Задание: Токио - Айронс (Эронс) Эдвард Сидни - Страница 3

• Предыдущая
• 3/40
• Следующая

Маленькой художницы там не оказалось.

Минут пятнадцать Сумида тщетно обшаривал песчаные дюны. Со стороны деревни донеслись громкие вопли и жалобные причитания. Сумида увидел санитаров, которые несли на носилках очередную жертву гибельного мора. Сумида поспешно подбежал к ним и посмотрел на больного. На носилках хрипел и корчился старый рыбак. Его жена с искаженным горем лицом семенила за носилками, заламывая руки и горестно стеная.

Девушки на берегу не было.

Как она могла исчезнуть из тщательно охраняемой зоны карантина?

Сержант Сумида остановился и закурил сигарету. Потом закашлялся. Стоя перед зданием местной префектуры, он посмотрел на циферблат дорогих часов "сейко". Ждать больше он не имел права. Он снова закашлялся, сердито отбросил сигарету и решительно зашагал к единственной в деревне телефонной будке, располагавшейся напротив полицейского участка. Со звонком в Токио тянуть было нельзя.

После промозглого тумана Сумиде показалось в будке жарко и душно. Он порылся в карманах в поисках мелочи и уронил несколько монеток на пол. Нагнувшись, чтобы поднять их, Сумида, к своему удивлению, почувствовал, что у него кружится голова.

Сержант накрутил диск и несколько секунд спустя в его ухо ворвался четкий, деловитый и нетерпеливый голос майора Теру Яматои:

– В чем дело, Сумида? Вы пьяны?

– Нет, майор, клянусь, что не пьян. Я только... проводил досмотр в деревне – все.

– Зачем?

– Одна девушка... гость Хатасимы... Похоже, что она исчезла. Возможно, она просто забрела на берег в горячечном бреду и умерла. Или зашла на мелководье, а отлив увлек ее в море.

– Она была больна?

– Да, Яматоя-сан. Но, по словам медсестры, ей стало лучше.

– Судя по имеющимся у меня донесениям, этот вирус смертелен для всех, кто с ним соприкасается.

– Да, но... Йоко Камуру – она выздоравливала...

– Камуру? Художница?

– Да, она самая, Яматоя-сан. Я ее найду... Ее или ее труп. Обещаю... – Сумида утер со лба капельки пота. Внезапно он почувствовал, что весь вспотел – лицо, грудь, живот, даже мошонка... Сумида глубоко вздохнул. – Я также проверил канистру. Врачи ее припрятали. Надпись на ней сделана латинскими буквами, но сказать определенно, что она американская, я не берусь. Я сфотографировал ее с разных сторон. Рыбак, который нашел и раскрыл эту канистру, уже мертв. Допросить его мне не удалось. Но сомнений в ее лабораторном происхождении у меня нет. Это безусловно бактериологическое оружие, микробная бомба...

– Бомба?

– Что-то в этом духе, Яматоя-сан.

– Я вас не понимаю, Сумида. Перестаньте мямлить и скажите четко и ясно.

– Слушаюсь, Яматоя-сан. Только что умерли еще двое: американец по имени Генри Лэмсон и японец, которого вы заслали в американскую секцию "К"...

– Мока. Так его звали. Вы его знаете.

– Да, Яматоя-сан. Должно быть, этот американец, Дарелл прислал их разнюхать, в чем дело. Наверно, американцы понимают, что у них рыльце в пушку. Хотели выяснить, точно ли это их бомба. Но они оба умерли. Все здесь умирают. Врачи говорят, что вся Хатасима обречена.

– Вы уверены, что это Мока и Лэмсон?

– Да, Яматоя-сан.

– Очень хорошо. Вы можете идти отдыхать, Сумида.

– Слушаюсь, Яматоя-сан. Не знаю, что... Мне немного не здоровится. Это, конечно, не чума, ведь я силен, как бык, вы знаете... Я не смел бы подвести вас и подцепить такую болезнь, но я... Я...

Сумида закашлялся. К горлу подступил комок, мешающий дышать. Горло стиснул железный кулак. Сумида выронил телефонную трубку и согнулся пополам. Он судорожно пнул ногой дверь будки, чтобы впустить внутрь свежий воздух, но потерял равновесие, пошатнулся и ничком рухнул прямо в уличную грязь. С усилием привстав на колени, он вцепился руками в горло, тщетно пытаясь выцарапать невидимый комок. Он снова закашлялся и с изумлением увидел, как изо рта хлынула кровь.

