Младший брат человека - Гансовский Север Феликсович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/4
• Следующая

Но это впечатление пропадало, когда мы с Виктором смотрели на него издали. Тогда он выглядел вполне компактным, собранным и очень гармонировал с полутундровым пейзажем — с мелким леском, кустарником, снежными сугробами и серым низким небом.

Глядя, как он обламывает елки, я вспомнил, что в первый день, когда я вышел на равнину к горе, там были такие же деревья с обломанными верхушками. Но тогда я не обратил на это внимания.

Кстати, мамонту не нравилось, если я подходил к нему сзади. Это было единственное, чего он не любил. Тотчас шерсть на спине приподнималась, и он поворачивался ко мне боком.

Один раз я сломал молоденькую еловую ветку и подал ему. Он ее подержал и бросил.

На самом конце хобота у него был отросток, напоминающий палец.

Вечером второго дня, когда мы развели костер, мамонт снова подошел к нам и грел над огнем хобот.

Конечно, это была удивительная картина: мы двое на расстеленном парашюте, поджаривающие куски лосиного мяса, и над нами мамонт, который качает хоботом, — огромная, заросшая мехом махина, живой делегат Природы, Вечности, первобытного доисторического прошлого.

Странно, но мы как-то очень уютно и покойно чувствовали себя в тайге. По всей вероятности, присутствие этой огромной глыбы жизни казалось нам гарантией того, что мы и сами не погибнем здесь, в долине.

У Виктора перестала болеть нога — как-то умялась в самодельных лубках. И мы все время рассуждали о том, как доберемся до Акона, сообщим о мамонте в Москву, в Академию наук, и вернемся сюда с большой экспедицией…

К ночи погода испортилась. Вечер был очень теплым — необычайно теплым для этого времени года, — но вдруг резко похолодало. Начался ветер, через сугробы потянулись струи поземки, костер стало задувать.

И мамонт тоже забеспокоился. Он тревожно топтался, несколько раз поднимал хобот вверх, принюхиваясь к чему-то. Маленькие уши оттопырились.

Потом вдруг в монотонный вой ветра вплелся низкий, долгий звук. Опять как гудок далекого парохода. Мы даже не сразу поняли, что это такое. Низкий печальный звук, возникший где-то далеко за окружавшими нас освещенными костром елками, во мраке, за сугробами и холмами заброшенного края.

— Мамонт! — первым догадался Виктор. — Понимаешь, другой мамонт. Где-то там.

Я вскочил. И Виктор тоже приподнялся, опираясь на локти.

Мы оба почему-то считали, что наш мамонт — единственный оставшийся на земле. Очевидно, оттого, что он казался нам очень древним.

Теперь выходило, что он не один в долине. Может быть, целое стадо.

Наш мамонт тоже услышал призыв своего собрата. Он поднял хобот, задрал его к небу и испустил ответный длительный рев. Он волновался, кивал головой, раскачивался, переступал передними ногами, один раз чуть не угодил в костер.

Снова издали раскатился пароходный гудок.

Мамонт неуклюже попятился от костра, повернулся и, ломая ветки, пошел в лес, в темноту. Некоторое время до нас доносился шум его движения, потом это стихло.

И тогда мы с товарищем переглянулись и двинулись вслед за ним. У нас уже было к этому времени приготовлено из веток что-то вроде саней. Я впрягся и потащил Виктора.

Теперь мне опять-таки трудно объяснить себе логически, почему мы не стали дожидаться утра. Скорее всего, считали, что там, вдали, куда ушел наш мамонт, должно случиться что-то важное, чему нам надо быть свидетелями. Может быть, бой исполинов, может быть, что-то другое.

Это была трудная ночь. Ветер быстро усилился и превратился в бурю. Откуда-то из темноты вырывались и летели навстречу струи снега, слепили глаза и резали щеки и лоб. Кругом все кипело, стонало, выло. Казалось, будто весь мир взбесился, двинулся с места, пустился в какую-то сумасшедшую пляску и нигде на земле уже не может быть покойного, защищенного от ветра теплого местечка.

Я думаю, что нас спасло в эту бурю как раз то, что мы двигались. Останься мы у костра, нас занесло бы снегом.

