Земля Богородицы - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 3

«Василий Иваныч, ты за большевиков или за коммунистов?»

Сейчас, в связи с общей направленностью политики, все больше сюжетов в телепередачах посвящено Православию, на важных мероприятиях всенепременно присутствует священнослужитель. Как же, как же – это ведь наше, национальное…

Какая горькая насмешка – самую вненациональную религию мира, христианство, подавать как национальный колорит!

Преимущество Православия в том, что это очень красивая религия. В том же самом и его беда. Золото куполов, парча облачений, красота богослужения служат замечательным обрамлением веры, если смотреть на все это изнутри. Но если подойти снаружи, со стороны – а большинство людей сейчас именно так и подходит к храму – то все это внешнее великолепие заслоняет ту суть христианства, которая находится в его сердце. И тогда очень легко может совершиться простая подмена – когда видимое заменяет сущее.

Об этом пишет о. Андрей Кураев.

«Вспомним, чем искушает антихрист христиан на “Восьмом Вселенском Соборе” в “Трех разговорах” Владимира Соловьева. По догадке Владимира Соловьева, мечта антихриста – запереть Православие в ритуально-этнографический заповедник. Антихрист, провозгласивший себя президентом земного шара, надеясь купить благорасположение православных, обращается к ним с такими словами: “Любезные братья! Знаю я, что между вами есть и такие, для которых всего дороже (курсив А. Кураева) в христианстве его священное предание, старые символы, старые песни и молитвы, иконы и чин богослужения. И в самом деле, что может быть дороже (курсив А. Кураева) этого для религиозной души? Знайте же, возлюбленные, что сегодня подписан мною устав и назначены богатые средства Всемирному музею христианской археологии… с целью собирания… и хранения… памятников церковной древности… Братья православные! Кому по сердцу эта моя воля, кто по сердечному чувству может назвать меня своим истинным вождем и владыкою, пусть взойдет сюда!”»[6]

Чуете, в чем подмена? Если для христианина всего дороже храмы, молитвы, иконы, богослужения, то не христианин он вовсе, а самый обычный язычник – идола ведь можно сделать и из иконы, и из креста. Идола можно сделать из чего угодно.

Об этом жестко, даже жестоко пишет протоиерей Александр Шмеман: «Под этим златотканым покровом христианского мира, застывшего в каком-то неподвижном церемониале, уже не остается места простому, голому, неподкупно-трезвому суду простейшей в мире книги… Где сокровище ваше, там и сердце ваше».[7]

Он и прав, и не прав одновременно. В тексте, из которого взята эта цитата, говорится о христианстве тех времен, когда оно было государственной религией. Да, так было, этого и церковные историки не отрицают, и было почти на нашей памяти – в России начала ХХ века, в которой Церковь служила этаким «департаментом благочестия». Но пришли другие времена, когда церемониал отменили, а златотканый покров разорвали на портянки. И вдруг из недр этого формального, бюрократического государственного института поднялся сонм мучеников и исповедников, которые, как оказалось, отлично помнят, где их сокровище. Сохранилось свидетельство расправы большевистского отряда со священниками в 1919 году. Все было очень просто. Приставляли револьвер к виску: «Бог есть?» «Есть». Выстрел.

А ведь все эти люди воспитывались как священнослужители государственной, торжествующей церкви, их не готовили к тому, чтобы стать мучениками, даже мысли в их семинарские годы не было о том, что такое возможно. Откуда что взялось?

…Тем не менее для большинства людей Православие ассоциируется именно с золотом, парчой, куполами и всей прочей красотой, то есть как раз с тем, о чем говорил и антихрист. Против такого подхода выступает, например, английский писатель Честертон, который устами своего знаменитого героя отца Брауна говорит: «Если вы не понимаете, что я готов сровнять с землей все готические своды в мире, чтобы сохранить покой даже одной человеческой душе, то вы знаете о моей религии еще меньше, чем вам кажется».[8]

Это, конечно, поэтическое преувеличение. В реальности это сделать невозможно, поскольку тот, кто разрушает «готические своды» ради покоя одной человеческой души, гораздо большее количество душ при этом лишает покоя. Точнее, в реальности подобное было сделано всего один раз, но не ради покоя, а ради спасения (хотя и отец Браун, надо полагать, имел в виду именно спасение – Честертон слишком понимающий человек, чтобы путать одно с другим).

Но вернемся к Владимиру Соловьеву. На речь антихриста отозвались многие. Половина староверов, более половины православных радостно приняли идею заповедника. И тут встал старец Иоанн и говорит, что всего дороже в христианстве сам Христос.

Это тоже понятно. Конечно же, в религии дороже всего тот бог, которому поклоняются ее адепты. С этим и антихрист согласится, он тоже не имеет ничего против того, чтобы его, любимого, его последователи провозгласили самым дорогим, что у них есть.

Вот только странный поступок совершил основатель христианства. Он не какие-то посвященные Себе «готические своды», а Себя – наивысшую ценность религии – отдал смерти, чтобы спасти человека. Именно человека, ибо спасение строго индивидуально, оно не бывает массовым. Как говорили в свое время западные проповедники: «Христос был распят за тебя!» Но ведь тот, кто приносит жертву, отдает менее ценное ради более ценного, не так ли? Так что всего дороже в христианстве?

А вот на это антихрист не пойдет никогда! Потому что придет он «во имя свое», то есть для себя. Он все может, и все у него есть, кроме одного – у него нет любви. А в основе и воплощения Бога, и распятия лежит: «Ибо так возлюбил Бог мир…»[9]

Однако и «готические своды», и золотые купола и кресты тоже имеют свою ценность – в той мере, в какой их возводила любовь людей к Богу. И нельзя разбросать камни, не растоптав при этом любовь. Но если «Бог есть любовь», то получается, что, разрушая храм, мы убиваем Бога. «Распинаем», – сказали бы в церковной проповеди.

Сейчас много всякого говорится о Православии и от имени православных. Иногда это вроде бы очень правильные вещи – и о «новом мировом порядке», и о глобализме, и о последних временах, и о судьбах России – такие вещи, с которыми спорить очень трудно. Нутром понимаешь – что-то здесь не то, какая-то подмена, – а какая именно, не ухватить.

А суть-то не в том, что говорится, а в том, как говорится и какие чувства вызывает. Ибо правда, сказанная со злобой, превращается в неправду. Ключ здесь может быть только один – бескомпромиссное и жесткое требование апостола Павла, одни из самых известных строк Нового Завета:

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая и кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.

И если я раздам все имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы».[10]

А дальше все просто. Как говорила девушка Маша в фильме «Формула любви»: «Когда любят – тогда видно…»

Оно, конечно, правильно. Корней держаться надо. Вот только каких корней?

Когда слышишь слова о «нашей старой вере», «нашем древнем благочестии», «древних распевах» и т. д., то звучит это забавно. Потому что, может, оно все и древнее – да не наше. Мы приняли веру уже в готовом виде, полностью сформировавшуюся, преодолевшую ереси и искушения – основная духовная история Православия, или, иначе, «греческой веры», прошла свой путь до крещения Руси и не на нашей земле. А мы, если будем двигаться дальше определенной точки в русской истории, то как раз влетим в самое махровое язычество.