Берия, последний рыцарь Сталина - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 36

з) группа по внедрению в серию авиадизеля АН-1 (при заводе № 82).

Как видим: авиация, военно-морской флот, боеприпасы, химзащита… сколько народу из важнейших оборонных отраслей вместо того, чтобы работать, сидит. Не каждый враг сумеет нанести такое опустошение.

Но вернемся к Туполеву. Осенью 1938 года его перевели в бывшую трудовую колонию в поселке Болшево, и вскоре последовало задание от Берии: разработать четырехмоторный пикирующий бомбардировщик. Задача была технически невыполнимой, о чем Туполев и сообщил наркому. После он рассказывал своим товарищам:

«Мой доклад вызвал у Берии раздражение. Когда я закончил, он взглянул на меня откровенно злобно. Видимо, про ПБ-4 он наговорил Сталину достаточно много, а может быть, и убедил его. Меня это удивляло, из прошлых приемов у Сталина я вынес впечатление, что он в авиации если не разбирается, как конструктор, то все же имеет здравый смысл и точку зрения. Берия сказал, что они со Сталиным разберутся. Сутки я волновался в одиночке, затем был вызван вновь. “Так вот, мы с товарищем Сталиным еще раз ознакомились с материалами. Решение таково: сейчас и срочно делать двухмоторный. Как только кончите, приступайте к ПБ-4, он нам очень нужен”. Затем между нами состоялся такой диалог:

Берия: Какая у вас скорость?

Я: Шестьсот.

Он: Мало, надо семьсот! Какая дальность?

Я: Две тысячи.

Он: Не годится, надо три тысячи. Какая нагрузка?

Я: Три тонны.

Он: Мало. Надо четыре. Все! (Обращаясь к Давыдову): Прикажите военным составить требования к двухмоторному пикировщику. Параметры, заявленные гражданином Туполевым, уточните в духе моих указаний».

Тут, конечно, много вопросов. У кого и при каких обстоятельствах родилась идея четырехмоторного пикировщика? Что это за материалы, с которыми знакомились Берия со Сталиным? Вероятнее всего, материалы разведки, иначе, если эту работу уже вел кто-то в Союзе, то какой смысл поручать ее другим?

Вскоре Туполева и его группу перевели из Болшева в Москву, в здание конструкторского отдела сектора опытного самолетостроения ЦАГИ. Кроме них, там работали группы Петлякова и Мясищева. В этой «шарашке» родились такие самолеты, как пикировщик Пе-2, дальний высотный бомбардировщик ДВБ-1, Ту-2. Работали над ними как заключенные, так и вольные специалисты. Отдельным пунктом в приказе об организации «шарашек» говорилось: «Особое техническое бюро привлекает для работы в группах вольнонаемных специалистов, в первую очередь, из числа молодых специалистов». Это особое попечение о молодых было всегда характерно для Берии.

…Между тем, дела арестованных конструкторов двигались своим загадочным путем. 28 мая 1940 года Туполеву объявили приговор – 15 лет лагерей. (Интересно, отказался ли он, в конце концов, от своего признания?) 2 июня 10 лет получил Петляков. Примерно в течение двух недель все их работники узнали свои приговоры – от 5 до 15 лет.

Через полтора месяца – 25 июля – Петляков был амнистирован по ходатайству НКВД, подписанному Берией, и в январе 1941 года уже удостоен Сталинской премии. Вместе с ним были освобождены еще 18 человек, в том числе и конструктор Мясищев.

Летом 1940 года вышел на свободу и Туполев, а с ним еще 32 человека. Из прочих большая часть была освобождена в 1943 году, остальные получали свободу с 1944 по 1948 годы. По-видимому, через амнистию провести все это было проще. Тем более, что, как показывает пример того же академика Сахарова, научная работа никоим образом не препятствует тому, чтобы лезть в политику. Скорее, наоборот…

«Туполев, Королев, Мясищев, Минц, многие другие люди, ставшие жертвами репрессий, рассказывали мне о роли моего отца в освобождении советских ученых… и до моего ареста, и позднее, когда отца уже не было в живых, – говорит Серго Берия. – Какая нужда была этим людям что-то приукрашивать? Они считали, что их спас мой отец. Двурушничать передо мной в той обстановке им не было никакого смысла. Напротив, их заставляли давать показания на отца…

Возьмите любое “дело” тех лет. В каждом непременно найдете визу наркома, другого ответственного работника. Скажем, если ученый был из наркомата авиационной промышленности, резолюцию накладывал нарком этой отрасли. Знаю, что единственным человеком, не завизировавшим своей подписью ни один подобный документ, был Серго Орджоникидзе…

Никто не может опровергнуть такой факт: во время войны в тех отраслях, которыми руководил Берия, не было ни одного ареста, ни одного снятия с должности… И совсем не потому, что не пытались это делать. Пытались. Но отец санкции не давал, требуя у органов реального обоснования обвинения. Другие поступали иначе. Когда с такими предложениями приходили к Ворошилову, тот подписывал тут же или сам садился писать… И не он, к сожалению, один.

– Дайте мне факты, что этот ученый действительно сотрудничает с разведкой, а не рассказывайте, что он английский шпион, – говорил отец…

Почитайте материалы Пленума ЦК, где его обвиняли в том, что он прикрывал политически не преданных людей. Такие обвинения звучали и раньше, но отец был последователен:

– То, что этот ученый считает, что мы сволочи, это его личное дело, но ведь работает он честно?

Эти принципы он исповедовал на протяжении всей жизни…»

Эта история относится к разряду тех, которые «все знают». К сожалению, по этой причине мало кто задумывается о ее достоверности.

Тут можно привести родственную историю. Вот уже сорок лет «все знают» о том, что Рихард Зорге буквально до последних дней слал в Центр радиограмму за радиограммой, предупреждая о близящемся нападении Германии. «Война начнется 22 июня!» – кто не читал об этом его отчаянном вопле в эфир. И лишь в последние годы, когда были опубликованы подлинные радиограммы советского разведчика, стало ясно, что всех этих предупреждений… просто не было! В середине 60-х годов, пользуясь конъюнктурой, их выдумали журналисты!

Так и тут: еще вопрос – существуют ли эти резолюции на донесениях, да и сами донесения? Дело в том, что публикации последних лет неопровержимо доказывают: нападение Германии на СССР не было неожиданностью, более того – войска пограничных округов за несколько дней до 22 июня получили приказы о соответствующей подготовке к нападению. Так что подобных резолюций быть не могло – это либо очередная байка, либо фальшивка. Деканозов же был одним из людей Берии, которому нарком доверял и который по этой причине был расстрелян в 1953 году, как один из членов его команды.

За два года, проведенных у власти в НКВД, Ежов сумел почти полностью разгромить внешнюю разведку. Ее работники, так же как латыши и поляки, были особенно уязвимы для чекистов-инквизиторов. За это время из 450 сотрудников ИНО было репрессировано 275 человек – около 60 %, в том числе и те, кто работал за границей. Если кто из заграничных работников уцелел, то лишь по причине самоотверженности работавших в Центре – те, уже видя над головой занесенный меч, берегли и прятали загранработников, особенно нелегалов, «золотой запас» любой разведки.