Ветер свистел и выл, и сквозь этот свист все время доносился рев мамонтов, тревожащий и печальный. Оттого, что он так походил на гудок парохода или даже заводской гудок, казалось, что где-то вдалеке происходит кораблекрушение, наводнение, какая-то огромная катастрофа и эти настойчивые звуки все просят и просят о помощи.

Несмотря на темноту, глубокие следы мамонта были видны хорошо, хотя их довольно быстро заносило снегом.

В конце концов мы поняли, что должны двигаться, просто чтобы не замерзнуть. Я падал, вставал и снова падал. Виктор помогал мне, отталкиваясь большим суком, и так мы тащились и тащились и через несколько часов из мелколесья выбились на равнину.

Она и сейчас стоит у меня перед глазами. Взбаламученное непогодой движущееся снежное море.

Следы здесь кончились, их совсем замело.

Буря начала стихать, осталась только поземка, которая не выше пояса все змеила и змеила белые струи. Небо быстро очистилось, из-за тучи вдруг низко выглянула луна, осветила синие снега, холмы вдали и равнину с черными перелесками.

А рев мамонта донесся откуда-то совсем близко.

Всматриваясь, мы увидели впереди, метрах в тридцати, какую-то темную массу. Из-за неверного лунного света, из-за поземки она представлялась то движущейся, то стоящей неподвижно.

Я взял сани с Виктором и потащил их.

Даже и теперь мне больно рассказывать о том, что было дальше.

Все ближе и ближе мы подходили, с трудом преодолевая каждый метр и увязая в сыпучем снегу.

Впереди был мамонт, но какой-то уменьшившийся, низкий. Мелькал хобот, но и он был странный, как бы раздвоенный. Шла какая-то борьба, и еще метров за десять мы услышали тяжелое дыхание зверя.

Я подтащил Виктора еще ближе. Странно, но мы совсем не испытывали страха. Только какую-то настойчивую тревогу.

Это был наш мамонт. Он провалился в снег больше чем на половину роста, выше брюха. Снаружи были морда с хоботом, клыки, плечи, спина со встопорщившейся шерстью. Сначала я подумал, что он просто старается выбраться из снега, но это было не так. Очень скоро мы с Виктором разглядели, что рядом с нашим мамонтом темнеет спина еще какого-то огромного животного.

Бой? Схватка?

Нет, это оказалось не схваткой. Второе животное тоже было мамонтом, но без клыков. Очевидно, самкой. Она провалилась еще глубже самца — могучие плечи были уже вровень с поверхностью снега.

Звери не дрались, хотя их хоботы все время сталкивались и переплетались. Казалось, гиганты заняты какой-то общей работой — стараются выгрести снег, который поземка все насыпала и насыпала между ними.

Я подобрался совсем близко, так что пар от дыхания зверей касался лица.

Они выгребали не снег. Меня вдруг ударило по сердцу. Там, в снежной яме, между двумя огромными телами, было еще одно, меньше. Детеныш, которого они пытались вытащить, с каждым движением сами увязая все глубже.

Рядом с нами погибала последняя, может быть, семья мамонтов на нашей планете.

По всей вероятности, первым попал в яму маленький. Самка хотела его вытащить и тоже начала увязать. Тогда она позвала на помощь. А теперь здесь погибал и наш мамонт.

Позже, месяца через два, мы с Виктором много раздумывали о том, как это получилось. Сначала решили, что семья исполинов просто провалилась в какую-нибудь яму или овраг. Но потом мы поняли, что дело обстояло сложнее. Веками обитавшие в замкнутой долине мамонты, вероятно, знали ее достаточно хорошо и, будучи умными и осторожными животными, не попались бы в ловушку. Пожалуй, дело в том, что весь этот край десятки тысячелетий назад был зоной распространения ледника. Потом ледник отступил, оставив за собой в низких местах большие массивы льда. На этот лед с гор и холмов скатывались камни и почва. За сотни и тысячи лет образовался слой, на котором выросли трава, кусты, даже деревья. Но под ними весенняя вода вымывала во льду предательские пустоты. Скорее всего, подземная пещера и сейчас была причиной трагедии…

Между тем рядом с нами развертывалась именно трагедия.

• Предыдущая
• 3/4
• Следующая