выводила Николая из себя. Старый дурак буквально зарабатывал себя до смерти, совершенно не обращая внимания на то, что вместе с ним Империя потеряет крайне сильный дар. Только лишь удача и вмешательство Рахманова спасли Реликвию их рода в тот день.

И теперь она находилась в руках человека, который мог продолжить род. Более того, насколько сообщали приставленные к молодому графу люди — у него уже имелась избранница. Девушку, разумеется, уже проверили, и на данный момент её вполне себе можно было бы счесть достойной кандидаткой для того, чтобы род Распутиных мог наконец продолжиться.