Сержант Сумида опустился на четвереньки и медленно пополз к рыбохранилищу.

На полпути он умер.

– Вас снова требуют из посольства, – сказала мисс Прюитт.

– Пусть подождут.

– Они звонят по кодированному телефону.

Дарелл бросил последние бумаги в выдвижной ящик стола и откинулся на спинку вращающегося стула. Дождь не унимался. Стрелки часов показывали десять минут десятого. Местные завсегдатаи увеселительных заведений уже возвращались домой к женам, татами и последней рюмке, тогда как набитые долларами туристы все еще бродили по улицам, привлеченные броскими и заманчивыми вывесками ночных клубов, сулящими райские наслаждения.

– Снова Мелвин Каммингс? – спросил Дарелл.

– Да, сэр. Очень срочно. Как и в прошлый раз.

– Ничего, не обращайте внимания. От Генри Лэмсона или Моки что-нибудь поступило?

– Нет.

– Вы пытались связаться с ними по рации?

– Да, сэр. Ни единого позывного. – Мисс Прюитт выглядела такой же свеженькой и аккуратной, как и утром. – Или они сбились с волны, или потеряли свои приемники. Надеюсь, что я ошибаюсь – эти приемники обошлись нам в целое состояние.

– Что вы думаете по поводу Моки?

– Он из японской службы безопасности, человек майора Яматои. Эл... Мистер Чарльз был в курсе дела, но воспрепятствовать этому не смог. Мы просто старались вести себя осторожнее. – Мисс Прюитт помолчала. – Не беспокойтесь на его счет. У нас имеется подробное досье, в котором вы найдете любые интересующие вас сведения.

Дарелл хмуро посмотрел на темные окна. Неоновые рекламы, отражаясь в каплях дождя, растекались по стеклу разноцветными амебами.

– А как насчет Билла Черчилля? – поинтересовался Дарелл.

– От него тоже ничего нет.

– А где Синье?

– Джо? Внизу в лавке. Ждет, чтобы доставить вас на машине в посольство.

– Значит, за исключением нас с вами и Джо, рассчитывать нам больше не на кого?

– Ну, я бы так все-таки не говорила, – замялась мисс Прюитт.

– А как, Лиз? Что бы вы сказали, на моем месте? – Дареллу вдруг захотелось поддеть ее; он страшно нервничал, чувствуя себя неуютно на столь непривычном месте, и был готов отыграться на ком угодно. – Билл Черчилль застрял в горах над Хатасимой, Хэнк и Мока, судя по последнему донесению, проникли в деревушку. Учитывая, что Билла Черчилля, при всем уважении, к профессионалам отнести нельзя...

– Черчилль, если не ошибаюсь – ваш старый друг?

– Да, кивнул Дарелл.

– Сэр, в посольстве очень...

– Через пятнадцать минут, – отрезал Дарелл.

Дарелл был крупный, мощного сложения мужчина с густыми черными волосами, на висках подернутыми сединой. В его обветренное лицо въелся бронзовый загар, приобретенный в малайских джунглях и песках Сахары. В минуты гнева его синие глаза устрашающе темнели. Сейчас, например, они казались почти черными. Двигался он с кошачьим проворством. Его тело было иссечено доброй дюжиной шрамов – памятками со всех концов света: закоулка в Карачи, парижского метро или пустоши Калахари.

Порой Дарелл начинал представлять себя машиной – роботом, которым умело управлял маленький седовласый человечек по имени Дикинсон Макфи. Генерал Макфи стоял во главе печально знаменитой секции "К", одного из самых оперативных подразделений Центрального разведывательного управления. Дарелл уже так давно участвовал в боевых операциях, что психологи-аналитики из дома номер двадцать по Аннаполис-стрит в Вашингтоне, в котором располагалась штаб-квартира секции "К", всякий раз, когда речь шла о возобновлении его личного контракта, проявляли серьезную обеспокоенность относительно шансов Дарелла остаться в живых. Шансы уже давно приближались к нулю, однако Дарелла это ничуть не беспокоило. Он знал, что его досье были отмечены красной наклейкой "подлежит уничтожению" не только в доме номер два на площади Дзержинского в Москве – цитадели зловещего КГБ, но и в мрачных лабиринтах Черного дома – разведывательной секции Л-5 в Пекине. Дарелл криво усмехнулся, представив, насколько разбухли эти досье за последние годы.

• Предыдущая
• 3/40
• Следующая